Может, мне вмешаться и попытаться все объяснить? Например, соврать ему и сказать, что это я притащила сюда Стеллу. Но так он может разозлиться еще больше, что какая-то незнакомка убедила ее нарушить его приказ. Может получиться еще хуже.
Лютер остановился рядом со мной.
— Похоже, у кого-то проблемы.
Я не ответила. Это не был вопрос, а порой сохранять молчание, было лучшей стратегией.
— Мисс Райдер, можно вас на минутку?
Я посмотрела на него.
— Конечно.
Лютер взглянул на рыжеволосую женщину, стоявшую у двери со связкой ключей в руках.
— Не были бы вы любезны открыть нам библиотеку?
Женщина ошеломленно кивнула.
Лютер махнул одному из офицеров в униформе и двинулся в библиотеку. Мы втроем пошли следом за ним. Женщина открыла библиотеку, Лютер поблагодарил ее, и она поспешила обратно в Боуден Холл.
Лютер посмотрел на копа.
— Встаньте у двери и никого не впускайте. Если что-то срочное, пусть подождут снаружи, пока вы сообщите мне.
— Да, сэр.
Лютер повернулся ко мне.
— Теперь порядок. Давайте найдем подходящее место и побеседуем.
Мы направились вглубь библиотеки. Лунный свет лился сквозь высокие окна от пола до потолка, и наши шаги звучали слишком громко в пустом здании. Кампус явно не слишком серьезно относился к безопасности. Можно было загнать стаю мантикор в эти окна.
Лютер обнаружил несколько диванов у окна и опустился на один из них, жестом приглашая меня присесть на другой. Я села.
Он долго изучал меня и улыбнулся.
— Мне нравится новое лицо. Ты сказала Леннартам, что ты в городе, или мне следует сообщить радостную новость?
* * *
Я ОТКРЫЛА РОТ. Ничего не вышло. Вот же так вляпаться!
Лютер усмехнулся.
— Не торопись.
— Как?
— Если ты сенсуал, то ты видишь природу магии и следы, которые живые существа оставляют в своем окружении. Я воспринимаю особенности чьей-то магии, но только когда встречаюсь с ее обладателем лицом к лицу. Для меня сила каждого имеет уникальную подпись.
Он помнил меня. Должно быть, я сумела отличиться, чтобы остаться в его памяти. Когда мы впервые встретились, он обвинил Кейт, что та все время скрывала от него сенсуала. Стоило задаться вопросом, как он меня идентифицировал. Мне не следовало этого забывать. Мой косяк.
— Я никогда не забываю магическое «лицо». — Он постучал себя по виску. — Ты эволюционировала. Твое ядро оплетают множество слоев силы, но само ядро осталось тем же. Я запомнил его много лет назад, когда впервые тебя встретил. Ты — это по-прежнему ты.
Он даже не представлял, что его слова для меня значили.
— Я сказал что-то не то? — ласково спросил он.
— Я прожила так много версий самой себя, что я уже и сама не знаю, кто я.
— Такова жизнь, — кивнул Лютер. — Мы изменяемся, мы меняем себя, растем или сжимаемся. Это часть человеческого бытия. Может, ты и изменила свою личность, но когда я услышал твои рассуждения на месте преступления, то ты говорила в точь, как Кейт. Она всегда обладала хорошим чутьем, и у тебя это тоже есть. Не теряй этого.
Хм. Я все еще была собой, и эта «я» говорила как Кейт.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Придется следить за своими речевыми оборотами в кругу людей, которые знали меня раньше.
— Могу ли я увидеть на мгновение твою мощь в полную силу? Преграда закрывает вид.
Завеса как раз и должна скрывать определенные вещи. Вот почему я кропотливо соткала ее и практиковалась удерживать, пока это не стало моим вторым «я». Если я позволю ему увидеть свою магию, он узнает обо мне слишком многое. Если я продолжу ее скрывать, то могу попрощаться с надеждой завоевать его доверие, в котором я нуждалась. Я должна убедить его сохранить мой секрет.
Я посмотрела ему в глаза.
— Есть причина, почему моя семья не знает о моем визите. Я объясню вам, почему, если пообещаете им ничего не рассказывать.
— Значит, я узнаю что-то, о чем не знают Леннарты? — Лютер улыбнулся. — Мой рот на замке, если причина того стоит.
Я опустила завесу.
Лютер замер.
Мы молча сидели, глядя друг на друга. Когда Эрра помогла мне раскрыть мой внутренний резервуар магии, она сказала, что я сияла, будто звезда. А затем заставила меня пообещать, что я никогда не покажу его моему деду.
Лютер встрепенулся, словно проснувшись, прочистил горло и потянулся ко мне.
— Можно?
— Да.
Он мягко взял меня за подбородок и наклонился вперед, изучая мое лицо.
— Завораживающе. Что произошло?
— Метаморфоза посредством магической ассимиляции. Я забрала у кое-кого часть тела и внедрила ее в себя.
— Невероятно рискованная затея, но судя по всему, себя окупившая. Это был глаз?
— Да.
— Физически они выглядят идентично, но концентрация магии в левом глазу намного выше. — Лютер кивнул и сел обратно. — Прекрасный оттенок зеленого. Боль должна была быть невыносимой.
— Это правда.
— Как долго?
— Сначала около двух месяцев, а затем я отправилась в магическую кому еще на девять.
— Удивительно, что ты выжила. — Лютер подался вперед, не сводя с меня пристального взгляда. — Что толкнуло тебя на подобное?
— Страх. — Я вернула завесу на место.
— Превосходный мотиватор. Продолжай рассказ.
— Вы знаете Молоха?
— Бог ханааней, неприятный тип. Известен своим повелеванием огнем и любовью к жертвоприношению детей. Насколько я припоминаю, он предпочитает, чтобы подношения ему сжигали живьем. У его имени нет однозначного толкования.
— Это не имя, а титул — бог-повелитель. Он использовался наследными правителями, ведущими свой род от Садуна ибн Ханаана [6], основавшего город Сидон около семи тысяч лет назад. Они правили народом, позднее известным как финикийцы, а их царство тянулось через территорию современного Израиля вплоть до южного Иерусалима.
— Современники Роланда, — поморщился Лютер.
— Не совсем. Правление Молоха официально окончилось еще во времена деда Роланда. Он был последним в своей династии.
В древние времена, войны могли решаться одним-единственным поединком между могущественными магами. Правители стран должны были выступить на поле боя и защитить свою землю и народ. Ради увеличения своих сил они шли на многое. Для моей приемной семьи это означало противостояние «шар», непреодолимому желанию обладать землей и защищать ее. Молох же заплатил другую цену.
— Семья Молоха страшилась смерти, — продолжила я, — поэтому они сосредоточились на регенерации. Они хотели стать неубиваемыми, и когда их естественной магии стало недостаточно, они потянулись к божественной силе. Они позволили, чтобы им поклонялись, словно богам.
Лютер нахмурился.
— За божественность платят огромную цену.
Все живые существа порождали магию, но люди с нашим интеллектом и эмоциями были особенно искусны в ее управлении. Человеческие мысли несли в себе силу, особенно когда смешивались с эмоциями, и мало что было более эмоциональным, чем молитва. Каждая мольба к Богу посылала часть человеческой силы, особенно когда она была произнесена вслух. Вместе верующие приводили в действие своих божеств, как заряжают аккумулятор. Чем больше собрание, тем больше власть. Теоретически, это было безгранично. Но Лютер был прав. Договоренность обошлась дорого.
— Именно поэтому царство Молоха пало, — продолжила я. — Он стал богом, одержимым накоплением силы через жертвоприношения и молитвы. Он утратил связь с физическим миром. Обычные человеческие нужды и потребности его больше не волновали. Из-за его бездействия его родное царство пало и было разорвано на куски. Пока захватчики продолжали ему поклоняться, ему было все равно.
— Отказ от человечности не был бы для него большой проблемой, — сказал Лютер. — Как только вы решаете, что сжигание крошечных людей заживо — вполне приемлемый метод улучшения, вы перестаете быть человеком, делая переход к божественности намного проще.
