Я замерла, уже не в силах его остановить. Ринс склонил голову, снял повязку и уже через секунду поднял лицо, глядя на меня. Я не знала, что сейчас правильнее: попытаться сбежать, не смотреть на него прямо или все-таки поддаться любопытству. Я не выбирала, тело само едва заметно приблизилось к нему, а я рассматривала, не в состоянии остановиться.
Айх Ноттен был прав! Почти. Он предполагал, что у Ринса глаза черные — я это запомнила. Мол, любой другой цвет выдал бы в нем сильного мага уже в младенчестве, а этого упустили. Глаза Ринса на самом деле черные — но не только радужки, а целиком. Чернота затопила все, не оставив места белкам, под темными густыми ресницами простирались две бездонные ямы, слегка отражающие зеркальной поверхностью свет ламп. Я резко выдохнула, попыталась собраться, но не могла отвести взгляда от настолько чудного зрелища. Страшно и таинственно одновременно.
— Что, нравятся? — меня выдернул в реальность насмешливый голос.
— Нравятся, — я не пыталась врать. — Поразительно… даже зрачков не видно… У всех сильных черных магов так?
— Кто знает? Ведь им выжигают глаза. Честно говоря, я не знаю наверняка. Возможно, это произошло из-за того, что я учился видеть без глаз.
Голос его завораживал, как и подробный ответ. Он говорит со мной — мягко, приглушенно. Я неконтролируемо тянулась все ближе, незаметно для себя опустилась на колени, но движения к нему не остановила.
Взгляд уже не удерживался на одной точке, он скользил, окидывая совершенное лицо, затем вниз, на ворот рубахи. Мужчина не просто красив, он идеален. Над тканью выглядывает часть шеи с черным рисунком. Я потянулась рукой, чтобы отодвинуть и рассмотреть орнамент полностью. Провести пальцами, а затем языком. Да, точно. Языком по его коже, вдоль татуировки — спускаясь вниз и рискуя задохнуться от наслаждения.
Мою руку перехватили в запястье, но интонация оставалась такой же бархатно-завораживающей:
— Подожди, Катя, я не разрешал себя трогать.
И я застонала, словно меня ударили. Не кнутом даже, а намного сильнее — резануло внутри. Но боль схлынула вниз живота, собираясь там непреодолимым желанием. Я не шлюха и не раскованная девица, но сейчас хотела совершенно очевидных вещей. Однако для начала мне хватит лишь одного касания — к его коже. Ринс моему стремлению явно не собирался потакать:
— Сначала ответь — что ты скрыла от меня о своих способностях? Были ли другие странные проявления магии?
И улыбнулся, полностью уверенный в своей победе. От улыбки у меня закружилась голова. Конечно, я уже видела, как он улыбается — всегда притом становящийся очаровательным, но сейчас меня всю до донышка сотрясло. Я второй рукой вцепилась в край рубахи, сжала пальцы до судорог, и потянулась выше, чтобы еще раз утонуть в бесконечной черноте его глаз.
Но замерла, опомнившись. Он спросил и ждет ответа на вопросы. Выжидает, когда я выложу ему на блюде всю подноготную. А я сгораю от сексуального желания. Это просто магия! Соберись, Катюш, соберись, как никогда в жизни не собиралась. Это не ты его хочешь, это влияние — то самое, от которого наложницы ползали под его ногами. Совсем как я сейчас.
— Никаких проявлений не было, — выдавила я с трудом. — Я не соврала, айх.
Показалось, что он немного прищурился. То ли удивился, то ли не поверил. Мне бы отстраниться от него и начать лучше соображать, но я никак не могла себя заставить. Ладонь сама гладила его бедро сквозь плотную ткань, поднимаясь все выше. Ринс ноги не сдвигал и сидел все такой же расслабленный, а мне хотелось вызвать в нем напряжение — ответ на мое собственное.
Он перехватил меня за лицо и заставил смотреть в глаза.
— Точно?
Сизый дымок был. И я руку дала бы на отсечение, что именно он сейчас забился в моем горле, а потом осел по стенкам, смягчая изнутри. Мой незримый помощник каким-то образом помог снова соврать:
— Точно, айх. Никаких проявлений магии, — и тут же добавила, захлебываясь: — Я хочу, айх Ринс… Я прямо сейчас хочу…
Стыдно признаваться в таких желаниях — они настолько мощные, что даже дымок не позволяет промолчать. Маг это чувствовал, я видела, как его улыбка стала невесомой. Вероятно, убедившись, что не лгу, он и сам переключился на то, чтобы меня помучить в другом:
— Чего ты хочешь, Катя? Говори.
— Ласкать, — я скорее всего прокляну потом себя за этот приступ слабости, но признания текли безостановочно: — Рассмотреть рисунки… Стать твоей женщиной.
— Нет. Катя ты должна взять себя в руки, сесть в двух шагах от меня и ждать, когда я что-нибудь тебе разрешу. Если я вообще захочу разрешить.
В его тоне прозвучал нажим — совсем неуместный в такой ситуации. Я не могла бы выполнить распоряжение, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Вздернула руку вверх и коснулась кончиками пальцев его губ, застонала от переполнявших эмоций. Конечно, этого было мало — касание только добавило температуры в крови. Его губы сводили с ума, но еще ближе к краю безумия я стала, как случайно представила его поцелуй. Наверное, этот мужчина не бывает нежным — он просто берет… даже когда целует.
— Катя, я сказал, чтобы ты отошла.
Зачем останавливает? Меня от этой мысли разбирала злость — почти такая же сильная, как страсть. Я приподнялась, ухватывая его рубаху за края. Ринс не сопротивлялся, он с каким-то изумлением наблюдал, как я снимаю с него ненужную преграду и сразу прижимаюсь губами к груди, где заканчивался последний завиток орнамента. Застыла, боясь сойти с ума от сладкой дрожи. Через пару секунд мужчина перехватил меня за плечи, подтянул к себе и немного встряхнул. Спросил все так же тихо, заглядывая в глаза:
— Ты можешь сопротивляться моим приказам?
Да какие сейчас приказы? Понятно, я рабыня, он господин, но сейчас… ярость уже стала невыносимой — от того, что он не чувствует того же желания, что и я. А мне надо всего немного нежности, каплю близости. И, если уж начистоту, какой угодно пошлости — всего, чего он захочет, лишь бы я в этом участвовала.
Ринс вскинул слегка пальцы, и меня вдруг отшвырнуло от него метров на пять. Воздух вокруг уплотнился, прижал сразу со всех сторон и почти обездвижил. Я взвыла, желая снова оказаться рядом и трогать хотя бы ткань штанов. Айх, уже без рубашки, которую позволил мне с него стянуть, встал и пошел кругом, рассматривая меня.
— Твоя похоть включилась, Катя, но она другая. Если я женщине в таком состоянии скажу перерезать себе глотку — она даже переспрашивать не станет, только бы я был доволен. Ты перережешь себе глотку, если я прикажу?
Совершенный мужчина задает наитупейшие вопросы. Боже, как он красив, а я даже не успела пройтись пальцами по его животу. Вторая татуировка идет снизу, выплывает откуда-то из паха на бок. Я нервно сглотнула, невольно представив, где она начинается. Но, вспомнив о вопросе, качнула головой. С какой стати мне себя убивать по его приказу? Он ведь видит — я умираю от желания, но это не означает, что я собираюсь умирать в прямом смысле слова. Сумасшедший, больной ублюдок, от которого у меня все сознания в клочья рвет. Почему он медлит? Ведь я готова доставить ему любое удовольствие. Ответ он понял и продолжал истязать меня вопросами:
— Что ты сейчас чувствуешь, кроме похоти?
— Не знаю… злость, может быть, — я говорила честно, потому что справляться с мутью в голове становилось сложнее.
— Неудивительно, если она всегда на поверхности. Что еще? Чего ты сейчас больше всего хочешь?
Его холодность хотя бы немного отрезвляла, потому я все еще пыталась оставаться в разуме:
— Чтобы это прекратилось. Или уже продолжилось. Я не могу сопротивляться желанию.
— Какому желанию? — он с интересом склонил голову набок.
— Секс, — я выбрала простодушно, прекрасно понимая, что он видит мое состояние. — Ласки. Поцелуи.
— Поцелуи? — показалось, что в черноте глаз сверкнул веселый огонек. — Я не целую наложниц, а уж тем более — рабынь. Значит, этому ты сопротивляться не можешь? Интересно. Магия работает выборочно, или просто защиты не хватает на всё? Сними платье, Катя, я хочу тебя видеть.
