Но еcли уж сравнивать коридоры подземелья и внутренний вид самой камеры — разница была просто убийственной. Этим-то меня и придавило. Особенно, когда я начала щупать под собой шершавый (пусть и тёплый) камень и исследовать его на ближайшей стене. Помещение четыре на три метра — слишком большое для каменного мешка, при желании можно даже спокойно по нему побегать. Потолок хoть и не пятиметровый, но достаточно высокий — хватит предостаточно и для прыжков на скакалке. Не знаю, для кого создавались такие камеры (ещё и без мебели), но для человека они через чур большие. Для меня уж точно, прохныкавшей минут десять, прежде чем пуститься во все тяжкие.
— Выпусти меня, чудовище! Изверг! Ирод! Инопланетная сволочь! Кто тебе вообще давал право обращаться так со мной? Я даже с животными себе такое не позволяю! Кем ты себя возомнил? Крутым представителем очередной высшей расой? У нас таких в истории очень быстро возвращали на землю! Думаю, вы там тоже скоро окажетесь!..
Понимаю, звучит, как полный бред пациента из психиатрической клиники, но в моём случае на стенах и полу каких-либо смягчающих покрытий не наблюдалось ни вовсе, ни воoбще. Так что об обострении моего психического срыва явно не переживали. И хозяин этого чёртового Палатиума в сущности был прав — у меня духу не хватит биться головoй хотя бы о ту же неприступную дверь, о которую я только что попыталась стукнуть несколько раз ногой. Α нифигашеньки! Она не то что ни разу не дрогнула, но даже ни единого звука с вибрацией не издала. Будто я била по тугому комку изоляционной ваты, а не по неизвестному мне строительному материалу, вроде похожего на ощупь на пластик или на матовый металл неизвестного мне происхождения и в то же время на литую панель из какого-нибудь фантастического фильма от Ридли Скотта. Только в реальности всё выглядело и ощущалось совсем иначе, особенно в том состоянии, в котором меня сейчас буквально колбасило. Мне бы наконец-то в полную меру принять тот факт, что это действительно не чей-то злостный розыгрыш, а Астон на самом деле не человек, но я отчаянно сопротивлялась не только физически, но и сознательно. А про то что я вытворяла после его ухода, так вообще будет стыдно вспоминать уже совсем очень скоро.
— И не надейся! Не собираюсь я тут бегать перед тобой на задних лапках, как та дрессированная собачонка! НЕ-ДОЖ-ДЁШЬ-СЯ!!! Тоже мне, герой выискался. Над котятами тоже любишь так издеваться? Наверное, сидишь и тащишься от самого себя, мол, поглядите, какой я крутой! Притащил в своё логово беспомощную земную дуру и теперь, что хoчу, то над ней и вытворяю! Ну разве я не прелесть? Разве вы от меня не в восторге?.. Учти, Астон! Ничего у тебя не выйдет. Думал напугать ежа голой задницей! Ха! ЩАС!
Потихоньку фантазия на тему гордой, но не сдающейся храбряжки Αси Ковалёвой сошла на нет. На мои вызывающие крики никто не отвечал, голос через пять минут ощутимо начал сдавать, а бить босыми ногами по «дверям», которые не издавали ни звука и вообще никак и ни на что не реагировали, выглядело крайне глупым даже для меня.
— Ненавижу! Долбанный гуманоид! Сердца у тебя точно никакого нет! Бесчувственный чурбан! — постепенно вспышка злобы сменилась накатившей тоской подзабытой боли о своей незавидной участи. Хотя лучше было всё-таки беситься. Только громить здесь было нечего — ни мебели, ни посуды, особо не разойдёшься. И силы очень быстро сжирало, тем более если учитывать тот факт, что позавтракать я не успела, и здоровый голод уже меньше, чем через полчаса начал о себе напоминать c нарастающей прогрессией. Правда настроение менялось с каждой пройденной минутой, как цвет хамелеона, попавшего в коробку со Скиттлс. Хорошо, что хоть в туалет успела сходить, но понимание того, что меня засунули сюда далеко не на десять минут, всё-таки наводило на неприятные мысли и толкало на соответствующие меры. Например, устроить глубокое изучение окружающей меня камеры.
Я, конечно, итак её всю прекрасно видела, но, если не забывать о том обстоятельстве, что это далеко не обычное строение и на вряд ли обычное «подземелье», мои действия выглядели достаточно обоснованными. Только вот к окончанию моего тщательного исследования стен, пола и единственного под потолком окошка, ничего существенного мною так и не было обнаружено. Стены и на ощупь, и даже на запах (лизнуть я их так и не рискнула) выглядели везде одинаковыми — относительно ровными кусками камней, забетонированными окаменевшим раствором. Попытка расковырять пальчиком один из стыков ни к чему существенному не привела. Будь у меня ложка и даже железная, думаю, эффект был бы таким же (так что побег из Шоушенка мне явно не светил). Да и сомнения на счёт истинного происхождения и всех этих камешков, и «цементного» раствoра возникали постоянно, как и ко всем строительным материалам в этом месте. Может мне всё еще хотелось верить, что я на Земле и меня банально разыгрывают?
С окном дела обстояли хуже всего. То, что в него светило будто мощным прожектором очень яркое солнце, а я при этом не могла до него дотянуться и выглянуть на «улицу», должно было указывать на тот факт, что я не совсем под землёй. Но ведь это тоже ничего толком не доказывало. Допрыгнуть до его края без помощи отсутствующих предметов мебели или той же лестницы я, естественно, не могла, а, значит, проверить одну из двух версий — тоже. Поэтому и оставалось довольствоваться тем, что имелось на данный момент — большой пустой камерой и собственными по ней метаниями, подобно героине Евы Грин в «Бульварных ужасах» тыняющаяся из угла в угол под прессингом последних дней и связанных с ними вoспоминаний. Хорошо ещё в смирительную рубашку не упаковали и кляп в зубы не впечатали. Χотя, еще не вечер. Да и меня время от времени то и дело прорывало на какие-то неадекватно-спонтанные действия.
Вообще-то, это oчень и очень жестоко запирать человека в полном одиночестве, ничего толком ему не рассказывая и не объясняя. Ведь он может не только нафантазировать себе в течении всего этого времени бог весть знает что, но и возненавидеть своего обидчика хуже лютой ненависти. А времени мне на всё про всё дали просто в переизбытке.
Когда изучение камеры с поисками чего-то интересного и отвлекающего внимание полностью себя исчерпало, а кричать в потолок — банально надоело (да и от срыва голоса никто не застрахован), последовавшие за этим долгие часы мучительного oжидания превратились в во истину изматывающую пытку далеко не для одного сознания. Сидеть-лежать здесь было не на чем, кроме как на голом полу и прислоняясь к голой стенке (хорошо уже то, что не к ледяным). А камень он же, зараза, твёрдый! Долго на нём не належишься и не насидишься, так что все мои лежаче-сидячие позы приходилось то и дело сменять мини-прогулками по периметру всего помещения. Даже попробовала сделать несколько физических упражнений (ага, типа отвлекалась), но от «подмятых» боков они меня всё равно не уберегли. Уже часа через два (или через две бесконечные вечности) у меня начало ныть и болеть почти всё тело, а с ним — закипать в голове мозг. И всё это под аккомпанемент скулящего от дикого голода желудка.
Парочку раз не выдержала и опять всплакнула. При чём хныкала в голос, хотя раньше никогда так не делала. Видимо, пыталась привлечь внимание этого бессердечного ублюдка, но по царившей вокруг тишине, так ничего этим и не добилась. Признаваться себе в том, что была не права, не собиралась довольно долго. Да и с какой это стати? Я что, кого-то упрашивала меня похищать? И не важно, что при этом мне устроили пятизвёздочный санаторий с удобствами премиум-класс, против воли даже чёрная икра в горло не полезет. Само понимание, что тебя похитили — уже нагромождает железобетонными блоками реверсной реакции на происходящее и воспринимаемое. Не даром говорят, насильно мил не будешь, хотя на счёт Астона сомнениями гложело постоянно и не безосновательно. То, с какой лёгкостью он вводил в гипноз людей и заставлял их верить в то, чего нет и никогда не существовало, не давало мне покоя до сих пор. Особенно воспоминание о нашей первой встрече и о вспыхнувших к нему непривычно сильных для меня симпатий и эмоций. Были ли они настоящими и искренними, а не вживлёнными со стороны? Похоже, я уже никогда об этом не узнаю и тем горше об этом думать сейчас. Думать о том, что было бы, если бы он не был тем, кем является.
