Не сдержав любопытства, я вышла к ним и ахнула от восторга: за считаные секунды Фойртелерн наколдовал замок с башенками, с которых спускались ледяные горки! И по этим самым горкам с восторженным писком каталась дракошка! Только хвост на ветру трепыхался!
— Не испугаешься? — сощурился Харелт, когда я подошла к подножию лестницы, что опоясывала одну из наколдованных башен.
— Нет, — я покачала головой и улыбнулась, — все же и в нашем городе бывала зима. Городскую горку заливали водой, а после зачаровывали. Да так, что летели мы через всю площадь!
Хранитель Севера рассмеялся и протянул мне ладонь.
— А я боюсь, возьмешь меня за руку?
При этом он так хитро улыбался, что я не смогла ему отказать.
— Высоты боишься или скорости? — спросила я у дракона.
— Всего, — подмигнул он и потянул меня вверх по лестнице.
Смеясь, мы добрались до самого верха. Но на площадке перед горкой я остановилась. Там, внизу, Энни хвостом пыталась вылепить снежные куличики. А чуть в стороне среди снегов сиял небесно-голубой замок.
— Он и правда из чистого льда? Как же дети в нем не мерзнут?
— Магия, — мягко проговорил Харелт и осторожно, ненавязчиво положил ладонь на мою талию. — Не оступись, Фредерика.
И я, повинуясь секундному порыву, чуть прижалась к дракону.
— Драконы прошлого пытались найти способ, как перезнакомить с собой побольше драконят из разных Пределов. В момент зарождения традиции никто не знал, что невозможно распознать свою пару, если он или она еще не вылетел. Да и среди тех, кто только-только встал на крыло, пары находились не слишком-то часто. Но традиция прижилась. Здесь не тает лед, так что замок в безопасности.
— Он так красив.
— И остается волшебным воспоминанием: внутрь можно попасть лишь дважды. Младшим гостем и слетком. Ну, это если не говорить о жрецах, которые заклинают замок.
— Но неужели это не опасно?
— Замок экранирован, измам сюда не попасть. Они же не знают, куда им идти.
Но в голосе Харелта я слышала тревогу. Ему не нравилось, что Энни вновь останется один на один с жестоким миром. Миром, в котором ее уже обижали.
— Если бы у нее были друзья…
— Если бы она хоть кого-то слушала, — посетовал Харелт. — Она была не одна, но переспорить ее дети не смогли. Она все равно полетела, а те двое… Они все еще корят себя за то, что не смогли полететь следом за подругой. А если бы смогли, то камнем рухнули бы вниз, все же нас, Фойртелернов, хранит родовая магия. Наши крылья крепче иных, прочих. И то, как далеко и долго Энни смогла улететь… Это немыслимо для других детей.
Харелт тяжело вздохнул и перевел на меня взгляд.
— Но мы здесь для того, чтобы хорошо провести время. А не для того, чтобы страдать из-за несовершенства мира.
— Ты пра… а-а-а!
Он неожиданно подхватил меня на руки и шагнул прямиком на горку. Ветер засвистел в ушах, мы неслись вниз на страшной скорости, а Харелт… Харелт продолжал удерживать равновесие!
Восторг затопил меня с головой. Горка все не кончалось, мы набирали скорость, а ясные темные глаза дракона были словно прикованы к моему лицу.
Ш-шурх! Земля встретила нас огромным наколдованным сугробом. Он мягко пружинил и был скорее теплым, чем холодным.
Хохочущие, мы лежали в этом сугробе и смотрели в пронзительно-голубое небо.
— Ты моя судьба, — проговорил вдруг Харелт.
Мое сердце замерло.
— Мы не знаем…
— Я развяжу войну, — спокойно произнес дракон.
— Так нельзя, — прошептала я онемевшими губами.
— Я нарушу все правила, создам новые традиции. — Он повернулся и посмотрел на меня в упор. — Ради того, чтобы назвать тебя своей.
— А если я не хочу? — спросила я и сама испугалась своих слов.
— Значит, я просто буду рядом. Как самый преданный друг, как самый надежный защитник. Я не способен заставить тебя принять меня, но я вполне способен заставить мир дать тебе свободу выбора.
Он медленно наклонился и осторожно, невесомо коснулся моих губ своими.
— Харелт, — едва слышно выдохнула я, глядя в его глаза.
— Я ни к чему не буду тебя принуждать, — в голосе дракона слышалась тоска. — Ты моя душа, мои крылья, мой ветер.
И я, презрев все правила, забыв о последствиях, потянулась к нему сама. Вернула несмелый поцелуй и спрятала голову на его груди.
Здесь, на далеком горном плато, в наколдованном снегу, в объятиях Харелта, я чувствовала себя так тихо и спокойно, как не чувствовала себя никогда и нигде.
— Разве мы можем… Разве старый договор не непреложен? Чужая Предназначенная неприкосновенна, — проговорила я, борясь с поступающими слезами.
— Неприкосновенна, — хмыкнул дракон, — абсолютно неприкосновенна. И мы, драконы, даем об этом клятву. После первого вылета, после первого бала, когда жрецы признают наше первое совершеннолетие, мы даем несколько клятв.
— Значит, нам остается лишь надеяться, — мой голос дрогнул.
Я не хотела, чтобы из-за меня случилось что-то плохое. Но… Но я чувствовала необъяснимую тягу, неодолимое желание быть рядом с Харелтом. Без него мне будто не хватает воздуха!
— И драконы, и драконицы, — продолжал меж тем Фойртелерн, — дают одинаковые клятвы. Неприкосновенна — невредима. Никто из нас не может навредить Предназначенной, Фредерика. Конечно, в старых клятвах говорится только о прямом вреде, но все равно это не плохая защита.
Харелт коснулся моих волос ладонью и тихо-тихо добавил:
— Эрвитар слишком слаб, чтобы воевать со мной. Он отступит. Нельзя сказать, что он не может напакостить, но… Все решится меж нами двумя. Как сегодня. Я всегда буду защищать тебя, Фредерика. Не потому, что ты спасла мою дочь, мое маленькое сокровище. А потому, что только ты заставляешь ветер петь для меня.
— Вы в порядке? — в стороне послышался обеспокоенный голос Энни.
— Иди к нам, — позвала я дракошку, — мы смотрим на небо и угадываем, на что похожи облака!
Дракошка на лету превратилась в светлокосую девчонку и, уже бескрылая, плюхнулась отцу на живот так, что дракон лишь сдавленно охнул.
— Там рыбка!
— Да, а вон там колесница. — Я рассмеялась и, подняв руку, показала на смешное облако.
— Папа, а ты что видишь?
— А я просто счастлив. — Дракон пробормотал заклятье, и груда снега стала огромным мягким пуфом. — Так будет удобней.
Мы разгадали все облака, потом заставили снег кружиться, а после Харелт сотворил огромный ледяной спуск! Мы в наколдованных санях промчались недалеко от искристо-ледяного замка. Но, признаться, рассмотреть ничего не получилось: скорость была такая, что дух захватывало!
И, вернувшись в малый храм, я совершенно не хотела расставаться с любимым и его девочкой.
Эта мысль испугала меня. Любимый. Я позволила себе назвать Харелта…
«Я позволила себе целовать Харелта, — оборвала я свои упаднические мысли. — Я могу признать, что влюбилась в этого сильного и надежного мужчину».
И красивого. Но внешность никогда не была для меня главенствующей.
Приведя мысли в порядок, я, освежившись и переодевшись, постучала в комнату нонны Шавье.
— Заходи, дитя мое, — раздалось из-за двери.
— Итак, — я вошла и плотно притворила за собой дверь, — отчеты?
— Целая груда, — рассмеялся нон Рифас и кивнул на блюдо с остатками пирожков, — мы даже немного устали.
— Но зачем? — Я осторожно опустилась в наколдованное нонной Шавье кресло. — Почему вы отправили нас втроем?
— Потому что тебе это было нужно, — серьезно проговорила нонна, — ты настолько погрузилась в отрицание, что мне было больно на тебя смотреть.
Нахмурившись, я покачала головой.
— Вовсе нет.
— Вовсе да, — буркнул нон Рифас. — Я тоже заметил, что вы то начинали нежно улыбаться, то вздрагивали и хмурились, как будто ругали себя за что-то. Или вы скажете, что слишком мало знакомы с лордом Фойртелерном?
— Да, мы действительно мало общались, — дрогнувшим голосом проговорила я.
— М-м-м, — нонна Шавье прищурилась, — но с лордом Эрвитаром, дитя мое, ты общалась еще меньше. Думаешь, имеет смысл попробовать узнать его получше?
