— Я не дамся в ее руки! — заливисто смеется менеджер Кирилл с подкрашенными (я-то вижу!) метросексуальными бровями.
— Никаких цыплят! — убеждаю я и вручаю руками Константиновича подарки девочкам — пакеты с натуральными сборами для чая, замороженными ягодами в красивых контейнерах и варенье в стильно закрученной жгутиками крафт-бумаге. Это — вишенка на торте моей абсолютно аутентичной вечеринки. Все же мы должны не забывать, откуда взялись!
Девушки жутко довольны и открыты, обнимаются и делятся с мужчинами содержимым, а я, честное слово, наконец-то чувствую себя свободной. Фридом, то есть.
И все седьмое марта в офисе только и слышатся переговоры о вчерашнем посещении деревни в городе, обмен фотографиями и эмоциями, и я чувствую себя по-настоящему полной жизни. Поднимаю руку за чаем и вижу едва ли не свечение — вот моя рука, в ней столько жизни, крови, огня! Убираю прядь волос от лица за ухо и чувствую, что и мочка уха — горячая, правильная, налитая сегодняшним днем. И руки, и ноги мои — розовые, здоровые, родные. И вокруг меня все движется, говорит, поет, смеется, динамично рвет вперед, никакой статики!
Все у меня в достатке, всего мне хватает. Кроме одного. Рядом со мной нет человека, которому мне нужно передать часть своей энергии, часть своей нереально огромной силы, чтобы, как это странно ни звучало, ее было еще больше, и у него, и у меня.
Глава двадцать четвертая, где все происходит с ног на голову, но героиня все расставляет по своим местам
Весь день седьмого марта я провела в разъездах. Из конца в другой конец перемещалась со скоростью света, при этом ни разу нигде не задержалась, и успела выполнить такое количество поручений, что удивилась сама себе. Корпоративы и поздравления с самым весенним и красивым праздником года удались на славу, и вечером мы с удовлетворением подводили итоги — сколько было подарено цветов, сколько конфет, а сколько маленьких собачек, в том числе и живых. Одну из них я самолично вручила маленькой девочке от папы. Малышка приняла щенка и расплакалась от восторга, не сумев сдержать переполнявшие эмоции, и растрогав этим всю нашу аниматорскую группу, выряженную по случаю в костюмы собачек.
Уже оказавшись в офисе, я даже всплакнула от переполнявших через край эмоций. Кое-как привела себя в порядок — смыла косметику, закрутила «гульку» на голове и вынесла неутешительный вердикт зеркалу: не комильфо.
Мое абсолютное счастье сменилось опустошением, когда я закрывала кабинет. Так бывает — после большого количества эмоций хочется остаться одной, послушать тишину внутри себя, вернуться в себя.
Я медленно брела по темной улице до дома, вяло переставляя ноги и лениво думала о том, что мне хочется съесть на поздний ужин. Диета — диетой, ограничения в еде обязательно должны быть, но сейчас, совершив такой огромный ратный труд, организовав классный корпоратив новому коллективу практически за несколько дней, не потратив на это больше классической ежегодной суммы, но получив отдачу на год вперед; отработав самое тяжелое время в любом евент- агентстве — предпраздничный день; и, что самое главное, дождаться возвращения человека, с мыслями о котором начинается и заканчивается мой день, но держать свои переживания очень глубоко, я, честное слово, заслужила свой приз — большую коробку конфет!
Прижимая сокровище к груди, добралась до дома и замерла — к двери темного подъезда прислонилась фигура мужчины. Как назло, и рядом — то никого нет, чтобы спасти мою прекрасную коробку шоколадных конфет от возможных посягательств неизвестного человека. А вдруг он пьян? А вдруг, что еще хуже, он не пьян? Голова услужливо подсунула видение, как мужик, похотливо рыча, сдирает зубами обертку с коробки, рвет сильными руками крышку и кусает шоколад, даже не развернув его до конца. Конфеты валятся из его рук, и он наступает на них, а после, торопливо закончив с оставшимся лакомством, пинает уже ненужную коробку на асфальте.
О боже! Мне точно нужно срочно еще погулять еще полчаса.
Я развернулась к дороге, откуда пришла и приготовилась, в случае чего, бежать от темного подъезда и осмотрелась на наличие собачников, гуляющих в самое неподходящее время во дворе. По закону Мерфи, в час, когда мне гипотетически могла понадобиться помощь, во дворе не было не то что собачников, даже одиноких прохожих, женщин с огромными предпраздничными сумками возвращающихся домой. Невезение в чистом виде, что уж тут говорить.
Тишину мрачного двора разрезал резкий звук моего мобильника. И если раньше песенка, поставленная на звонок, мне казалась веселой и озорной, сейчас она звучала визгливой какофонией из фильма ужасов.
Та-да-да-дам.
На экране мобильника отобразилось улыбающееся лицо мамы. Так не вовремя она мне еще ни разу не звонила. Нервно сбросила ее вызов и присела, готовая сорваться в спринтерском забеге, как вдруг на мое плечо опустилась тяжелая рука.
— Привет, Воробьева! Далеко собралась?
И только тут до моего воспаленного разума начало доходить, что голос мне очень даже знаком.
— Дениска! Так напугать можешь только ты!
— Что, такой страшный?
— Очень и очень!
Он неестественно рассмеялся.
— Как тебя занесло в наши края? — начала я бочком пробираться к своей двери.
— На самом деле, я здесь быть не должен, просто мне нужно тебе кое-кто сказать.
На меня пахнуло непривычным запахом алкоголя от старого знакомого.
— Ты выпил?
— Не перебивай, Ален.
Он достал сигарету из кармана, и прикурил, правда не с первой попытки, от ярко-оранжевой зажигалки, чем удживил меня еще больше.
— Алена, только когда ты ушла из нашей фирмы, только тогда я понял, что чувствую по отношению к тебе. Это не дружба. Я не хочу быть тебе другом. И, видимо, никогда не хотел. Мне нужно большее. И сегодня, раз так сложились звезды, я хочу знать, спросить у тебя — есть ли у меня хоть какой-то шанс?
Он нервно затянулся сигаретой и выпустил длинную струю белого дыма вверх, запрокинув массивный подбородок.
Я с грустью осмотрела всю его фигуру, выражающую покорность и обняла его.
— Прости.
Он не протянул рук в ответ, но весь напрягся и сжал руки в кулаки. Сигарета заалела маленьким огоньком, словно снайперский прицел, в снегу.
Не проронив ни слова, он отошел, расцепив мои поддерживающие объятия, и пропал в темноте ночи.
***
— О, Алена, доброе утро! Как тебе работается на новом месте? — голос Грымзы буднично отразился от стен нашего кабинета. Я даже не сразу сообразила, что кое-кто здесь должен быть лишним. И это точно не я.
— Здравствуйте, Маргарита Владиславовна! Очень даже неплохо работается!
— Ну, я рада, рада.
Она протянула руку к дверной ручке моего нового руководителя, намереваясь уйти от неприятной собеседницы в моем лице.
Но не на ту нарвалась!
— Какими судьбами к нам? — не желая терять связь, не поленилась и направилась к своей бывшей мучительнице.
— Да вот, у меня скоро день рождения, озадачена программой, приглашенными, и кто-то из нашего коллектива предложил обратиться в эту фирму.
Прямо удар под дых. Я — от нее, а она — ко мне..
— Как вам поездка в Китай? — все же я решила быть настойчивой и узнать новости о том, о ком старалась забыть все это время.
— Очень хорошо, Шанхай стоит, такой же прекрасный и величественный.
— Успели сделать все, что запланировали?
— Очень даже да, — я даже выпрямилась, внимая ее словам. — Ты знаешь, я где-то читала, что есть такой шанхайский синдром — это способность находить выход из всех положений, принимать мир во всем его трагическом противостоянии, но при этом быть оптимистом. Любить жизнь во всех проявлениях. И всегда быть впереди на голову, и отбрасывать старое. И я думаю, что именно в этой поездке я этот синдром и обрела.
— Очень интересно. А Максим Леонидович, что, тоже этим синдромом заболел?
— О нет, — она сделала вид, что огорчена чем-то, даже нос от имитации сожаления сжался, — Он заболел, да, но буквально.
