то ли пепельные от природы, были собраны в объемный пучок на затылке.
Триса что-то ответила — Э’эрлинг не расслышал — и вытащила из сумки артефакт, завернутый в ткань. Ее собеседница жадно схватила его и вернулась на крыльцо, где ее ждал дряхлый старик, опирающийся на трость. Вместе они исчезли в черной распахнутой пасти Цитадели.
— Кто это? — Одна из оставшихся женщин заметила рядом с телегой Э’эрлинга и направилась к нему под недовольным взглядом Три тысячи триста второй. — Ты привезла с собой трофей? Выглядит аппетитно.
У девицы были рыбьи глаза и белые волосы, которые казались продолжением тумана. С хищным видом она кружила возле эльфа, разглядывая его со всех сторон.
— Что это? Юбка? — Пальцами с длинными черными ногтями она ухватила подол его килта. — У тебя что, не нашлось для него штанов?
Э’эрлинг стиснул зубы и покосился на Трису. Ее лицо было маской. Любимая не хмурилась, не сжимала кулаки, не напрягала плечи — казалась расслабленной и скучающей.
— Когда заставляешь мужчину носить женскую одежду, это вызывает у него море эмоций. Попробуй.
Услышав ответ, девица с рыбьими глазами коротко хохотнула и оставила пленника в покое. Когда она отошла, дышать стало легче.
— Тебе не хватает еды в Цитадели? — ворчливо протянула другая ситхлифа, рыжая, как огонь. Буйная кудрявая грива у нее на голове казалась факелом, горящим в тумане. — Или он — особый деликатес? Поделишься?
Э’эрлинг напрягся. По его мошонке под килтом пробежала ледяная дрожь.
— Может быть, — пожала плечами Триса, и он метнул в нее яростный взгляд, но потом сообразил, что любимая просто вжилась в роль.
Это была сложная, запутанная игра с большими ставками и неясными для него правилами. Что им грозит в случае ошибки, Э’эрлинг представлял смутно, но по дороге в Цитадель нередко замечал в глазах любимой тревогу и даже страх.
Вдруг чужая холодная рука скользнула ему под килт и сжала голый член.
Дыхание сбилось. Э’эрлинг ахнул и от неожиданности не успел отреагировать.
— Трогать чужое без спроса — неприлично. — Сквозь гул в ушах до него донесся голос Трисы, возмутительно спокойный.
Рука отпустила его мужское достоинство, но Э’эрлинг продолжал чувствовать ее хватку — мерзкую и болезненную.
От отвращения его всего передернуло.
Что это было? Как так можно! Эта неприятная женщина просто подошла к нему и схватила за член, словно перед ней был не живой мужчина, а вещь.
Возмущенный, растерянный Э’эрлинг никак не мог отдышаться. Равнодушие любимой задевало его до глубины души, хотя он и понимал, что оно фальшивое, показное. Это было глупо, но ему хотелось, чтобы Триса, как обычная женщина, вцепилась сопернице в волосы, защищая то, что принадлежит ей. Хотел увидеть ревность. Но Триса не дернула и бровью, словно пленник ничего для нее не значил.
Впрочем, очень хорошо, что она умела держать себя в руках.
— Как мило, на нем нет трусиков, — поглумилась рыжая, и Э’эрлинг покраснел до корней волос. — Когда он тебе наскучит, отдай его на общий стол.
Мерзкая баба, мерзкое место.
Но даже сейчас Э’эрлинг не жалел, что приехал сюда, иначе им с Трисой пришлось бы расстаться.
Он потерпит.
И эти гадкие прикосновения, и эти оскорбительные смешки, и всё то неприятное, что ожидает его в будущем.
Ради Трисы. Ради своей цели. Он в лепешку расшибется, но добьется того, чтобы они стали настоящей семьей.
— Кстати, раз уж зашла речь, — сказала ситхлифа с волосами, похожими на туман. — В честь твоего возвращения Смотрительница устраивает пир. Знаю, ты не любишь есть со всеми, но в этот раз отвертеться не получится — это ведь ты виновница торжества. Так что ждем тебя вечером в главном трапезном зале.
Заметив реакцию Трисы, Э’эрлинг напрягся. Маска, которую та удерживала на лице, дала трещину. Скулы заострились, щеки побледнели, в глазах мелькнуло затравленное выражение.
Но голос, когда она ответила, был невозмутим.
— С удовольствием приду, Три тысячи пятнадцатая.
Они шли по длинному коридору с арочным потолком. Каждый шаг эхом отражался от голых каменных стен. В железных прихватах горели факелы, но пламя их было не настоящее, а синее, магическое, холодное — оно не обжигало протянутую к нему руку.
Изредка на пути встречались массивные дубовые двери с латунными ручками и отверстиями для ключа. Ту, что притаилась за углом, в небольшой тупике, Триса рывком распахнула перед Э’эрлингом.
— Заходи, — бросила она с недовольством в голосе.
Крылья ее носа подрагивали. Губы были поджаты. Шрам на лице словно налился кровью, став более ярким и выпуклым.
А тон, которым она говорила…
Он замораживал!
Эта холодность болезненно царапнула по оголенным нервам.
Э’эрлинг напрягся, решив, что гнев и раздражение Трисы направлены на него, но стоило переступить порог комнаты — и любовница с рычанием вжала эльфа в стену рядом с дверью, а в следующую секунду набросилась на него с поцелуями.
Она будто стремилась высосать из него душу.
Спустя какое-то время, когда колени Э’эрлинга обмякли, а в голове помутилось от удовольствия, Триса запустила руку ему под килт и начала доить его член, двигая кулаком резко, грубо, без остановки. В ее напоре сквозила злость. Свободной ладонью она зажимала пленнику рот, превращая стоны в глухое мычание.
Э’эрлинг едва стоял на ногах.
Это было так…
О богиня, что она с ним творила?
Накинулась прямо с порога.
Застигла врасплох.
При этом он чувствовал: Триса в бешенстве.
Распластавшись по стене, Э’эрлинг беспомощно царапал пальцами по шероховатой каменной кладке. Ему нужна была опора, и в конце концов он ухватился за плечи своей любовницы, а та вдруг отстранилась и зашипела:
— Ну что, понравилось, когда тебя лапала другая женщина?
И двинула кулаком так сильно, что Э’эрлинг зажмурился, всхлипнув от боли и наслаждения.
— Отвечай! — потребовала ситхлифа.
Он даже не сразу понял, что она от него хочет, а когда понял, сам вспыхнул от ярости.
— Понравилось? — закричал он, убрав ее руку от своего лица. — Да как ты… Совсем с ума сошла?
— Сошла, — выплюнула Триса и за пару секунд, качая кулаком, довела любовника до самого яркого оргазма в его жизни.
Когда эльф, содрогаясь, выплескивался на ее пальцы, она приникла губами к его шее — сначала поцеловала, а потом как впилась зубами в нежную плоть. Пометила. Э’эрлинг дернулся, зашипев от боли, и достиг последней вершины удовольствия.
— Ненормальная, — шепнул он с восхищением в голосе и без сил сполз по стене на пол.
Его лицо было пунцовым, грудь взымалась от частого дыхания, а сбоку на шее алел след
