Запахи реки становились все более отчетливыми по мере приближения к ней, и по земле расстилался серебристый туман. Земля под ногами хлюпала, словно губка.
Рианнон не торопилась, намеренно двигаясь неспешно, вдыхая полной грудью аромат ночи. Головокружение постепенно стихало, и она случайно набрела на вьющуюся тропинку и пошла по ней, иногда специально наступая на причудливые узоры, рисуемые на траве лунным светом. Порыв ветра раскачивал ветви вязов, заставляя их хрипло стонать, словно в агонии… или экстазе?
Она приблизилась к железным кованым воротам, на прутьях которых красовались изящные буквы К. Когда она открыла их, ворота протестующее заскрипели. Ветер усиливался. Деревья расступились, явив взгляду Рианнон маленькое кладбище, залитое лунным светом. Могильные камни, выщербленные от времени, громоздились нестройными рядами. Пять из них, особенно красивых и внушительных, держались особняком.
Роланд стоял, одной рукой облокотившись на обелиск выше собственного роста, на котором был высечен герб с двумя перекрещенными мечами.
Не оборачиваясь, он произнес:
— Итак, ты все же нашла меня.
— Вот именно. — Она шагнула вперед. Герб на камне был хорошо ей знаком. Такой же лев, стоящий на задних лапах, был нарисован на щите Роланда, когда она нашла его умирающим на поле сражения много лет тому назад. — Это родственник? — мягко спросила она.
— Мой отец. — Он выпрямился и указал рукой на стоящее рядом распятие в человеческий рост. — И мать.
Рианнон подошла совсем близко и встала рядом с Роландом. Он не смотрел на нее. Она взглянула на знакомые черты лица Христа, высеченного на белом мраморе.
— Камень великолепен.
— Это дань уважения ее набожности. — Он покачал головой. — Не смею даже предположить, что бы она сказала, узнав, во что я превратился.
Рианнон хотела было возразить, но почувствовала, что лучше отложить это до более подходящего случая. Вместо этого она шагнула к трем высоким надгробиям в следующем ряду. Они были выполнены из обсидиана, с округленными вершинами и отличались друг от друга лишь изображенными на них сценами.
Роланд последовал за ней и прижал ладонь к вырезанному на первом камне гордому оленю.
— Альберт, охотник, — тихо произнес он.
Рианнон явственно ощущала, как от него волнами расходилась боль, когда он дотронулся до изображения на втором надгробии — рыцаря, сидящего на вставшем на дыбы жеребце.
— Юстас, воин, — сообщил он и перевел взгляд на третий камень, на котором был вырезан идущий по морской ряби боевой корабль с поднятыми парусами. — Пьер, мореплаватель. Братья мои, познакомьтесь с Рианнон, последней жертвой моей жестокости.
— Роланд, не надо…
— Отчего же? Разве тебе больше не интересно услышать окончание моей истории? — В его голосе звучала горечь. — Помнится, я остановился на том, как зверь, живущий в моей душе, впервые явил себя. Помнишь, как свирепо я разделался с человеком, который убил сэра Гарета?
— Ты был всего лишь мальчишкой, охваченным горем.
Роланд кивнул:
— Ты считала так прежде. Несомненно, после более близкого знакомства с моей темной стороной ты изменишь свое мнение.
Она пытливо вглядывалась в его осунувшееся лицо, мешки под глазами, твердую линию подбородка.
— Эрик верит, что ты находился под воздействием его препарата.
— Эрик поверит во все, что угодно, кроме правды. — С этими словами Роланд отвернулся от стоящей рядом с ним женщины. — Сможешь ли ты переварить окончание истории, Рианнон, или предпочитаешь уйти? Уж не знаю почему, какой-то демон подстрекает меня все тебе рассказать. Абсолютно все. Может быть, я просто хочу увидеть твое лицо, когда ты наконец-то осознаешь мою истинную сущность.
— Она уже мне известна. Но если хочешь рассказать мне, я готова слушать.
Его глаза сузились, а пальцы крепко обхватили ее предплечье.
— Ты уверена в этом, Рианнон? Если уж я начну, тебе придется дослушать историю до конца, хочешь ты этого или нет.
Она всматривалась в черты его лица, морщась от боли, которую он носил в себе.
— Неужели ты пытаешься запугать меня, Роланд, чтобы я в страхе убежала, не дав тебе возможности выплеснуть наружу боль и изгнать злых духов?
— Этих духов изгнать не удастся, так как они являются частью меня. Если, после того, что я сделал с тобой, ты все еще не боишься меня, то ты просто дура.
Рианнон вырвала руку из его захвата и встала перед ним в полный рост.
— Хорошо, пусть я дура. — Она последовала за Роландом прочь от надгробий к маленькому поросшему травой холмику под мощным раскидистым деревом. Присев на землю и прислонившись спиной к грубому стволу, она попросила: — Расскажи мне.
Должно быть, эта женщина и правда дура. Как еще можно объяснить тот факт, что она все еще находится рядом с ним, невзирая на его сущность? Даже сейчас, когда сознание его переполняли угрызения совести, он не переставал думать о ней. Его тело болело от желания снова слиться с ее телом, вновь испытать блаженный оргазм, почти разбивший ледяную кору, которой покрылось его сердце. Глядя на ее руки, он вспоминал, как они ласкали его возбужденную плоть — нежно, но неистово. Очень неистово. Ее губы напоминали о жаркой влаге, скрывающейся за ними, и о вкусе ее поцелуя. Под тонкой шелковой блузкой она не носила нижнего белья. Роланд размышлял о том, сможет ли простое прикосновение ткани к ее груди возбудить ее соски до каменной твердости и сумеет ли он в таком случае сдержаться, чтобы не сорвать с нее блузку и не начать посасывать их до тех пор, пока она не начнет молить о пощаде?
Будь она неладна, на ней надеты облегающие брюки. Они прижимаются к ее бедрам так же тесно, как это делал он сам. Ему хотелось приникнуть губами к горько-сладкому источнику наслаждения у нее между ног, вдохнуть его аромат, снова захмелеть от ее воодушевления.
— Роланд, — прошептала Рианнон чуть слышно, протягивая ему руку. Повинуясь ее призыву, он опустился на землю подле нее, прислонившись к стволу дерева. — Расскажи мне, — снова попросила она.
Он кивнул.
— Эта история не из приятных, Рианнон, — предупредил он, вздыхая и готовясь к ее ответной реакции. — После сражения, о котором я тебе рассказывал, я не мечтал ни о чем ином, кроме как вернуться домой, навсегда оставив в прошлом и меч, и жажду крови. — Он прервался, вглядываясь в ее бездонные глаза. Когда он закончит рассказ, она, без сомнения, будет презирать его, но это и к лучшему. Возможно, тогда в Рианнон проснется хоть капля здравого смысла и она, наконец, оставит его в покое.
