Кивнула, молча прислонившись к прохладно камню. Мне нужно взять себя в руки, успокоится: я опять себя накручиваю. Ну и что, подумаешь… Близилась ночь, в небе яркой лапочкой горела луна, на заднем плане ухал филин, а ветер зловеще играл на ветках обступивших нас деревьев…
Скользнула взглядом по тропинке, что вела к широкой гравийной дороге, и остановилась на родной потускневшей от времени крыше. Верно, я же не пойду дальше в лес, даже если прямо в эту же секунду из-за кустов выскочит медведь и утащит Влада в свою берлогу. Нижний поселок недалеко, если что закричу «Пожар!», кто-нибудь да прибежит… Выслушаю парня, если смогу помочь — помогу. И на этом все. Хватит с меня. Еще один стресс я не переживу. Вернусь домой, а бабуле скажу, что преподаватель по ПМП [ПМП — первая медицинская помощь] назначил пересдачу, и мне надо помочь Колединой.
— Чего ты хотел? — после паузы, выдавила из себя, до дрожи боясь услышать ответ.
— Ты не поверишь, но я очень рад, что ты пришла, — возбуждение в голосе и так красноречиво говорило об этом, выдавая нетерпение парня.
— Давай ближе к делу, — по телу пробежал холодок, который я списала на порыв ветра. Надеюсь, он не задумал ничего плохого, а я услышу, до смешного банальную историю про какой-нибудь карточный долг.
Влад в нерешительности прикусил губу, будто бы раздумывая, под каким соусом подать пресную правду.
— Просто скажи, как есть, — потерла висок. В голове и так стучало от напряженной неизвестности, а парень еще и раздумывал: начать с «однажды» или с «давным-давно». Университетский сказочник… будь не ладна его любовь к приукрашиванию.
— Я…
Влад открыл рот, но вот следующие слова я услышала уже за своей спиной, и голос был мне не знаком:
— Ты привел ее. Хорошо, — тихий голос, с небольшой хрипотцой, заставил вздрогнуть.
Я обернулась. Из-за камня вышел мужчина. Свет луны отразился в его холодно-серых, с волчьей желтизной, глазах. Во рту сразу пересохло, а ком в горле затруднил дыхание.
— К-кто Вы? — язык одеревенел и перестал слушаться, но я все-таки смогла выдохнуть вопрос.
Ответом была кривая усмешка, разрезавшая лицо с квадратными скулами, сломав правильные черты и сделав их острее. Резко поддавшись вперед, незнакомец схватил меня за запястье и дернул на себя.
— Ян, это не обязательно… — Влад неуверенно шагнул вперед.
— На всякий случай, — холодный голос резанул по слуху.
— Что здесь происходит…?! — возмутилась я, попытавшись вывернуть руку, но мужчина сжал мое запястье сильнее, заставив меня невольно вскрикнуть. Одним рывком он завел руку мне за спину, развернул лицом к Файтову. — Пусти!
Попыталась локтем свободной руки попасть мужчине в живот, но он ловко пресек все попытки: прижав меня к себе, поймал мои плечи в кольцо стальной хваткой. Замерла от страха, когда мой потенциальный похититель, а то и хуже, начал рыться в карманах своей куртки. Предчувствие подсказывало, что ничем хорошим это мне не светит.
Вскинула голову, налипшие на вспотевший лоб волосы мешали обзору, но я смогла поймать взгляд парня, что смотрел куда угодно, только не в сторону камня, и вложила туда всю злость, на которую была способна. Собиралась еще выплюнуть ему в лицо что-нибудь гадкое, но в этот момент, мужчина, державший меня, прижал мне ко рту тряпку, пропитанную чем-то сладко-жгучим с резким запахом. Перед глазами все поплыло, и последнее, что увидела, как Влад бросил на меня короткий виноватый взгляд…
Я оказалась в месте, укутанным плотным белым туманом. Уголки рта жгло, а навязчивый резкий запах раздражал ноздри. Я была без сознания. Догадаться было нетрудно: складки белого платья тихо скользили по бедрам. Того самого, что неизменного сопровождало меня в тех необычных снах. Они отличались от кошмаров, где я бегу, до боли в легких, вдыхая бесценный кислород, а просыпаюсь, чувствуя ноющую боль в шее и пронизывающие спазмы в икрах. Но в этот раз вокруг не было ничего — ни знакомого пейзажа с едва колеблющейся гладью озера, ни загадочного дуба с необычной кроной. Только туман, похожий на бесцветную сахарную вату. Но не только этим отличался сон от других, ему подобных: я не чувствовала того гипнотического успокоения.
От влаги ткань прилипала к коже, и меня пробрал озноб. Я напрягала глаза, силясь хоть что-то рассмотреть в сгущающейся плотной завесе. Казалось, я ходила по бесконечному кругу. Глаза слезились, а ноги начали ныть от долгой ходьбы. Мне даже на секунду захотелось вернуться в свою жуткую реальность с козлом Файтовым и страшным типом с волчьими глазами. Как Влад его назвал… Ян? Что-то в этом мужчине было знакомым, я его точно где-то видела. Скорее всего, мельком: на улице или в продуктовом… Иначе, я бы наверняка запоминала этот леденящий душу взгляд миндалевидных глаз. Стало не по себе, стоило только воскресить в памяти момент, когда желтая луна осветила жесткие черты лица, словно вырезанные из камня. Голова закружилась (может, из-за того, что в месте, где я находилась, невозможно было понять, где вверх, а где низ?). Присела на пол — или по чему я там шла — коснулась ладонями поверхности и, к удивлению, обнаружила, что иду по земле, ровной, присыпанной, но все-таки по земле. Да и запах влажной почвы и травы ни с чем не спутаешь.
— Эй… — позвала я, не в силах больше выносить звенящую в ушах тишину.
Пространство вокруг завибрировало в ответ на мой голос. Молочная марь потихоньку расступалась, и вдали, среди всей этой белизны, я увидела единственное темное пятно — старое упавшее дерево. Торопливо поспешила к нему, боясь, что коряга растворится в воздухе. Под ногами захрустел снег: с каждым шагом очертания привала проступали резче, пространство вокруг обрастало деревьями, припудренными инеем, наполнялось звуками леса. Облегченно вздохнула, втянув через ноздри морозный воздух. Было чудно ощущать зиму в воздухе, но не коже. Присела на дерево и осмотрелась: я опять оказалась в месте, где уживались четыре сезона — кусочек верхушки дуба с огненно-красными листьями маячила в тумане. В этот раз я находилась в той части, где царила вечная зима, а снегири играли в догонялки с воробьями, перескакивая с ветки на ветку, заставляя снежинки, прилипшие к голым ветвям, кружить в вальсе.
Скользя взглядом по заснеженному пейзажу, наткнусь на фигуру, стоящую меж одетых в шубки елей. Я не сразу ее заметила — белые одежды и такие же волосы сливались на окружающем фоне. Как только я заметила ее, женский силуэт в струящемся платье шагнул мне навстречу. Я не двигалась, с трепетным интересом наблюдая, как подсказывало чутье, за грациозной походкой хозяйки этого места. Вокруг ее мраморно-белых плеч образовывались маленькие завихрения снега: тонкой вуалью касались волос и, спускаясь на плечи, преобразовывались в белоснежную вуаль. Она шла медленно, не спеша, словно никуда не торопилась. Мне даже на мгновение показалось, что она и вовсе меня не замечает. Чем ближе она подходила, тем четче выделялись черты ее, будто высеченного из мрамора, лица и я смогла лучше ее рассмотреть: Высокие скулы, прямой нос, четко-очерченные бледно-розовые с легкой синевой губы и пронзительные светло-голубые глаза с белым ободком вокруг зрачков.
— Вы… — неуверенно начала я, почувствовав, как на меня пахнуло морозной свежестью.
В голове все смешалось, язык примерз к небу, а по спине пробежал холодок: смешение инстинктивного страха и трепета. Так себя чувствует человек, оказавшись среди бескрайней ледяной пустыни — ты восхищаешься первозданной красотой, и тут же понимаешь: любой неосторожно выбранный шаг может привести к смерти.
— Кто я? — перезвоном колокольчиков спросила девушка. Голос был чистый и звонкий. Почему-то я ожидала от этого необыкновенного создания зловещего, леденящего душу, звучания.
Нерешительно кивнула, не зная, стоит ли отвечать вслух.
— Меня называют по-разному, — незнакомка невесомо опустилась на свободную, припорошенную снегом часть ствола. — Голы звали меня Кайлех, считая меня древней старухой. Скандинавы почитают меня за богиню-мстительницу, Скади. И ты, наверняка слышала про Юкки-онну, японскую ледяную деву. Из всех этот образ самый популярный, особенно в последнее время. Я сама виновата — была неосторожна, и Монах Соги смог разглядеть мой силуэт в Этиго, там, где ткань реальностей истончилась. Правда, это было еще в 15 веке. Но то, что пересказано из уст в уста очень долго растворяется во времени — а то, что написал известный поэт — и вовсе может остаться на долгие века.
