“Именно этого я и хотел, когда все начал”, – подумал Гилберт, входя в просторный холл. Смеющиеся девушки поднимались по лестнице на второй этаж, мраморный бюст великого композитора Сартавелли смотрел на них с интересом. Гилберт посмотрел по сторонам – вот стоят крепкие парни из штаба Сальцхоффа с круглыми значками с буквой V на лацкане, вот какая-то барышня помогает подниматься по лестнице старухе, которая, должно быть, видела юные годы министра Эттиннера, а вот…
– Джемма! – окликнул Гилберт, поднявшись на носки и махнув рукой. Один из парней хмуро посмотрел в его сторону, и Гилберт запоздало понял, что над головой поплыли искры. Джемма, которая вышла откуда-то из бокового коридорчика, держала в руках блокнот и выглядела даже не усталой – тяжело больной. Но ее взгляд прояснился, когда она увидела мужа – Гилберт подошел к ней, приобнял за плечи и вдруг понял, что все это время боялся, что не увидит ее живой.
“Вчера мы обо всем договорились”, – подумал он, и внутренний голос сразу же откликнулся: “Вчера она еще не была твоей женой. И Уинфреда не убили, чтобы почтить вашу свадьбу”.
– Привет, – вздохнула Джемма, поцеловала его в губы и добавила: – Тут столько дел, просто слов нет.
Гилберт понимающе кивнул. Если Сальцхофф просто выйдет на трибуну и будет говорить, то Джемме нужно было организовать все это.
– У нас с тобой сегодня интервью у Фрейи Смит по поводу нашей свадьбы, – сообщил Гилберт. – Вечером.
Джемма кивнула.
– Хорошо. Тогда заберешь меня после выступления? – Гилберт снова кивнул, и она добавила уже чуть тише: – У меня страшно болит голова, кажется, я заболеваю.
– Тогда поехали отсюда. Он и без тебя выступит.
Джемма вымученно улыбнулась.
– Ничего страшного, мне надо привыкать к тому, что работы много, – она посмотрела по сторонам, словно боялась, что их могут подслушать, и негромко сказала: – Он выпил кофе. Рубашка не вспыхнула.
Гилберту показалось, что с его плеч рухнул, по меньшей мере, Бравантский горный хребет. Значит, просто политикан, к которому драконы нашли подход. Значит, старый Эттиннер мог лишиться рассудка из-за своего страха по поводу прихода драконоборца. Значит, это, скорее всего, Шелл прислал ему те фотографии, потому что был разъярен смелостью Джеммы.
– Хорошо, – от накатившей легкости Гилберту захотелось сплясать. Он взял в жены женщину, которую любил с юности, он сегодня расскажет о своей любви всему свету, и никакие драконы не смогут ему помешать. Откуда-то справа повеяло ароматом дорогого одеколона, и Гилберт услышал:
– Джейм? Ты что-то бледная.
По лестнице торопливо поднимался Падди Кейвиварн со съемочной группой. Оператор нес камеру, помощник тащил треногу, глядя по сторонам чуть ли не с разинутым ртом. Да, филармония на окраине внезапно стала центром столичной жизни. Сальцхофф подошел, и Гилберт вдруг подумал: ястреб моногамная птица.
Он сам не знал, почему это вдруг пришло ему в голову.
– Кажется, у меня грипп, – призналась Джемма. – Голова раскалывается.
На мгновение мир застыл: Гилберт увидел, словно наяву, как Сальцхофф приобнимает Джемму, привлекает к себе, прикасается губами ко лбу – так матери проверяют температуру у ребенка. Это было похоже на огненную волну в лицо – задыхаясь от нахлынувшей ярости, Гилберт стряхнул оцепенение, понял, что все в порядке, что ничего плохого не происходит – они по-прежнему стояли возле лестницы в филармонии, и пламя сменилось прохладой.
Его слишком взволновала смерть старого Эттиннера. Вот и мерещится всякое.
– Езжай домой, тут все будет в порядке, – с искренней заботой произнес Сальцхофф, и Гилберт подумал, что это от Джеммы веет жаром. Летний грипп дрянная штука, на прошлой неделе в газетах писали о том, что он снова в столице…
Они попрощались, и Гилберт повел Джемму к машине. На свежем воздухе наваждение окончательно исчезло – когда он усадил Джемму и сел за руль, то на какой-то миг ему почудился огонь. Пламя поднималось вокруг, пламя звало к себе – наверно, что-то похожее испытывал старый Эттиннер перед тем, как выгнать слуг из дома и подняться в небо.
Он сам себе казался кроликом, который в последний миг сумел вырваться из капкана. Не драконом, вершиной эволюции и владыкой мира, а полевым кроликом.
“Прочь отсюда, – подумал Гилберт. – Прочь”.
***
– Мы познакомились в тот день, когда Джемму привели в дом моего отца. Я никогда не видел живую драконью долю, обычно люди расплачивались с драконами долей в бизнесе. Но вот в двери входит юная девушка, я смотрю на нее и понимаю: это та, с кем я хочу прожить жизнь. До самого конца.
Фрейя Смит улыбнулась. Глядя на нее, Джемма думала, что эта смуглая женщина с причудливой прической и фигурой, близкой к шару, сейчас берет главное интервью в своей карьере. Интервью, меняющее мир.
Несколько дней назад она и поверить не могла, что окажется в студии Фрейи – маленьком саду с легкой плетеной мебелью. Но вот ведь – сидит в кресле, держит Гилберта за руку, и все королевство сейчас смотрит на них. Фрейя сказала сразу: никаких статей, только прямой эфир, вас должны видеть все – Джемма чувствовала на себе чужие взгляды, словно прикосновение ветра.
На нее смотрели обычные человеческие девушки – с надеждой, теплом, завистью. На нее смотрели драконицы – в их глазах не было ничего, кроме ненависти. Джемма не имела права выходить замуж за дракона – она почти видела обертки от сэндвичей, которые будут швырять в нее, как в Эмин Леклер.
Пусть. Не страшно.
– Отец знал о ваших чувствах?
– Догадывался. Он хорошо меня понимал, поэтому, думаю, видел, что я не просто влюблен. Потом Джемму выдали замуж за его партнера, она уехала, и мы провели порознь семь лет, – Гилберт усмехнулся и добавил: – Я тогда поклялся больше никого и никогда не любить. И сдержал обещание.
Фрейя улыбнулась – улыбка вышла деликатной и понимающей. Джемма подумала, что Андреа давно закончил свое выступление – сейчас он, возможно, тоже смотрит телевизор. А у нее был летний грипп, и голова снова наливалась болью, и сегодняшнее утро казалось каким-то неправильным, размазанным.
Да, она сумела подлить карвайн в кофе, да, Андреа его выпил, пока они обсуждали подготовку к выступлению, но больше ничего особенного не случилось. Не выступил никакой внутренний огонь, человек не превратился в монстра – Джемма знала об этом. Знала, но не помнила – и это заставляло мир качаться и плыть.
Ей казалось, что кто-то взял платок и набросил на сегодняшнее утро. Спрятал что-то жуткое, что-то, способное разрушить ее жизнь.
– “Ярмарка тщеславия” не раз публиковала статьи о вас и ваших спутницах, – осторожно сообщила Фрейя. Гилберт кивнул.
– Так я пытался заглушить пустоту в душе. Писал Джемме письма, которые забирал ее муж. Надеялся, что однажды мы снова встретимся. Так и случилось. Я дракон, драконы выбирают судьбу один раз и на всю жизнь… и я сделал свой выбор, когда Джемма вошла в дом моего отца.
Они посмотрели друг на друга, Джемма улыбнулась, и ей стало спокойно и легко. Что бы ни произошло, они будут вместе, они стали мужем и женой и сумеют выстоять.
Почему-то губы жгло.
– Вы оказались очень решительны, – Фрейя посмотрела на Джемму, и на миг она ощутила странную робость, словно вдруг превратилась в ту девочку, которую родители отдали дракону. – Я вчера смотрела ваш прямой эфир с Падди Кейвиварном и удивлялась тому, как один человек способен бросить вызов миру.
– Это был не вызов, – рассмеялась Джемма и уже серьезно добавила: – Это было желание добиться справедливости.
– Что ж, у вас получилось. Вчера утром я и представить не могла, что к обеду весь Марнабер выйдет на улицы.
– Все требовали правосудия, – сказала Джемма, надеясь, что в ее голосе достаточно льда и вежливости. – И мы его добились вчера… и будем добиваться и дальше.
Гилберт мягко сжал ее руку, намекая, что у Фрейи Смит говорят о любви, а не о политике. Джемма понимающе кивнула, улыбнулась: поздно строить из себя милую и послушную драконью жену, она еще вчера показала всему королевству, что не такая.
