— Что? — я вытянулась теперь в полный рост.
— Сними это бесово платье. Ты, горделивая сучка, призывающая наложниц к свободе воли и высмеивающая их покорность, возьми и стащи с себя платье — покажи мне все, что я хочу увидеть. Стань такой же, как самая похотливая из них.
Я чувствовала всем нутром, что он просто насмехается над моей слабостью. Но желание предстать перед ним обнаженной было выше моих возможностей к самоконтролю. Я почти одним рывком стянула длинное платье через голову и сразу же занялась трусиками — уже посеревшими от частых стирок. Я красива — знаю, что красива. И если он хочет видеть, так пусть смотрит.
Выпрямилась перед ним, не думая прикрываться. Между ног у меня было влажно, а от его пристального разглядывания совсем скрутило. Но я стояла и ждала вердикта. Неожиданно воздух, сдерживающий меня, отпустил, а Ринс сделал короткий шаг назад.
— Стой на месте, Катя, пока не разрешу иного. Чего ты сейчас больше всего хочешь?
И я уже знала правильный ответ, потому и не бежала к нему, чтобы снова прикоснуться — новой насмешки я бы не вынесла:
— Чтобы ты хотел меня так же, как я тебя, Ринс. Или уже надел повязку.
Не знаю, заметил ли он, что я перешла на «ты». Важно, что я это заметила — показатель, что разум каким-то неведомым образом возвращается. Нет, я все еще хочу его, но уже без той же бесконечной отупелости. Вот только Ринс протянул мне руку — и этот жест зародыши рассудка уничтожил. Я перехватила его ладонь, мгновенно приблизилась, обомлела от полуобъятий и прикосновения голой кожи к его груди. Застонала и потянулась к губам, но удалось лишь слегка их коснуться — Ринс отстранился, удерживая меня в руках. Заговорил, не утаивая иронии:
— Вот мы и нашли идеальное для тебя наказание. Жаль, что как раз сейчас наказывать не за что.
Я зажмурилась. Это просто магия! Наказывать решил — тем, что похоть затопляет рассудок, а он будет дразнить и держать расстояние. Так с закрытыми глазами и отступила, невероятным усилием воли отстранилась от его тела. Выдержала несколько секунд, во время которых наконец-то созрел ответ:
— Ничего страшного, айх, переживу.
— Переживешь? Хм… интересная формулировка. Сейчас я тебе нравлюсь?
— Нет. Это похоть. Ощущение, что меня против воли накачали наркотой. Наркота — это…
— Не надо объяснять. Я красив?
— Безусловно, — в этом вопросе я не могла врать. И добавила: — Но плохо то, что вы это знаете. Как и все чувства, которые вызывает эта чертова магия у женщин — наперечет.
— Вот тут не соглашусь. Я в твоих чувствах теперь еще сильнее запутался. Уверен, что если уложу тебя в постель, то ты не сможешь себе сопротивляться, магия сработает за тебя. Притом я тебе даже не нравлюсь — это чистый внушенный порок, без примесей. А как сейчас дела обстоят с ненавистью?
— Куда она денется? — я немного удивилась, продолжая с усилием жмуриться. — Ведь вы остались тем же человеком, кем были вчера.
— Поразительно.
С закрытыми глазами оказалось действительно проще — не смотреть на него и не сходить с ума от совершенства. Тогда и с тягой наброситься на него справиться легче. Зачем я платье вообще снимала? Вот идиотка, слабачка… Понравиться хотела! Еще один шаг от него сделала решительнее.
— Катя, — позвал он, но я не шелохнулась. — Катя, твой самоконтроль поражает. Но вряд ли я смогу оставить тебя победительницей на исконно моей территории. Ради этого можно даже нарушить какие-то традиции.
О чем он говорит? Я чувствовала проигрыши по всем фронтам. И вдруг ощутила его ладони на спине — они скользнули на талию, там крепко сжались и притянули меня. Я вновь задохнулась от близости, от запаха его кожи. Распахнула глаза, чтобы понять происходящее — Ринс наклонялся к моим губам, но смотрел прямо. Я не смогла оттолкнуть, даже собрав всю силу воли. А когда он поцеловал, полетела в бездну удовольствия. Сама обхватила его шею руками, притягивая, но теперь он не отстранялся — наоборот, углубил поцелуй, ныряя языком в рот. Если бы не держал, то я бы уже упала, так сильно задрожали ноги. Я, совершенно голая, в его объятиях, принимаю язык, становящийся с каждой секундой все более настойчивым. Соски напряглись, в животе натянулась пружина, но поцелуй продолжался, провоцируя резкие скачки возбуждения.
С моим телом что-то происходило — и это выходило за рамки обычного удовольствия. Волна оказалась настолько неожиданной, что я попыталась разорвать поцелуй и осмыслить, но мужчина не позволил — перехватил меня за затылок, целуя с еще большим напором. Я уже не отвечала, меня сжимало спазмами нестерпимого наслаждения, а он держал меня крепко, ловя ртом сдавленные бесконтрольные стоны. По всей видимости и насколько мне хватало теоретического опыта, я попросту кончала — вот так банально описание почти в точности отражало действительность: ударило одновременно во всем теле, а не только внизу живота, мозг расколошматило на куски, прошивая иглами каждый.
И лишь когда спазмы начали утихать, Ринс отпустил. Я бессильно осела на пол, неспособная сразу прийти в себя. Это и был оргазм? Сбивал с толку даже не этот факт, а то, что сорвало меня только от поцелуя. Запредельная магия, издевательская, бесчеловечно неотвратимая, поскольку несет удовольствие, от которого сознание не может увернуться.
— Как отойдешь, можешь одеваться и уходить. На сегодня всё, — произнес айх, глядя уже куда-то в сторону.
Я с трудом смогла поднять лицо и уставиться на его профиль. Он так и не надел повязку, но, похоже, пиковое удовольствие разрядило мое тело — я смотрела вполне спокойно и уже не хотела облизывать его с ног до головы. Да, красив, и что здесь такого? Равнодушен. Или скрывает под отсутствием эмоций свою победу надо мной? И ведь победил, сукин сын. Рука, потянувшаяся за платьем, заметно дрожала, но я не обращала на это внимания.
Победил. Уязвил. Показал, что в его руках я обычная марионетка. Но хуже всего — заставил ненавидеть. Не его даже, а саму себя. Ринса ненавидеть легко, а вот себя, раздавленную чужим сапогом, — сложно и больно.
Я вышла из его спальни, не прощаясь. И просто старалась ни о чем не думать.
Глава 16
Апатия давила. Я пыталась сосредоточиться на работе и не допускать в голову ненужные рефлексии, но апатия — сука беспощадная, гнущая свою линию.
И у этого гадкого чувства были основания. Ринс, по всей видимости, удивился тому, что я не исполняю его приказы — навязанное желание оказалось сильнее его распоряжений. А это означает, что я могла сопротивляться и самому влиянию, но оказалась слишком слабой для этого. Я все еще нервно дрожала, вспоминая свое состояние: как смотрела на него, как радостно раздевалась, и как неконтролируемое удовольствие подкашивало мне ноги. Но реакция айха подсказывала, что всего этого я могла не допустить, если бы смогла собраться. Я в этом замке не так уж и долго, а что уже от меня осталось?
Последнее крутилось в голове особенно долго, зато со временем натолкнуло на другую мысль. На ужине я попросила Китти достать мне письменные принадлежности, сослалась на то, что хочу обучиться грамоте. Это ведь не чтение книг — следовательно, запрет не нарушен. И, получив необходимое, потратила больше часа на поставленную себе задачу — я описывала все свои эмоции и происшествия после появления в замке черного айха. Даже последнюю ночь привела во всех стыдных подробностях, чего делать совсем не хотелось. Но я повторяла себе, что стыд — ерунда по сравнению с тем, что я могу потерять себя. А для этого мне нужна доскональная информация, вся хронология событий и чувств, без приукрас и оправданий себя. Быть может, когда я превращусь в глупую Арлу, кончающую от одного вида Ринса, или в прямого как палка Нокса, который выполняет вообще любую грязную работу без пререканий и мук совести, эти самые записи мне напомнят, кем я была раньше.
Писала я, разумеется, на привычном языке. Это даже лучше — шифрование ото всяких любопытных. Ручек здесь в обиходе не водилось, Китти мне доставила тонкий стержень из какого-то серого вещества, который постепенно стирался при использовании. Листов ушло несколько, но вроде бы достать новые — не проблема. Я поклялась себе, что теперь буду записывать все важные события. А раньше только смеялась над теми, кто ведет дневник! Но это не дневник — информация намного откровеннее и правдивее любого дневника — это нитка, за которую я когда-нибудь смогу выползти из ямы. Нет, я не уверена, что поможет, но более стоящих идей все равно не назрело. В конце аршинными буквами вывела: «Не лезть с советами к другим!!! Они тысячу лет так жили, а я им не народный освободитель!». Вот это полезная мысль со всех сторон. Пусть люди живут, как умеют, не мое дело — кого-то там спасать. Ну, разве что Китти. И Скирана, конечно. Быть может, Арлу? Пустоголовая она, но не совсем уже чужая… Составить список друзей, с которыми я не смогу изображать безразличие? Или у меня в голове реально засел какой-то демон, не дающий покоя? Вести дневник было весьма удачной идеей, попробуй-ка отследи свои метания, если они не записаны.
