Ох. Я краснею, и когда на его лице появляется озорная улыбка, я могу сказать, что он уловил это из моих мыслей.
— Ты… ты кончил в меня. Беременность будет вызывать беспокойство?
Его глаза становятся такими ярко-золотыми, что это все равно, что наблюдать за вспышкой солнца.
«Я не нашел бы большего удовольствия, чем наблюдать, как твой живот растет вместе с моими детенышами».
— Да, ну, я пока не сильно тороплюсь с этим. — Мои щеки краснеют от этой мысли. — Ты не можешь просто забрать меня и не спросить разрешения. Ты оторвал меня от всего, что я знаю.
«Ты бы умерла, если бы я тебя не поймал».
— В чем-то ты прав. Но ты мог бы высадить меня в городе. И… — И что потом? Снова голодать? Вернуться к Тейту и выменивать еще еды? Я начинаю злиться, ведь он спас меня и привел в место, которое является постапокалиптическим раем. У меня есть еда и одежда, и я в безопасности, даже если я все еще обмениваю себя на секс. — Не бери в голову. Мне жаль. Я просто схожу с ума, потому что все это для меня в новинку.
«Я чувствую по твоим мыслям, что ты расстроена. Я не хотел тебя расстраивать. — Костяшками пальцев он проводит по моей мокрой щеке. — Я не желаю ничего, кроме твоего счастья. Попроси меня о чем угодно, и я сделаю это твоим».
— Я знаю. Это просто… слишком много, чтобы осознать.
— Тебе нужно присесть?
— Под дождем? — я смеюсь. — Я просто хочу пойти домой, обратно в магазин. — Я похлопываю его по груди, и он теплый, несмотря на холодный дождь. Отчасти мне хочется обхватить его руками. — Я действительно ценю то, что ты пытался здесь сделать. Это мило, но в каком-то странном, отсталом смысле.
Его глаза блестят, а руки обнимают меня. Он дергает меня за промокшее платье.
«Ты должна лечь, чтобы я мог соблазнить тебя, как в твоей истории».
Я прижимаю руку к его груди, отталкивая назад. Я краснею, но в то же время чувствую, как меня пронзает легкий страх.
— Мне жаль, но я думаю, что ты выбрал не ту женщину, чтобы схватить ее в качестве своей пары, Дах. Я… — я втягиваю воздух, потому что это так ужасно — говорить вслух. — Мне не нравится секс. Мне не нравится, когда ко мне прикасаются. Не так.
Выражение лица Даха бесстрастно. Его глаза в конце концов сужаются, и он выглядит скептически.
— Когда я прикоснулся к тебе тогда, я почувствовал твой брачный аромат. Ты… не хотела спариваться?
— Дело не в этом. — Я прикусываю губу. — Я знала, чего ты хочешь, и я, ну, я решила, что не откажу тебе. Сначала все было нормально, но… — я пожимаю плечами. — Я не получаю удовольствия от происходящего.
Я пытаюсь похлопать его по груди, но он отталкивает мою руку. Его глаза опасно близки к черным.
«Ты… терпела мои прикосновения? Ты терпела спаривание со мной, потому что не хотела меня обидеть?»
О, похоже, сейчас он действительно обижен. Страх снова накатывает на меня.
— Дах…
«И теперь ты боишься? — его мысли ревом проносятся у меня в голове. Дах качает головой, а затем кладет руки по бокам моей головы, обхватывая мое лицо. — Я бы умер за тебя, моя Саша. Как ты можешь думать, что я могу причинить тебе боль?»
— Потому что твои глаза становятся черными, — шепчу я.
«Я зол и обижен, что ты позволяешь мне прикасаться к тебе без твоего удовольствия. Я хочу, чтобы тебе было приятно мое прикосновение. Я хочу, чтобы ты жаждала меня так же, как я жажду тебя».
— Этого не случится.
— Но почему?
Почему? Сказать ли мне ему, что это из-за Тейта? Тейт и его жестокие руки, и его способ заставить меня чувствовать себя самым маленьким и потасканным человеком на земле, потому что я сделала то, что должна была, чтобы выжить?
Прежде чем я успеваю выбрать, что сказать, его глаза расширяются и становятся очень, очень черными.
«Другой мужчина?»
— Тебе не нужно беспокоиться о нем, — быстро говорю я, пытаясь думать о радостных вещах. Сердечки, котята и радуги. Что угодно, только не Тейт. — Я ненавижу его.
«Этот мужчина прикасался к тебе?»
Неужели мы не отпустим это? Расстроенная, я рявкаю:
— Как, по-твоему, я сломала руку?
Ноздри Даха раздуваются. Его глаза становятся черными, как ночь. Затем он прижимается своим лбом к моему.
«Дай мне его изображение». — Его голос звучит в моем сознании так прямолинейно, так сильно, что я не хочу, но это все равно происходит. Образ Тейта вспыхивает на вершине моих мыслей. Тейт, с этой жестокой, садистской улыбкой на лице, похожей на ту, что появилась у него за мгновение до того, как он сломал мою руку, как прутик.
Дах отскакивает от меня и разворачивается. Он шатается вперед, а затем падает на колени, сгорбившись, как будто от боли.
Я… не знаю, что делать. Я с трудом сглатываю, в горле пересохло.
— Дах? — мой голос — всего лишь испуганный шепот. Я в ужасе. Что, если он теряет контроль, как он говорил недавно? Мне требуется вся моя храбрость, чтобы шагнуть вперед, но я кладу руку ему на плечо. — Ты в порядке?
По какой-то причине образы воронов и перьев заполняют мой разум. Дах поворачивается ко мне лицом, и его глаза из черных становятся темно-золотистыми. Он выпрямляется во весь рост и проводит костяшками пальцев по моей щеке, очень нежно.
«Я отнесу тебя домой».
— Нам нужно поговорить? — Меня беспокоит выражение его лица. Я не могу сказать, это отвращение, жажда убийства или и то, и другое.
Но он ничего не говорит. Он просто превращается в дракона и взмывает в воздух. Я знаю, что будет дальше, и не удивляюсь, когда когти опускаются, и он мягко поднимает меня, улетая. Я также не удивлена, когда мы возвращаемся в супермаркет некоторое время спустя, как раз когда дождь прекращается. Дах приземляется и очень осторожно опускает меня на землю.
Я поднимаю на него взгляд, ожидая, когда он превратится в человека, чтобы мы могли поговорить еще.
Вместо этого его глаза темнеют, и он снова взмывает в воздух, улетая прочь.
Это было… неожиданно.
«Дах? — зову я, и когда ответа нет, я пробую это в своей голове. — Дах, ты здесь?»
Все, что я получаю, — это еще больше воронов.
Глава 18
ДАХ
Я собираюсь уничтожить каждого человека в улье.
Все они должны умереть. Вонючие, грязные, отвратительные… люди.
В моей голове дико хохочут вороны. Они насмехаются надо мной и моими усилиями. «Ты думал, что ты такой сильный, такой свободный. Ты никогда не будешь свободен от нас».
«Никогда».
«Никогда».
«Никогда, никогда, никогда».
Мои мысли черны от гнева. Я жажду нырнуть над человеческим ульем, сжечь его дотла и вдохнуть жирный дым, оставшийся от тел. Они заслуживают того, чтобы их уничтожили. Разве это не военная добыча для завоевателя — уничтожать побежденных?
Будет недостаточно того, что я найду человеческого мужчину — этого Тейта — и убью его.
Я должен заставить его страдать, как он заставил страдать мою Сашу. Я хочу, чтобы он познал боль. Я хочу, чтобы он познал страх. Я хочу уничтожить все, к чему он когда-либо прикасался, когда-либо любил, о чем когда-либо даже думал.
Все это время вороны смеются от восторга. Они рады, что я вернулся. Им нравится, что мой разум больше не принадлежит мне. Они хотят хаоса и разрушения, и я тот, кто даст им это. Меня не волнует, что они сидят у меня на плечах и зло щебечут мне в уши. Я приветствую это. Они питают черный гнев в моей душе.
Я пролетаю над человеческим ульем, достаточно низко, чтобы они могли видеть мою тень, когда я скольжу над ним. Я не тороплюсь, наслаждаясь тем фактом, что они, должно быть, напуганы. Раздается сигнал тревоги, предупреждающий их, и я выбрасываю пламя из своего горла в воздух, решив, что заставлю их дрожать от страха, прежде чем позволю им сгореть.
Внизу человеческая женщина бежит в поисках укрытия, ее длинные юбки путаются в ногах. У нее темные волосы, и она худенькая, и на какой-то ошеломляющий момент я думаю, что она моя Саша.
