В темной нише напротив зеркала сидела женщина, неподвижная, как камень. На ее черных волосах и плечах лежала густая пыль, она покрывала шелковую одежду на коленях. Ее лицо было великолепно, идеальный золотой овал, и ее глаза были голубыми. Пыль прилипла к ее ресницам, и длинная паутина зацепилась за них и запуталась в тени. Ее глаза были открыты, но они были сухими и тусклыми. В них не мерцала не единой искорки жизни.
— Кто это? — прошептала Эсме, не в силах отвести взгляда от утонченного лица женщины.
— Королева Друджей.
— Она… она мертва? — спросила Эсме и осторожно, крошечными шажками, приблизилась к Королеве, укрытой тенью.
— Не мертва. Всего лишь пуста. Она давным‑давно покинула свое тело. — Он помолчал, а потом добавил, бросив быстрый взгляд на Эсме. — Четырнадцать лет назад.
— Четырнадцать? — повторила Эсме. Она развернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, когда значение этого числа проникло в ее сознание. Девушкой овладел трепет. — Четырнадцать? — вновь произнесла она. Затем она повернулась к Королеве и призналась наконец себе какая первая мысль ее посетила, когда она только‑только увидела это прекрасное лицо. Она узнала это лицо. Эта искорка была такой маленькой, но такой жаркой.
Это прекрасное создание совершенно не походило на нее, и все же, смотреть на нее было все равно, что смотреть в зеркало.
Глава десятая
Язад
«Иди к Язаду, Мэб», — сказал Михай, поэтому, как только женщина смогла заставить себя подняться, она так и поступила.
Она стояла под замысловатыми арочными воротами особняка старика и вспоминала, как впервые оказалась здесь, или вернее стояла, скрючившись, в объятьях Михая. Он пронес ее через окно, наколдованное в воздухе, из Тэджбела прямиком к этому месту, и ей тогда показалось, что скорлупа мира, внутри которого она существовала, треснула. Широкая черная аллея, уличные фонари и отдаленное мерцание городских огней, проезжающие машины, дым — все это было за пределами ее понимания. Это был сущий кошмар.
Теперь же Мэб подумала, что, должно быть, в тот вечер для Язада она была сама каким‑то неведомым созданием: трепещущая девочка‑детеныш у его двери. Она обхватывала живот обеими руками, готовая в любой момент разродиться Эсме, но он смотрел на нее с таким состраданием, что сковавший ее ужас немного отступил. Никогда, никогда прежде ей еще не доводилось видеть такого взгляда. Он осторожно завел ее внутрь, усадил в кресло возле камина… еще одна новая и пугающая штука — огонь! Она решила тогда, что это прыгающее пламя есть нечто живое. Язад дал ей чай, а затем долго разговаривал с Михаем на языке, которого она не знала.
В те дни на нее обрушилось столько всего непонятного, а сколько еще осталось, чего она не поняла до сих пор. Почему Михай выкрал ее у Королевы? Он был предан ей, не так по‑рабски, как остальные Друджи, но все же. С того момента, как Мэб впервые увидела его лицо в толпе, она поняла, что он отличается от других. Он провел в Тэджбеле несколько месяцев, все эти месяцы Эсме уже росла у нее в утробе, и чем больше она смотрела на него, тем больше выражение его лица озадачивало девушку. Она видела не только боль, но… любовь.
Ее последняя ночь в Тэджбеле, что сейчас, что тогда осталась для нее загадкой. Было полнолуние. Друджи поклонялись луне и такие ночи всегда праздновались: обилие меха, перьев и голосов животных. Они будто черпали свою силу из светящейся сферы. В ту ночь, как и в любое иное полнолуние, они сняли одежды и нашептали друг другу нужные слова, чтобы обратиться в животных. Накстуру завыли. Крылатые кружились в небе, визжа. Королева стояла на вершине своей башни, как всегда, неподвижно наблюдая за ними.
Мэб вспомнила, как надеялась, что дитя родится во время празднования, потому что Королева была бы занята только этим, и мгновение рождения новой жизни досталось бы только ей. Надежда была крошечной. И это была ее последняя надежда. Но она не имела ни малейшего представления насколько глупым это ее желание было. Она видела, как рожали кошки и думала, что и у нее все будет так же: тихо, напряженно и чудесно. Сродни тяжелой, но посильной работе. Она не понимала что такое боль, потому цеплялась за последнюю надежду, поглаживая раздувшийся живот и нашептывая:
— Появись, бахам, мой подарочек, выходи ко мне, — пока Друджи пели голосами животных свои безумные песни.
Но Эсме никак не появлялась. Она брыкалась и плавала внутри нее, а потом затихла. По среди ночи в дверном проеме Мэб появился Михай, напугав ее. Он несколько мгновений просто смотрел на нее, а потом исчез. Так же тихо, как и появился. Мэб растревожило его появление. Она была удивлена тем, почему Михай не обратился в животную ипостась, как и другие Друджи. Она знала, что он отличался от других обитателей каменной крепости, но не знала чем именно.
Он уже жил в Тэджбеле какое‑то время. Прошел почти год с тех пор, как Мэб обратила на него внимание и стала наблюдать за ним. Ее удивило, как лицо Михая перекосило от боли, когда Королева впервые, заняв тело Мэб, слилась с Аркадием. Они забрали Аркадия спустя несколько месяцев, когда пропало ежемесячное кровотечение. Поначалу она много плакала. Оплакивала его и себя, свое одиночество среди Друджей, но потом ее живот начал расти, двигаться, и она поняла, что больше не одинока.
Ей было что защищать.
Она думала о бескрайности гор, которые видела давным‑давно, и побег казался невозможным тогда. Но теперь она знала то, чего не знала тогда: где‑то там были и другие, такие, как она, как Аркадий. Поэтому она впервые попыталась убежать через лес, бросая кошек зверям, чтобы перебраться через мост. Ерезав и Исвант нашли беглянку так легко, что едва рассердились на нее. Когда они привели ее обратно, то обращались с ней осторожно, словно она была яйцом — яйцом, в котором развивался следующий питомец Королевы. Мэб поняла, что им уже доводилась делать это прежде, возможно, много раз. Они выслеживали матерей‑подростков и возвращали их. Может и ее мать пыталась бежать, гадала Мэб. Наверняка. Все они пытались бежать. Как же иначе.
И она попыталась снова. Снова. И снова. В конце концов Королева появилась в проеме ее покоев и в ярости прошипела:
— Циват ни янат! — и мост обрушился.
Так Мэб стала пленницей в этом одиноком зубе скалы. Друджи могли скользить по скалам, но не она. Она вспомнила, как страдала, стоя там, и смотрела в черноту пропасти, пока пальцы Королевы сжимали ее руку. Когда не осталось даже призрачной надежды на побег. Поднялся ветер, и маленькая клетка застонала на своих железных кольцах, словно напоминая, что ее будут использовать, даже когда Мэб здесь уже не будет.
Надежда угасала, и оставалось лишь желание подержать ребенка на руках, прежде чем они сделают с ней то, что они уже ни раз делали с ненужными домашними животными.
Но каким‑то чудесным образом до этого не дошло.
Михай пришел к ней во второй раз в полнолуние, и на этот раз он привел Королеву с собой. Их лица сияли лихорадочным румянцем, и Мэб забилась в укромный уголок каменной стены своей комнаты. Она плакала. Она умоляла их оставить ее в покое. Но они схватили ее за руки и вытащили из закоулка в стене. И как она делала это много раз прежде, Королева скользнула пальцами под подбородок Мэб и приподняла ее лицо. Мэб видела, как она вопросительно посмотрела на Михая, который кивнул.
— Ты все поймешь, — сказал он, и Королева повернулась к Мэб. Девушка сквозь слезы посмотрела в эти ненавистные голубые глаза. Ее затопил холод.
И на этот раз вместе с ним пришло забвение. После этого она ничего не помнила, пока Михай не взял ее на руки и не понес через воздушное окно в Лондон. К Язаду.
И вот Мэб одна стояла перед дверью Язада. Она подняла тяжелый дверной молоток и отпустила его. Раздался удар, похожий на звук выстрела. Она подняла молоток и вновь отпустила. Через мгновение к двери подошел Язад собственной персоной, а не дворецкий, как ожидала Мэб.
