свадьба Лейи, её и нужно спрашивать. Странно, что вы до сих пор это не обсудили, за две недели можно было успеть.
Мамина реплика повисла в воздухе, как команда «на старт», я собралась с силами и медленно обернулась, но на Алана не посмотрела, стала изучать стол, полупустую бутылку вина, мамины белые тонкие руки и кружевные рукава. Алан мягко, нежно и внимательно спросил:
– Лейли, где бы тебе хотелось отмечать свадьбу?
– Нигде.
Мой голос тоже звучал так, как будто я всё ещё стояла там, в лифтовом холле задымлённого пентхауса. Алан замер, через канал Печати потянуло холодом, хотя он был закрыт с двух сторон. Я посмотрела на полный бокал в руке Алана, на пустой бокал в руке отца, и сказала бутылке на столе:
– Свадьбы не будет.
Прозвучало как команда «внимание», я ощущала это напряжение всем телом. Отец побледнел и пролепетал, с надеждой и предостережением:
– Но это неприлично, брак без свадьбы – нас не простят!
– Брака тоже не будет.
«Марш!»
Отец раскрыл рот, я наложила на него заклинание немоты, посмотрела в глаза Алана и чётко, предельно серьёзно сообщила:
– Я расторгаю помолвку. Контракт мы не подписывали, так что ничего друг другу не должны.
Он смотрел на меня как на предательницу. Мне не было стыдно. Я посмотрела в глаза отцу и сказала, как приговор и приказ:
– Я соберу свои вещи сама, их не много, помощь мне не нужна. Можете возвращаться домой.
Он не мог говорить, но рот раскрывал, краснел и трясся, я приготовила заклинание обездвиживания и сказала таким тоном, чтобы он понял, что я его приготовила, и применю без малейших колебаний:
– Это моё решение, и оно окончательное.
Алан сделал медленный шаг к в мою сторону, к столу, и поставил на него свой нетронутый бокал. Я посмотрела ему в глаза, он поднял руки, показывая пустые ладони, как будто подчёркивая, что не собирается нападать, у моей матери это вызвало такую вспышку скрытого за каменным лицом гнева, что я усмехнулась – теперь она ни за что не одобрит этот брак, полдела сделано. Алан тоже заметил эту вспышку, судя по тому, как резко опустил руки, но сдаваться не собирался. Посмотрел на меня и мягко сказал:
– Лейли, давай не будем спешить...
– Мы уже поспешили дважды, сначала объявив о помолвке, а потом съехавшись, больше я так не ошибусь. Я не намерена терпеть такое унизительное отношение в собственной семье, мне хватило двух недель с головой, это были худшие две недели в моей жизни, я не хочу продолжать это ни на день.
– Лея, пожалуйста, подумай... – он начал медленно подходить ко мне, я отступила на то же расстояние и гробовым голосом прошипела:
– Ещё шаг – и я вызываю полицию.
Он опять поднял ладони, мать опять накрыло вспышкой гнева, я мысленно ухмылялась, радуясь, что она не читает мысли. Посмотрела на неё – каменное лицо, полностью непроницаемое, и только имея огромный опыт общения с эльфами, можно было угадать тени смерти в уголках её глаз и губ.
«Она тоже училась на врача. Врачи умеют убивать. Надо быть осторожнее.»
Я посмотрела на отца, потом опять на мать, сказала фальшиво-вежливым официальным тоном:
– Папа, мама. Спасибо, что приехали, я бы не смогла принять такое тяжёлое решение без вашей поддержки. А теперь я пойду, мне пора. Вы тоже можете ехать домой, спасибо вам за всё.
Я кивнула им по очереди, обошла Алана по дуге и вышла из номера. Меня трясло где-то внутри, но внешне я оставалась спокойной, и даже состояния не-присутствия не вызывала – мне нравилось ощущать этот горячий мандраж всей душой, я справилась, это было лучшее чувство в мире.
***
Мама догнала меня в холле первого этажа, почти на выходе, взяла за руку и повела в дальний угол зоны ожидания, усадила за маленький столик и взяла за обе руки, с восторгом шепча:
– Дочь, это было великолепно. Ты его очаровала, заставила раскошелиться, а потом умудрилась даже не выйти за него! И при этом, виноват он сам, у него нет права требовать компенсации или возврата вложений, это гениально. Я тобой горжусь.
«А я себя ненавижу.»
Я мягко освободила руки и сказала:
– Я подала документы на выход из семьи. С завтрашнего дня ваши долги не будут иметь ко мне отношения, а фамильные украшения я спрячу в банк, и возьму под них кредит на учёбу.
Мама усмехнулась, уважительно кивнула:
– Хитро. Это точно сработает?
– Мой юрист уверен, что да.
– Тот старый?
– Да.
– Хорошо. Он мне понравился, умный и осторожный, хоть и человек.
Я подождала ещё хоть какой-нибудь реакции, не дождалась и уточнила:
– Тебя не обижает то, что я разрываю родственные связи?
Она отмахнулась с небрежностью вечного эльфа:
– Да плевать, бумажки – игры людей. Я тебя родила, ты моя дочь, и так будет всегда. И я буду присылать тебе платья и украшения, пока буду жива, до конца вечности, можешь их не носить, можешь продать, я не обижусь. Я всё равно буду это делать, потому что хочу и могу, и таков контракт. Ты выкрутилась гениально, я жалею, что я так не смогла в своё время – своего ума не хватило, а посоветовать было некому, моя мать считала, что это абсолютно нормально, променять тридцать лет жизни на финансовое благополучие семьи. Она всегда была таким же бесчувственным демоном, как и моя сестра.
– Тётя Айну?
– Конечно. Ты разве не замечала? Она как механизм, ей вообще эмоции неведомы. Она никогда не понимала моего увлечения музыкой, не одобряла моих птиц и цветы, в ней ни капли живого тепла нет, и ничто живое её не трогает, ни родные, ни близкие, ни природа. Её впечатляют только чертежи, расчёты и проекты, она даже замуж вышла за бизнес-аналитика, потому что ей понравились его решения на работе, по-другому её не зацепить.
Я никогда раньше об этом не думала, но задумавшись, поняла, что оспорить это не могу. И призналась:
– Вполне возможно, я такая же.
Мама поморщилась
