Так Кьяра, нужно определиться, надо нам это знать или не надо?! С одной стороны, вроде как — надо! Мы ж взрослые уже. Так?! Так или не так, я у тебя спрашиваю?! Ау, мозги?! Вы где?! Ну, вот, руки уже всё за вас решили! Вот щупают, гладят уже.
— Точно! Из тебя! Я такое только у крупных животных видела! Иногда. Во время гона! — доверительно сообщила я разомлевшему мужчине. От жары, наверное. Пара‑то много напустили. — У лосей!
— Я не лось! — что это он каждый раз от моих слов дергается так? Ага, заметил. — Кьяра, лучше тебе молчать… молчать и делать то, что ты до этого делала!
— А что я делала?! — И чем ему лоси не угодили. Прекрасные и гордые животные, между прочем. И на Рихарда похожи, по характеру. Или он на них… И кое — чем другим…
— Исследовала!
— А что это значит?! — бросается странными словами, а мне голову ломай. Она и так гудит. И коленки дрожат. Сесть бы…
— Изучать! — милостиво пояснили мне. — Тебе с ним, с тем, что ты в руке держишь, еще много общаться придется. По долгу службы, так сказать.
— А если я не захочу? — строптиво спросила я.
— А кто тебя спросит?!
— А вот я… пойду я! — мои попытки встать были быстро пресечены. Руки скрутили тем же полотенцем. И оно меня само держало. Ненавижу магов. Ладно, зайдем с другого края.
— Вода холодная… и я замерзла! — губки надули и в глазки заглядываем.
Как щеночек. Я знаю, у нашей соседки таки щеночки были, рыжие, в подпалинах… Так, Кьяра, какие щеночки? Опять тебя не туда несет?!
— Подогреть?! — мои руки и плечи тут же огладили горячие ладони.
— А, может, пойдем… отсюда, а?!
Меня обняли, как‑то сразу всю и мы оказались… на кровати. И он сверху. На мне.
Богиня, нет, ну это самое невозможное утро! Когда оно кончится?
— А как же нет сил?!
В ответ приподнятая бровь. Я решила уточнить каких:
— Магических сил! Ты сказал, что их нет!
— Я солгал!
— Ага… и что дальше?!
— Буду вымаливать прощение! — и меня стали целовать. Пока в шею. Жалко, что шея у меня короткая. Вот уже и до щеки добрался. Эх, а волосы опять магией высушил и придется, видимо, мне на лысо стричься, ибо такие колтуны мне не в жизнь не разодрать…
Жарко что‑то опять стало… Хотя в горах вроде как живем…
— Кьяра, что ты всё время бормочешь?! — чего он злится‑то, я ж лежу, никуда не иду. Я вообще не двигаюсь.
— Ничего! — пискнула я. Злых магов совсем не выношу. — Ерунду всякую…
— Кьяра, посмотри на меня!
— Смотрю! — сказала, на всякий случай, вдруг не заметит.
— Что случилось?! Тебе же вчера понравилось?! — моё лицо обхватили руками, чтоб я его в сторону не повернула. Опять.
— Кьяра, маленькая моя! Всё хорошо! Ты только ротик приоткрой… — мне шептали прямо в губы, а глаза… они как омут, затягивали и затягивали. — Приоткрой, малыш…
Я сделала судорожный вдох.
— Умница моя… — и я ощутила, как мои губы нежно, едва касаясь, очерчивают языком, а после, слегка сминая, он проскальзывает внутрь и… творит волшебство… Мои ноги поглаживают такие горячие ладони, подтягивая к его твердым бедрам… Потом его руки, сминая мои едва влажные волосы, гладят шею и выше, массируя затылок, и спускаются к груди… Вдох. Я снова дышу. Но лишь миг, чтобы весь воздух вышел из меня, когда его губы сомкнулись на моем соске…
Мы как будто плывем… в чем‑то белом, напоминающем туман, раскачиваясь, словно лодка. Нет, это он раскачивает меня… Зачем?! Я чувствую жар его тела, оно тесно прилегает ко мне, расплющивая меня по себе. И он двигается. Вжимается в меня.
— Сладкая моя девочка! Какая ты сладкая… — его шепот пускает вереницу мурашек по моей коже. — Шире, малыш… Чуть шире…
Я словно восковая кукла в его сильных руках… Я подчиняюсь его голосу бездумно, не медля. И нечто твердое, медленно растягивая меня там, внизу, входит в меня… Заполняет. Я слышу его гортанный хрип. И всё замирает. Становится тихо. Ни скрипа, ни шороха. Ни даже его дыхания.
И уже через мгновение мои губы сминает дикий необузданный поцелуй, а тело Рихарда начинает двигаться во мне непрестанно… то медленно, тягуче, то всё быстрее и быстрее… так, что я едва успеваю ловить воздух открытым ртом, пока его губы ласкают мое тело…
Все мысли вылетают из моей головы. Словно животное, я только и могу, что подчиняться этому странному ритму… старому, как этот мир. Но даже эта мысль покидает меня, когда Рихард приподнимает мои ноги до плеч. Я ощущаю его в себе еще …сильнее?! Больше?! А затем что‑то звериное рождается во мне самой, и оно рвется из самой моей сути, изнутри, навстречу движениям моего мужчины. Дикой птицей я бьюсь в его руках. Хватаю его бока, бедра, плечи — лишь бы он там… был ближе ко мне. Ближе. Еще. Ближе. Ну, же! Вот оно, совсем рядом — моё освобождение! Мои крылья! Вот же они! Я их обрела.
Когда Рихард рухнул на меня, я уже не чувствовала ни тяжести его тела, ни пота, градом катившегося по его спине, ни рук, гладивших мои мокрые щеки. Я не слышала его. Я была далеко. Я парила… высоко в небесах. Там, где я была свободна.
Глава 20. О том, что не всегда герцоги — белые и пушистые. Это они болеют
Я проснулась от поцелуя в висок и тут же встретилась с пронзительным взглядом синих глаз Рихарда. Мне улыбнулись. Медленно. Ласково.
— Только не это! — простонала я, зарывшись в подушку. Это просто невероятно. Опять всё повторяется.
— Малыш, во — первых, краснеть и прятаться уже поздно! А во — вторых, — и меня пытаются развернуть лицом к себе. А вот фигушки, мы еще и под одеяло залезем. — Ты ничего не ела со вчерашнего вечера! Вылезай, будем… ммм… завтракать.
— Не хочу! — капризничала я из‑под одеяла.
— Не хочешь завтракать?! — в ответ мой живот — предатель довольно громко заурчал. — Не думаю, что это правда!
— Ты иди… я потом, — буркнула я,
— Кьяра, перестань, ты не маленькая! В конце концов, нам нужно поговорить! О многом!
— О вчерашнем монстре, да?
— Ну, Марисоль с твоей формулировкой не согласилась бы, но можно считать и так! О ней тоже!
— Ладно! Подай халат, пожалуйста! — высунув кончик носа, попросила я. А пахнет вкусно: вафлями и медом. И чего в кровати лежать? Належалась уже. Везде.
— Кьяра, дорогая, я не прочь тебе помочь, но, думаю, высунуть руку и дотянуться до прикроватной тумбочки ты способна и сама! — кровать скрипнула, и герцог направился к маленькому круглому столику, сервированному на двоих.
— Хорошо! — мы сегодня добрые, язвить не будем. — Ты только не подсматривай!
— Дорогая, ты считаешь, что я настолько плохо вижу, что вчера и сегодня утром не рассмотрел тебя?! — мне снова улыбнулись. — Хотя, может ты и права! Возраст уже не тот, как ты мне неоднократно напоминала! Посмотрю на тебя еще раз!
