— Да, — кивнула я.
— Ты когда-нибудь слышала, как он поет? — с ужасом в глазах прошептала Таня, я с трудом сдержала смех и сделала мужественное лицо:
— Слышала. И я жива. Но моим эльфийским соседям, конечно, тяжело зашло.
— Офигеть, — медленно прошептала Таня и присоединилась к Свете, которая доставала продукты из ящиков. Открылась дверь и вошла еще одна русалка с волосами как у Романа и глазами как у бабушки, только ростом пониже. Улыбнулась мне:
— Здравствуй, заинька!
Я выпрямилась и изобразила воинское приветствие:
— Привет, я Уллиниэль, Роман зовет меня Юля, мне двести лет, я уверена, что хочу у него учиться, я слышала, как он поет, и мне понравилось.
Девушка замерла с раскрытым ртом, все сестры на секунду притихли и повернулись к новенькой. Она смерила меня взглядом и вздохнула:
— Помоги тебе боже.
Все захихикали, я подождала, пока освободится умывальник, и тоже пошла мыть руки и помогать с ужином.
Через полчаса мы сидели за длиннющим столом, на длиннющих лавках, на столе было столько еды, что хватило бы на двадцать человек или сотню эльфов, но как я успела понять, семерым оборотням это все было на один зуб. Ну, так бабушка говорила, у меня не было причин ей не верить. Под конец пиршества в некоторых тарелках осталось немного еды, на что бабушка возмущалась и говорила, что дети совсем ничего не съели, наверное, было невкусно. А "дети" клялись-божились, что было очень вкусно, но просто они уже пришли не очень голодные. Я наелась мясных и рыбных блюд, наверстав последние двести лет, и еще лет на десять вперед, и присоединилась к мнению, что вкусно было до безумия.
За столом все смеялись, толкались, лезли руками друг другу в тарелки, перекладывая разные куски — дед любит пожирнее, Света любит ножку, Таня от голубцов листья не ест, и еще миллион мелких тонкостей. Дед разломал гуся, отдал половину Тане, она отрезала ножку и отдала Свете, она обрезала жирные куски и положила деду. А Роман в это время взял голубец, вытряхнул на тарелку Тане, а лист забрал себе, обернув им тот голубец, который ему в этот момент подкладывала бабушка. Все галдели, смеялись, шутливо переругивались, пинались под столом, подкалывали друг друга, у меня постоянно спрашивали, что и как я люблю. А я не знала, я такое в первый раз в жизни пробовала. Мне подкладывали на тарелку куски абсолютно все, и каждый рекламировал свое любимое блюдо, перебивая друг друга, у меня щеки устали улыбаться и в ушах звенело — по сравнению с ними, я совсем не была громкой.
Мне так нравилась эта безумно некультурная (с эльфийской точки зрения) атмосфера, что я расслабилась, осмелела и почти что присоединилась, стала называть Романа Ромкой, а девушек по имени, отдала деду пару жирных кусков и согласилась с Таней, что без листьев лучше, сунув свой лист Роману, он изображал досаду, все смеялись. Он сидел рядом со мной, я даже гладила его колено под столом, это было так ужасающе неприлично, что я ни за что бы на это не решилась, если бы здесь все не вели себя располагающим к этому делу образом. Я это замечала все время, вот Таня Свете тарелку подала, и полотенце на ее коленях поправила, у которого угол завернулся — вроде мелочь, а вторжение в личное пространство, эльф бы так ни за что не сделал. Бабушка деду кусок положила, и по руке его так незаметно погладила, ни для чего, просто захотела и погладила, нравится ей. Дед бабушку обнимал и щупал то за колени, то за бока, все делали вид, что не видят, бабушка била его полотенцем и ругалась, но улыбалась. Желание пощупать Романа за колено росло внутри меня как снежный ком, и когда я наконец это сделала, облегчение и восторг меня почти оглушили.
Когда мы допили пятую или десятую чашку чая, дед решил, что все устали и пора уже закругляться. Бабушка вскочила из-за стола и с веселым визгом: "Девочки накрывали — мальчики убирают!" убежала вверх по лестнице, мужчины застонали, сестры захихикали и утащили меня следом за бабушкой. На втором этаже оказалась такая же комната с камином, но поменьше, там стояли книги, прялка и много сундуков с лавками, мы расселись и немного посплетничали, по большей части, о Ромке. Мне нарассказывали море смущающих историй о том, что он творил в детстве, я рассказала, что он творил у меня на Грани, и про лося рассказала, все восхищались и требовали обязательно его в следующий раз взять с собой.
Потом девочки показали мне купальную комнату и разошлись по домам, бабушка выдала огромную мягкую ночнушку и определила в гостевую спальню под самой крышей, там была большая кровать и много перин, я в них утонула. Все нажелали друг другу доброй ночи и разошлись по спальням, я так устала, что через минуту почти уснула, когда услышала, как открывается дверь.
В темноте было почти ничего не видно, но цоканье когтей по деревянному полу я различила четко. Шаги приблизились, остановились возле кровати, волк медленно глубоко вздохнул и лег на пол. Я подползла к краю и свесила одну руку, стала его гладить кончиками пальцев, он подставлял уши по очереди, потом перевернулся на спину и стал ловить мои пальцы зубами, прикосновения горячего мягкого языка заставляли хихикать и отдергивать руку. Но даже от такой ерунды я через время устала, просто положила ладонь ему на грудь и расслабилась, и почти уснула, когда услышала приглушенный стеной скрип кровати и голос бабушки:
— Ну что, спит эльфенок?
Голос деда:
— Вроде, спит.
— Ромка уже у нее, небось?
— А как же.
— От же ж гусь, а! Весь в тебя, хрена старого, — бабушка захихикала, раздались шорохи и звуки ударов, потом голос деда:
— А я тебе говорил!
— Что ты там говорил? Говорил он.
— Говорил, эльфу ему надо, полутемную, чтобы сила совпадала. А Лилька ему все русалок искала, нахрена? Я как письмо из Сильвин-тэра получил, сразу понял — надо брать. Полуэльфа, полудух, сила невероятная, еще и молодая совсем, мозгов нету, чтобы сразу на Ромку глянуть и понять, какой он жук, — они захихикали, дед повысил голос и крикнул: — Да, жучара?
— Спокойной ночи, дед, — прошипел Роман, я захихикала, дед с бабушкой рассмеялись, он ответил:
— Спокойной, да. Юля, будет мешать — стучи, я его дубиной прогоню. А ты веди себя прилично, гусь лапчатый, а то знаю я тебя!
— Я хороший, — пробурчал Ромка, дед фыркнул:
— В штанах у тебя "хороший", а в голове ветер гуляет. Юлька, ударь его, чтоб я не вставал!
Я с силой ударила кулаком подушку, Ромка завопил:
— Ай!
Дед рассмеялся:
— Вот, сразу видно — сработаемся! Все, спите, завтра вставать рано, пойдем с Юлей саженцы смотреть. А ты спи, "хороший", гляди не него. Видали мы таких хороших, а потом платье свадебное ищут с высокой талией.
— У нас все прилично, — пробурчал Рома, бабушка с дедом рассмеялись, почти хором сказали:
— Ври побольше, жук майский.
Роман куснул меня за пальцы и прошептал:
— Собственная родня не верит, ты такое видела? Офигеть.
Я захихикала и подергала его за ухо:
— Жук майский.
— Я в мае родился. А ты?
— И я в мае.
— Ото и маемся, — он грустно рассмеялся, встал передними лапами на край кровати, лизнул меня в нос, я захихикала, почесала его за ухом, он вздохнул: — Спи, а то он тебя правда на рассвете поднимет. Им, старым, вообще спать не надо, час в кресле прикорнул — и огурцом. А я еще молодой, растущий организм, мне надо много спать. Спи.
— А кто мне должен присниться? — кокетливо поинтересовалась я, он усмехнулся:
— Серый волк!
— Злой и страшный? — сделала большие глаза я, он шепнул:
— Хороший. Очень, прямо очень хороший, — еще раз лизнул меня и вышел из комнаты. Я отключилась почти в ту же секунду.
Утром меня разбудил петух. Он выдал свою торжественную песню, когда за окном было еще темно, я проснулась и сразу подумала о лосике — как он там, нашел ли, что покушать, не скучно ли ему одному с котами? Надо вернуться к нему поскорее.
По дому разносились шаги, шорохи и тихие голоса, бабушка Нина в кухне звенела ложками и мисками, тихо разговаривала с котом, рассказывая ему, что еда будет совсем скоро, и он покушает, и станет еще жирнее и ленивее, толстопузик рыжий. Я встала и застелила кровать, чувствуя себя такой бодрой и полной сил, как будто заснула в лесу на источнике, казалось, я горы могу свернуть. И это было отлично — дедушка просил меня сегодня подпитать саженцы, мне понадобится много силы.
