или побоялась дать определение.
Мой прошлый любовник оказался предателем и оставил мне в подарок шрам на половину лица, Э’эрлинг же заботился обо мне, хотя я прогнала его прочь и заявила, что он мне не нужен.
— Следи за ней, — сказала Канаэ. — Зови, если станет хуже.
Доски, на которых стояла палатка, заскрипели под ее ногами. Когда целительница откинула полог, внутрь ворвался ветер и коснулся моего лица, принеся запах свежести, какой бывает после грозы.
— Триса, — шепнул Э’эрлинг, прижавшись губами к моим волосам.
Надо было взять себя в руки и встать, разорвать липкую паутину слабости и открыть глаза. Надо было собираться в дорогу. Как можно скорее добраться до Халланхора, до Цитадели, туда, где безопасно.
Мориус Аларан мертв. Вскоре о его смерти доложат королю и пропажу артефакта обнаружат. Все силы будут брошены на его поиски. Нет времени отлеживаться.
Поднимайся, Три тысячи триста вторая! Хватит валяться!
Веки казались глыбами из гранита, но неимоверным усилием воли я все-таки разомкнула их.
Э’эрлинг тут же навис надо мной, бледный и с искусанными губами.
— Слава богиням, ты пришла в чувство!
— Надо ехать, — шепнула я, пытаясь вернуть контроль над собственным телом, но тщетно: в руках и ногах совсем не было силы. Я лишь скребла ногтями по пушистой шкуре, на которой лежала.
— Куда? У тебя жар.
Я скривилась, представив, как сажусь на лошадь в таком состоянии и скачу под дождем и ветром, стараясь держать лицо. Одна мысль об этом вызывала протест и отвращение.
— Здесь оставаться опасно.
— Ты в самом деле веришь, что удержишься в седле? Для начала тебе надо поправиться. Канаэ считает, что это проклятье. Что случилось на этом твоем задании?
Я напрягла память, но она не выдала мне никаких необычных деталей. Все и правда прошло идеально.
— Не знаю, — когда я говорила, легкие горели огнем и звуки царапали стенки горла. — Возможно, Канаэ ошибается.
— На вашем пути попался колдун? — Э’эрлинг прожигал меня взглядом, будто хотел проникнуть мне в голову и покопаться там.
— Нет.
Он задумался, а потом выдал, нахмурившись:
— Ты касалась чего-то подозрительного? Какого-нибудь магического предмета?
Мой взгляд невольно метнулся к седельной сумке, в которой должен был лежать окаменевший разум дракона. Проследив за направлением этого взгляда, Э’эрлинг поднялся с подстилки и направился к артефакту.
— Стой! — прохрипела я. — Не трогай.
Э’эрлинг обернулся на крик, но все-таки открыл сумку и заглянул внутрь.
— Что это? — спросил он.
Я молчала, не зная, как он отреагирует на правду.
— Ты трогала это голыми руками?
— Я была в перчатках.
— На базе нас учили обращаться с артефактами, защищенными магией. Прямое воздействие необязательно. Ты пострадаешь, даже просто находясь поблизости.
— Почему тогда плохо мне одной? И ты, и мои люди тоже были рядом с этой вещью.
— Но ты, вероятно, — дольше всех. Ты везла это в своей седельной сумке. Всю дорогу защитные чары артефакта влияли на тебя. Что касается меня, я — эльф. Чары, вероятно, настроены на врагов.
Что ж, мой любовник не был глуп и быстро сообразил, что в Цитадель я везу не памятный сувенир, а нечто ценное, украденное у его народа. И, вопреки моим опасениям, отнесся к этому на удивление спокойно.
Под моим напряженным взглядом Э’эрлинг на всякий случай обернул руки тканью и извлек из сумки синий мерцающий шар размером с голову младенца. Артефакт подсветил его лицо снизу, придав коже голубоватый оттенок.
Я не хотела, чтобы он прикасался к опасному неизученному предмету, но сил спорить не было, и я безвольно откинулась на подушку. В ушах шумело, голова раскалывалась, из-за лихорадки сердце колотилось в груди как бешеное, а веки так и норовили опуститься.
— Сейчас я предам свой народ, — шепнул Э’эрлинг так, словно сам не верил в то, что собирается сделать. — Ради тебя. И за это ты возьмешь меня с собой, куда бы ни отправилась.
— Нет.
— Возьмешь. Мне некуда возвращаться. И это твоя вина.
— Нет.
— Я не прошу, а ставлю перед фактом.
Тихий болезненный смех сорвался с моих пересохших губ.
Дурачок, ты не понимаешь, что требуешь. Себе же делаешь хуже.
— И в качестве кого, позволь узнать, ты со мной поедешь? В качестве моего наложника? Военного трофея? Постельной игрушки?
— В качестве еды, — Э’эрлинг поджал губы. — Ты ведь питаешься эмоциями, верно? Ну и как тебе мои эмоции? Сладкие?
Шар в его руках то разгорался до ослепительного сияния, то гас. Палатка то наполнялась потусторонним синим мерцанием, то погружалась во тьму. Хмурое лицо Э’эрлинга то озарялось светом, то исчезало во мраке.
— Сладкие, — шепнула я. — Очень.
— В таком случае у тебя нет причин отказываться.
Раздался громкий треск. Я не сразу поняла, что случилось.
Этот звук…
И свет не вспыхнул, хотя уже должен был. Минуты темноты все длились и длились.
С трудом я приподнялась на локтях и напрягла зрение. Шар в руках Э’эрлинга больше не горел, потому что раскололся пополам. Из синего он стал черным, потухшим, безжизненным.
Артефакт сломан!
Прежде чем я успела ужаснуться и закричать в ярости, мой любовник извлек из обломков шара другой предмет — небольшой и круглый. Его поверхность была покрыта бороздами, что делало вещицу похожей на грецкий орех или человеческий мозг.
«Разум дракона, — осенило меня. — Артефакт был спрятан под защитной оболочкой, а светилась она от чар».
В ту же секунду я поняла, что легкие больше не пылают огнем, жар начал спадать, а головная боль разжала железные тиски. С каждым вздохом мне становилось лучше и лучше.
— Я поеду с тобой, — Э’эрлинг опустил артефакт на сумку и упер руки в бока. — И ты мне не помешаешь.
К моему удивлению, из троих пленников шансом обрести свободу воспользовался лишь О’овул, остальные эльфы продолжили путь с моим отрядом.
А’алмар управлял телегой с поклажей. Компанию на ко́злах ему составляла Канаэ Лиэ, не любившая езду верхом. Судьба этого эльфа была более или менее устроена. Канаэ не имела отношения к гильдии ситхлиф и жила не в Цитадели, а в городском доме на улице Крикливых воронов, а значит, в отличие от меня, легко могла завести себе любовника, телохранителя, помощника по хозяйству и в работе — словом, кого ее душе угодно.
Я, к сожалению, не обладала такой свободой, как она. На родине меня ожидали танцы на лезвии бритвы.
В этом путешествии Э’эрлинг ехал на одной лошади со мной. С некоторых пор он вел себя как ревнивый муж. Словно имел на меня права. Слово я принадлежала ему с
