Ученые провели над ним так много тестов, что он пришел в ужас, когда его тетя забыла снять свой докторский халат. Он убегал каждый раз, когда видел человека в халате врача.
Елена была дерзкой пятилетней девочкой. Она пыталась оградить его от их визитов, но это всегда заканчивалось тем, что расстраивало ее больше, чем Блейка.
Она плакала каждый раз, когда они водили Блейка на очередную встречу. Мы больше не могли с этим справляться. Каждый раз нам приходилось заставлять Изабель и Боба приводить Блейка после теста, чтобы Елена могла убедиться, что с ним все в порядке.
Она устраивала ему гнездышко на полу. Он сворачивался калачиком рядом с ее кроватью. Они говорили на латыни, а потом засыпали.
Мне это не нравилось, ни капельки. Но Альберт всегда заключал меня в объятия и говорил, что их связь была очень красивой, очень особенной, и что я должна привыкнуть к этому. Смириться с этим.
Ей было всего пять лет. Не пятнадцать.
Только накануне вечером Альберт посмеялся надо мной, когда я высказала свое беспокойство.
— Все не так, женщина. Они — дети. Это невинно.
— Знаю, — проворчала я. — Но это так интенсивно.
— Нет, это не так. Ты делаешь это интенсивным.
Я пыталась примириться с этим, но это было не так просто, как он думал.
Но теперь, когда отблески огня мерцали и танцевали на хрустальных вазах на каминной полке, а дети играли вместе на улице под бдительным присмотром Тани, мы с Алом умоляли Боба и Исси прекратить тесты. Он примет свою человеческую форму, когда будет готов.
— Что, если… — Исси вздрогнула.
— Он так и сделает. Я видела его, Исси. Он так и сделает. Просто наберись терпения.
Она кивнула.
Затем дверь открылась, и вбежала Елена. Ужас наполнил ее глаза, сделав их огромными, как шары.
— Мамочка, мамочка, иди сюда! — закричала она.
— Что случилось? — крикнула я. Как один, мы все вчетвером вскочили со стульев у камина и побежали за Еленой. Единственное, что я могла понять, это то, что с Блейком что-то случилось.
Этого не может быть. Мы только что говорили об этом.
Елена была очень быстра. Ее розовый шарф развевался за спиной, когда маленькие ножки протопали по коридору и вышли на лужайку. Мы последовали за ней к озеру, где они всегда играли.
Сэмми стояла у дерева, в стороне от суматохи. Ее красная шапочка-бини съехала набок, а каштановые волосы спутались в беспорядке. Она приняла свой человеческий облик несколько месяцев назад. Люциан и Арианна, дочь Калеба, нависали над кем-то на земле, в то время как Таня тихо говорила с ним на латыни.
Там лежал голый мальчик, дрожащий от холода или шока, а может, и от того, и от другого. Когда я увидела его, то замерла. У него была светло-коричневая кожа и волосы цвета воронова крыла.
— Исси, это случилось, — мягко сказала я ей. Она бросилась к нему.
Боб снял со спины мантию и накинул ее на дрожащее тело Блейка.
Он принял свой человеческий облик. Образ его, взрослого, снова промелькнул у меня в голове. Этот мальчик вырастет в такого красивого мужчину.
Елена понятия не имела, что происходит. Она не была свидетелем превращения. Она была напугана, обнимая мою ногу.
«Хорошо», подумала я.
Альберт склонился перед ней.
— Детка, не бойся. Помнишь, как папа говорил тебе, что Блейк примет свой человеческий облик? Это он.
Она быстро покачала головой. Светлые кудри хлестали ее по щекам.
Я ничего не могла с этим поделать. Внутри меня поднялось чувство счастья.
— Все будет хорошо. — Он поднял ее на руки.
— Нет! Где мой дракон? — закричала она, впадая в истерику.
Ее дракон?
Мы с Алом обменялись взглядами. Мы никогда не говорили детям, что Елена будет всадницей Блейка.
— Он прямо здесь, — сказал Ал, быстро оправившись от ее заявления.
Конечно, об этом снова и снова писали таблоиды, но было сомнительно, что она могла обнаружить это в возрасте пяти лет.
— Нет! — закричала она. — Это не он. Где Блейк? Я хочу Блейка.
Павлиньи глаза Блейка уставились на Елену. Ему стало жаль ее, когда она уткнулась лицом в шею Альберта и выплакала свое маленькое сердечко.
Я слышала, как Изабель объясняла Блейку на латыни, почему она плачет. И тогда он просто должен был действовать в соответствии с этим.
Он снова превратился в дракона. Мы все уставились на него, разинув рты. Ни один дракон никогда не трансформировался так быстро после того, как впервые принимал свою человеческую форму.
— Елена, — позвал он ее по-латыни. — Я прямо здесь.
Она вырвалась из объятий Альберта и подбежала к нему. Она обняла его за шею.
— Где ты был? — спросила она по-латыни.
— Я обрел свою человеческую форму.
— Это был действительно, правда, ты?
Он кивнул, и все. Она не стала спорить, ничего.
Я уставилась на них, разинув рот, и обнаружила, что Альберт пытается подавить смех.
— Не смешно, — пробормотала я ему. Бессильный гнев пронзил меня. Я была зла. Блейк мог сказать ей прыгнуть в реку, даже если она не умела плавать, и она бы это сделала. Она бы утонула ради него.
Их связь уже была сильной. И я была единственной, кто не был слеп к этому.
Что мне было делать?
ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА
ЕЛЕНА
— Что значит «не знаешь»? — спросила я Блейка. Мы лежали в моем домике на дереве, глядя в деревянный потолок. Это был уже второй домик на дереве. Когда мы были младше, у Блейка однажды была икота до того, как он принял свою человеческую форму… и он сжег первый домик дотла. Я взяла вину на себя. Сказала, что это был несчастный случай с фонарем.
— Не знаю. Я просто так чувствую. — Он затянулся сигаретой. Его отец прибыл бы его, если бы узнал.
— Это Арианна, Блейк, — поддразнила я.
— И что? — спросил он.
— Серьезно, как это может быть для тебя таким сюрпризом, ты никогда не видел, как она смотрела на тебя, как она вела себя, когда ты был рядом? — настаивала я. — Блейк и Арианна сидят на дереве, Ц-Е-Л-У-Ю-Т-С-Я!
— Серьезно, — проворчал он.
Мне было двенадцать, Блейку — шестнадцать. Он был мне как старший брат. Он не нашел никого, кто бы ему нравился. Это было странно. Мой отец сказал, что это потому, что я была его всадницей. Фу.
Конечно, парень был симпатичным. Но я выросла вместе с ним.
Он собирался поступать в Академию Дракония на год раньше. Я перестану видеться с ним так часто. Уверена, что буду очень по нему скучать.
— Это произойдет, когда это произойдет, хорошо? Только не распространяй слухи о том, что я нравлюсь Арианне.
— Ты боишься, что она может понравиться тебе в ответ? — подзадоривала я.
— Нет! — В последнее время он всегда казался раздраженным.
На несколько минут воцарилась тишина. Я посерьезнела.
— Итак, ты уже чувствуешь это?
Блейк заерзал на полу.
— Чувствую что?
— Ты знаешь, о чем все говорят. Тьму.
— Иногда.
Мне хотелось повернуться и посмотреть на него, но я продолжала смотреть в потолок.
— Что ты имеешь в виду, иногда?
— Я не знаю, — проворчал он. — Я не чувствую этого сейчас. Мама думает, что это из-за тебя.
— Из-за меня! — Я рассмеялась.
— Да, из-за тебя. Маленькой надоедливой сопли… — поддразнил он.
Я изо всех сил ударила его в грудь, и он притворился, что ему больно, что заставило нас обоих рассмеяться.
Когда мы успокоились, я приказала:
— Обещай, что будешь писать.
— Твой отец все еще не купил тебе Камми?
— Нет. — Я надулась. Я хотела один из тех потрясающих телефонов, которые позволяли совершать звонки с голограммой лицом к лицу. — Это мама. Я уверена в этом.
Он покачал головой.
— Хорошо, я напишу.
— Потрясающе. А теперь одно стихотворение о твоем дне.
Блейк усмехнулся.
— Серьезно?
— Что, ты собираешься прекратить с ними сейчас?
— Не знаю. Последние несколько недель я не чувствовал себя поэтом.
