После смерти Селесты отец полностью исключил нас с матерью из своей жизни, и мы, как могли, пытались утешить друг друга. Я хотела отговорить ее каждый вечер принимать таблетки, но бесполезно. В конце концов, я оставила всякие попытки общаться со своими родителями. Одна убивала себя валиумом и водкой, другой был абсолютно поглощен политическими скачками, в которых он подумывал принять участие. В конце концов, я должна была думать о своей жизни и карьере.
Мне предложили выпустить альбом, в который бы вошли все мои песни. Но это не самое главное. Я должна была впервые выступить в известном кантри-шоу почти ровно через месяц после смерти Селесты. Меня эта дата вполне устраивала: за это время, может быть, меня перестанут преследовать воспоминания о сестре.
Перед своим выступлением я страшно нервничала. Рой – просто чудо, и все в Нашвилле просто обожают его, – вытолкнул меня на сцену. Когда я увидела переполненный зал, я едва не умерла от страха. Но каким-то образом я начала петь, и где-то на середине первого куплета я поняла, что это – успех, и начала им наслаждаться.
Меня вызвали на «бис», и, дрогнувшим голосом я сказала, что следующая песня прозвучит в честь моей погибшей сестры.
После концерта меня забрал Харрисон, и мы оказались очень близки к тому, чтобы изменить свои обычные отношения. Но в эту ночь я готова была любить любого мужчину, и у Харрисона хватило здравого смысла понять это.
Я никогда не забуду эту ночь. Одну причину я уже назвала.
А вторая – в эту ночь я впервые увидела женщину на горе. Я подумала о том, что рассказывала Азалия: привидение Дайаны появляется, когда в Монкере происходит что-то плохое.
Я пыталась убедить себя, что ее появление – это всего лишь реакция на событие. Но почему-то я знала, что должно произойти нечто, и я буду очень важной его частью.
Как это ни странно, но мои родители одобрили мое решение посетить психиатра. Отец даже предложил заплатить за это, добавив, что мне нужно взять с собой мать.
Но мать отказалась. Как я теперь понимаю, вероятно потому, что доктор запретил бы ей принимать валиум.
Доктор Вэлкофф был очень странным маленьким человечком. За время своих посещений я очень привязалась к нему. Я перестала утаивать от него свои сны или то, что перед тем, как мне приходило видение, я видела маленькие искорки света. Через год я уже полностью доверяла ему. Я рассказала ему все о сестре и о наших с ней отношениях, о Ройсе, об отце, о Харрисоне и моей музыке.
Когда я пришла к нему через неделю после своего самого странного и продолжительного путешествия в прошлое, я готова была обсудить его во всех деталях и попытаться понять, почему все казалось таким реальным.
– Я рассказывал тебе о вселенской памяти?
– Немного. Вы говорили, что у всех у нас есть врожденное знание об определенных вещах.
– У тебя на лице написана какая-то мысль.
– Это глупо, конечно, но я кое о чем подумала. Если я ухожу в прошлое и живу там как Дайана, то возможно ли, чтобы она тоже возвращалась и жила во мне?
Доктор Вэлкофф отклонил это предложение.
– Генетическая теория нравится мне гораздо больше. Мы знаем, что определенные хромосомы передаются из поколения в поколение, что у них есть своя память, и те, кто наследует эти хромосомы, ведет себя определенным образом или обладает какой-то особенностью, потому что это «у него в крови».
– Когда, вы думаете, я снова могу уйти?
Мне было очень интересно узнать, что случится с Дайаной, когда вернется Андрэ. Что если он выгонит из Монкера ее, Шона и ребенка, которого они ждут?
Я знала о прошлом Дайаны, но только до определенного момента. Теперь же мне хотелось знать ее будущее.
– Доктор, я хочу, чтобы вы помогли мне контролировать эти путешествия в прошлое.
– Я читаю ваши мысли, леди, и мне они не нравятся.
Я взволнованно схватила его за руку.
– Но вы же знаете, что это будет гораздо безопаснее!..
– Ты просишь меня использовать гипноз, чтобы ввести тебя в состояние регрессии. Я не могу этого сделать, Фэйбл. Сейчас в твоем сознании происходят какие-то процессы, которыми управляет твое подсознание. Если я прибегну к гипнозу, это будет очень опасно. Я ведь не знаю всего, что хранится в твоей памяти. Я могу добраться до того, что лучше было бы оставить в покое.
Мой энтузиазм поостыл под напором его логики.
– Я не подумала об этом. Вы правы.
– Лучше оставить пока все как есть. Почему-то я думаю, что кто-то следит за тем, чтобы ты не пострадала от этих странных экспериментов. Если мы начнем использовать современные психологические методы, то цепочка, соединяющая тебя с Дайаной, может запутаться или порваться.
Такая возможность привела меня в отчаяние. Дайана так сильно любила Андрэ, что даже через года я была способна осознать это.
Но у меня ведь были свои сердечные проблемы сейчас, в двадцатом веке. И мне не нужны еще и дополнительные из другой эпохи.
По дороге домой я раздумывала о том, что доктор сказал насчет кого-то, следящего за мной.
– Как ангел-хранитель, – подумала я вслух.
Это была приятная, но не новая для меня мысль. Еще когда я была маленькой девочкой, я иногда чувствовала чье-то присутствие, как будто прикосновение крыла ангела.
Эти раздумья привели меня к новой песне. Я напевала различные мелодии и пыталась подобрать подходящие для нее слова к песне «На крыльях ангела». Войдя в дверь, я уловила аромат любимого блюда Азалии, которое она всегда готовила на старой плите.
– Боже, это рагу пахнет просто восхитительно!
Негритянка, стоявшая у плиты, повернулась и подарила мне широкую белозубую улыбку. Я поняла, что в горшке на плите был цыпленок и что поваром была не Азалия, а Пруди.
Я вошла в кухню древнего Монкера, и Дайана была голодна, как и любая женщина, которой нужно «есть за двоих».
Осень 1859
– Вы сегодня такая красивая, миссис Диди.
Пруди и ее муж Руфус быстро стали друзьями Дайаны. В ее новой жизни Дайане нравилось все: зеленые холмы, гора, поднимающаяся из-за большого дома, теплая кухня и еще более теплая дружба рабов Монкера, как будто это была ее семья.
Дайана уже чувствовала себя лучше. Она подсчитала, что она уже на третьем месяце.
– Этот цыпленок пахнет просто восхитительно, Пруди. Отнесу-ка я поднос миссис Аурэлии. Она была очень бледной, когда я принесла ей утром кофе и сладкие булочки.
Дайана уже успела полюбить хозяйку Монкера. Аурэлия Деверо была настоящей леди. Дайана поняла это с их первой встречи.
– Надеюсь, она не заболеет снова, – сказала Пруди, щедро накладывая рагу в красивую фарфоровую тарелку.
– А чем она болеет, Пруди?
