Мне тут же становится легко – Тиррэн больше не вдавливает меня в кресло. Отшатывается назад, отступает на несколько шагов, раздражённо вытирает со рта капли крови, неверяще смотрит на кончики своих пальцев, выкрашенные в алый, затем на меня.
Его искажённое бешенством лицо частично скрыто светло-каштановыми прядями, но ярко-синие глаза полыхают ненавистью.
Морщусь от потока отборной брани, который обрушивается на меня. Вскакиваю с кресла, обхожу его и останавливаюсь позади. Теперь, когда нас разделяет хоть какая-то преграда, мне спокойнее, чувствую себя защищённо.
Вытираю рот тыльной стороной ладони и отточенными движениями застёгиваю крохотные пуговицы на груди. Раз, два, три, четыре, пять! Готово!
С опаской смотрю на Тиррэна, чьи глаза сузились в опасном прищуре. С уголка его рта стекает тонкая алая струйка. Внутри шевелится неуместная жалость: не слабо так я его прихватила!
Сжимаю руками резную спинку кресла. Гладкое позолоченное дерево скользит во влажных от волнения ладонях.
– Я просила тебя остановиться! – зачем-то оправдываюсь.
– Я и забыл, какая ты горячая штучка, Эйви! – усмехается он.
– Не трудись вспоминать! – мотаю головой, внимательно наблюдая за каждым его движением. – Я здесь только ради сына! Поэтому… никогда больше! Так! Не делай! Иначе…
– Иначе что? – дракон опасно прищуривается, чуть склоняет голову набок и принимается медленно обходить кресло. – Сама-то себе веришь? Для кого этот дешёвый цирк? Мужчина всегда чувствует, когда его женщина течёт. А ведь я человек только наполовину, Эйви, забыла?
Он прикрывает глаза и с наслаждением втягивает воздух хищными ноздрями.
– Ты охрененно пахнешь, Эйви, – проговаривает медленно и с расстановкой.
В синих глазах напротив – неотвратимость и мой приговор. Он не отступит сам и не даст уйти мне – понимаю отчётливо. Я сама виновата: проявила слабость, дала повод. И теперь, когда хищник почуял запах крови, он не отпустит добычу.
Не остановится, пока не возьмёт то, что считает своим!
Очень медленно, не спуская с меня глаз, Тиррэн начинает медленно огибать по дуге кресло, которое нас разделяет. Его стальные мускулы перекатываются под тонкой тканью рубашки. Чувствую себя ничтожной, хрупкой и беспомощной перед ним.
Во рту становится сухо, инстинкты обостряются.
Шаг, ещё один и ещё.
Мозг отчаянно ищет выход из заранее проигрышной схватки.
Впиваюсь ногтями в плетёную спинку кресла.
– Ты говорил, что не рассчитываешь на брак в полном смысле этого слова! – от осознания того, что я в ловушке, которая вот-вот захлопнется, меня начинает бить мелкая дрожь. – Ты обещал!
Выкрикиваю обвиняюще. Тиррэн не останавливается. Равнодушно пожимает плечами:
– Передумал.
Он останавливается в паре шагов от меня, замирает, будто лев перед финальным прыжком. Даёт мне последний шанс сдаться добровольно:
– Зачем ты всё усложняешь, Эйви? Сама ведь знаешь, что всё кончится этим, рано или поздно. Теперь, когда ты снова МОЯ. Иди ко мне, малыш, ну? Это же я!
Он разводит руки в стороны, открывая объятия. Не нападает больше, а терпеливо ждёт. На его губах обезоруживающая улыбка, беззаботная и так хорошо мне знакомая. Улыбка моего Тиррэна из той, прошлой жизни.
Вот только всё портят глаза. Колючий взгляд дракона ни капли не сочетается с его сладкими речами. В ледяной синеве, что неотступно следит за каждым моим движением, отчётливо виден холодный расчёт и нет ни намёка на чувства.
Он всё для себя решил. Что хочу или не хочу я – его не волнует. Важно только то, что ОН хочет. Я не выйду из этой комнаты, пока он не получит своё.
Кажется, осознание происходящего отражается в моих глазах, потому что губы дракона кривит злая усмешка, после чего он делает последний шаг ко мне. Наклоняется вперёд. Одной рукой легко подхватывает кресло и отшвыривает его в сторону.
Кресло с грохотом ударяется о стену. Раздаётся жалобный треск дерева.
Жмурюсь и втягиваю голову в плечи, сжимаюсь в комочек, вскидываю перед собой руки в бесполезном защитном жесте:
– Если тронешь меня…
В следующий миг запястье обжигает горячим захватом. Тиррэн рывком притягивает меня к себе. Чувствую на лице мятное дыхание с нотами горького миндаля, жмурюсь изо всех сил, боясь смотреть на него:
– То что? – рычит угрожающе.
– Я скажу Сэймуру, что это ты убил его отца! – выпаливаю и только после этого решаюсь открыть глаза.
– Так, так, – произносит Тиррэн. – Что я вижу? Правильная до скрипа на зубах леди Шанси опустилась до грязного шантажа?
– Что угодно, лишь бы ты не трогал меня! – пытаюсь выдернуть запястья из его захвата.
Не получается.
– Я настолько тебе противен, что ты готова впутать сына?
В глубине глаз дракона мелькает затаённая грусть, а может быть, это лишь игра закатного солнца и моё бурное воображение.
Но наваждение страсти прошло. Я снова владею собой и на память не жалуюсь. Всё в прошлом – окончательно понимаю это.
А суровое настоящее таково:
– Ты не противен мне, Тиррэн, – отвечаю, устало глядя ему в глаза. – Ты мне… никак. Предатель, убийца, моральный инвалид. Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься. Единственное, за что я тебе благодарна – это мой сын, да и то… Он жив лишь потому, что я вовремя унесла от тебя ноги! Останься я тогда, и блуждали бы сейчас с Сэймуром за гранью, как твоя истинная!
Страшные слова вырываются изо рта против воли. На эмоциях и в порыве гнева. Жалею о них сразу, как только вижу, что попала в цель. Вертикальные зрачки Тиррэна расширяются, по лицу пробегает тень.
– Что… – вскрикиваю от неожиданности, когда меня резко разворачивает вокруг.
Не говоря ни слова, Тиррэн снова куда-то меня тащит. Едва поспеваю за его размашистыми шагами. В доли секунды мы оказываемся у выхода. Щёлкает, открываясь, дверь, я и слова сказать не успеваю, как оказываюсь в пустом коридоре.
Вздрагиваю от звука хлопнувшей двери за спиной. Растерянно оглядываюсь назад. Он выставил меня прочь! Оставил в покое.
Я победила в неравной схватке! Последнее слово осталось за мной, только почему на душе так противно и гадко?
Из окна в конце коридора льётся золотистый солнечный свет. Он падает на деревянный пол косыми лучами. Тут и там в воздухе клубятся пылинки. С улицы слышны весёлые крики детей.
С первого этажа доносится отдалённый звон посуды и аромат вечерней выпечки. Всё так безмятежно, так по-домашнему. Не вяжется с тем, что только что творилось за закрытой дверью покоев его хозяина.
Делаю два шага по коридору. Останавливаюсь. Возвращаюсь обратно к массивной двери из красного дерева.
Заношу руку, чтобы постучать. Мне тошно и стыдно от себя самой за то, что наговорила. Тиррэн не святой, безусловно. Но никто не заслуживает того, чтобы его обвиняли в смерти жены и ребёнка. Как бы то ни было, Сэймур жив.
Если верить слухам, то и к гибели Кэндис Тиррэн не имеет отношения. Единственное, в чём его можно винить – это смерть Освальда.
При воспоминании о старом драконе в груди чувствительно колет. Единственное, что я не прощу никогда. И не пойму, а значит, всё к лучшему.
Пусть мои страшные слова встанут стеной между нами. Пусть Тиррэн оставит все мысли на мой счёт, как это сделала я четыре года назад.
Да, так будет правильно для всех.
Опускаю руку, так и не постучав, разворачиваюсь и быстрым шагом иду прочь по коридору.
15. Отец и дети
Эйвилин.
– Леди Флооора, – вздыхает Суара, обречённо закатывая глаза.
Поворачиваю голову и замечаю, что малышка капнула себе на розовое платье густым коричневым мясным соусом и теперь неуклюже пытается вытереть его указательным пальчиком, после чего облизывает его, переглядывается с Сэймуром, и они одновременно прыскают со смеху, будто заговорщики.
Мы с Суарой теперь сидим рядышком, чтобы беспрепятственно секретничать, а дети – напротив нас.
В отличие от строгой гувернантки, я не могу сдержать улыбку – всё внутри отзывается на искреннее детское веселье.
