Но нет, замок не рассыпался. А жаль. Потому что я очень быстро оказалась внутри этого прекрасного строения.
Полы были липкими от грязи, в некоторых углах свисала паутина, светильники чадили и шипели, испуская тусклый свет, а уж про то, что тут дуло изо всех щелей, я вообще лучше промолчу.
Но хозяина касторкового замка, по приказу которого меня сюда и привезли, похоже, ничего не смущало. Он был страшно горд и в буквальном смысле раздувался от собственной значимости.
О да, за прошедшие со свадьбы недели, когда я его видела в первый и последний раз, сиятельный лорд Макинтош, кажется, стал еще толще.
Оно и немудрено, учитывая количество еды на большом дубовом столе в главном зале замка! Это была какая-то россыпь разнообразных ветчин, колбас, сосисок, жареного мяса, различных видов хлеба и сластей всех сортов. Была здесь и гигантская яичница на сковородке размером с треть стола.
Так что понятно, куда шли все средства блистательного лорда Макинтоша. Он бы вместо этого лучше замок свой подлатал, ей-богу.
Завидя меня, толстяк выкатился из-за стола, оторвавшись от молочного поросенка, которого он поглощал в данный момент времени. Закусывал он хлебушком, предварительно обмакивая его в бульон.
Гурман дядечка, что тут сказать?
Обтерев ручки в бульоне прямо о скатерть, лорд простер их ко мне, желая обнять.
Честно, я вот искренне не понимаю, как у такого человека может быть еще какой-то интерес, кроме гастрономического?
Ой, а, может, он и меня тоже рассматривает в этом самом… гастрономическом ключе? Обвалять в муке, обжарить и съесть!
Но, слава богу, нет — с первых же секунд нашей нежеланной мной встречи Макинтош высказал кипучее желание прогуляться со мной до своей спальни.
Глядя на красного, потного толстяка с жирными пятнами на шелковом камзоле, рассуждающего о знатности своего рода, я подумала, что, определенно, лучше все-таки в муку…
Попутно выяснилось и самое интересное — оказалось, что Макинтош был женат.
Прямо странно, что он свою супругу на нашу с Теодором свадьбу не взял. Хотя… Сомневаюсь, что данную даму было бы так легко увезти. Разве что с помощью магии, быть может…
Я вообще поначалу приняла эту женщину за маму Макинтоша. Ну, или тетю какую-нибудь. По отцовской линии.
Была она раза в два объемнее самого Макинтоша и на мое появление абсолютно никак не отреагировала. Гораздо интересней ей был необъятных размеров окорок, который эта леди кушала прямо так, без вилки и ножа.
Плотно у них тут завтракают, конечно…
— Вильгельмина, дорогая, это — леди Рутланд, — как ни в чем не бывало, представил меня своей супружнице Макинтош, зыркая маслянистыми глазками туда-сюда. — Она некоторое время будет жить у нас.
Я ждала, что женщина возмутится — мол, кого ты сюда привел, охальник, весь стыд потерял и все такое… Не говоря уже о том, что я вообще-то была связана!
Ничуть нет.
Вильгельмина на минутку все-таки оторвалась от окорока, смерила меня мутным, водянистым взглядом, слабо кивнула и вновь вернулась к трапезе.
— Какое еще некоторое время? — опешила я.
— Некоторое время, это до тех пор, пока ты мне не надоешь, сладенькая, — обрадовал Макинтош.
— Вы совсем, что ли, не в себе, гражданин? — отчеканила я. — Я повторяю еще раз для слепых, глухих и вообще особо одаренных. Я вам не игрушка и не средство развлечения. У меня есть права, и я требую их соблюдения! Я хочу к мужу, ясно вам?
— К мужу? К мужу, значит? — кривляясь, повторил Макинтош. — Подумай своей хорошенькой головкой — да зачем он тебе сдался? Он — простой эсквайр, а я лорд!
— Бла-бла-бла, про ваш древний род я уже слышала…
— Да, мой род очень древний. А у Теодора Рутланда — нет! К тому же, все прекрасно знают, что он до сих пор любит свою бывшую жену, а к вам испытывает лишь страсть. Я же полюблю вас всем сердцем…
Помнится, бонна Зелиг говорила то же самое. При мысли о бывшей жене Теодора, матери Брианны, я внезапно почувствовала укол ревности.
Да что с ней? И где она сейчас?
Вот как раз и способ что-то узнать подвернулся, раз Макинтош сам заговорил о Чантэль Рутланд!
— Полюбите всем сердцем? — как бы сомневаясь, переспросила я, хотя такое счастье мне и даром не надо, тем более, было видно, что сиятельный лорд лжет, и весьма неумело. — А вы не напомните, ваша милость, что стало с его женой? А то я как раз пять лет назад уезжала… м-м-м… в отпуск. И как-то все пропустила.
То, что я в первый раз назвала Макинтоша «ваша милость», расположило толстяка настолько, что с удовольствием бывалого сплетника принялся посвящать меня в подробности:
— Как? Неужели не знаешь? Да об этом говорили на всех углах! Теодор и Чантэль возвращались с бала в честь весеннего равноденствия. Неподалеку от Трентона на экипаж напала стая вербэров. Чудища положили весь отряд сопровождения Рутландов. Смертельно раненый, он в одиночку победил девять вербэров. Уж не знаю, как ему это удалось? Люди, и одного-то завидев, делают в штаны — там такие зверюги! Но спасти свою жену ему не удалось — кровожадные мишки успели ее хорошенько потрепать. Практически порванный в клочья, эсквайр выжил каким-то чудом. Едва оправившись, затеял ход против медведей, пока не истребил их в наших краях всех, до единого. Все знали, что он до смерти любил Чантэль. Говорят, привез ее из какого-то захолустья, с севера — даже удивительно, что она имела титул…. Впрочем, это неважно, а важно лишь то, что Рутланд любил ее. И до сих пор любит. А я сейчас буду любить вас.
Вся поглощенная рассказом Макинтоша, я в первую минуту даже не расслышала его последнего предложения.
История Теодора буквально выбила меня из колеи. Значит, его бывшая жена не сбежала от него, он с ней не развелся, как я предполагала…
Оказывается, Чантэль трагически погибла…
Вы все равно никогда не замените ему ее. Так сказала эта злобная гарпия, бонна Зелиг. Но только сейчас, в этой самой неподходящей обстановке, я начала осознавать смысл этих слов, отчего мне сделалось невыразимо печально.
Печально от жалости к молодой женщине, умершей в цвете лет… Девочке, потерявшей маму… И мужчине, утратившему возлюбленную…
А еще печально от того, что он, наверное, действительно никогда меня так не полюбит. Первая любовь не забывается, а страсть, которую он испытывает ко мне… Она проходит. Она пройдет, когда улетучится действие приворотного зелья, что заварила Нутелла.
Так странно… Я мечтала сбежать от Теодора, но больше всего на свете сейчас захотела оказаться рядом с ним.
Опомнилась от своих размышлений только тогда, когда лорд Макинтош с раскрытыми пухлыми объятиями пошел прямо на меня. Его немного просветлевшее во время рассказа о Рутланде лицо снова стало пошлым, а глазки заблестели, как смазанные маслом блины, что высокой горочкой лежали тут же, на столе.
— Развяжите и верните меня мужу. Немедленно!
— Твой муж — никто! — лоснящееся круглое лицо Макинтоша неотвратимо надвигалось. — А я — лорд Касторовой долины, потомок древних завоевателей…
— Из древнего я тут пока вижу только этот замок… — вставила я.
От этих слов Макинтоша перекосило, и он сделался по-настоящему отвратительным и пугающим. Пожалуй, именно в этот момент я осознала весь ужас моего положения.
— Я хотел с тобой по-хорошему, но ты вынуждаешь! Теперь ты моя собственность и должна удовлетворить все мои капризы. Пусть твой муженек ищет тебя, а ты в это время будешь моей подстилкой. А потом, когда потешишь меня вволю, сможешь пойти и рассказать ему, где была и что делала! Думаешь, он что-то сделает мне? Сможет отомстить? Ты глубоко ошибаешься, голубчик! Я уже заручился покровительством самого короля! Теодор Рутланд ответит мне за унижение на своей свадьбе. Сначала я хотел подослать к нему убийц, но потом решил, что это будет слишком просто. Проклятый эсквайр ответит тобой, своей молодой женой, ведь ты так для него желанна. А сейчас мы пойдем в мою спальню, и не дай тебе боги не сделать то, что я прикажу! Отныне ты — моя рабыня, а я — твой господин! Я, а не Теодор Рутланд, запомни! Вон и Гельмина так считает, да, дорогая?
