Следовательно… его разбудил собственный сон.
Едва эта мысль оформилась в моем сознании, я тронула плечо мужа. Джейми отстранился, хотя и не отпрянул, как бывало обычно, когда я прикасалась к нему слишком внезапно после дурного сна. Значит, он вполне проснулся и осознавал, что это я. Слава богу. Я глубоко вздохнула и тихо позвала:
— Джейми?
Глаза уже привыкли к темноте: я различила его, в напряжении свернувшегося рядом, лицом ко мне.
— Не трогай меня, саксоночка, — так же тихо сказал он. — Не сейчас. Погоди немного.
Он лег спать в рубашке. В комнате было еще прохладно, однако теперь он был голым. Когда он ее снял? И почему?
Джейми не шевелился, но слабый свет притухшего огня скользил по его коже, создавая иллюзию движения; он расслабился, волоски на теле улеглись, а дыхание замедлилось.
Я тоже вздохнула свободнее, хотя по-прежнему настороженно наблюдала за ним. Ему снился не Уэнтворт: Джейми не покрылся испариной и я не чувствовала запахов страха и крови, буквально исходивших от него после этих снов. Они являлись редко, но были ужасны.
Возможно, он видел во сне сражение? Хоть бы так. В них тоже мало хорошего, но обычно Джейми довольно быстро приходил в себя и позволял мне ласково баюкать его в объятиях, пока снова не засыпал. Мне очень хотелось сделать это сейчас. В очаге позади меня треснул уголек, и крохотная вспышка на миг осветила лицо мужа. К моему удивлению, он выглядел умиротворенным. Взгляд широко раскрытых глаз был устремлен на что-то, доступное только ему.
— Что такое? — прошептала я через несколько мгновений. — Что ты видишь, Джейми?
Он медленно покачал головой, по-прежнему глядя в одну точку. Однако постепенно сфокусировал взгляд на мне и глубоко вздохнул, плечи его расслабились. Он потянулся ко мне, и я едва ли не кинулась в его объятия и крепко сжала.
— Все в порядке, саксоночка, — произнес он мне в волосы. — Я не… Все в порядке.
Голос звучал странно, почти озадаченно, но, похоже, он и в самом деле был в порядке. Джейми нежно потер мою спину между лопатками, и я понемногу успокоилась. Несмотря на прохладу в комнате, от него исходил жар; доктор во мне быстро оценил его состояние — ни озноба, ни судорог. Дыхание совершенно нормальное, как и сердцебиение, которое я отчетливо чувствовала своей грудью.
— Ты… расскажешь мне? — спросила я, слегка отстраняясь.
Иногда он соглашался, и это немного помогало. Но чаще отказывался и просто трясся, пока сон его не отпускал.
— Не знаю. — В голосе по-прежнему звучала нотка удивления. — Это был… Каллоден, только… не такой, как всегда.
— А какой? — осторожно спросила я. Из его рассказов я знала, что он помнил только обрывки битвы, отдельные яркие образы. Я никогда не старалась вытянуть из него больше, но заметила, что такие сны приходили тем чаще, чем ближе на горизонте маячила очередная битва. — Ты видел Мурту?
— Да. — Удивление в голосе усилилось, рука замерла на моей спине. — Он был там, рядом со мной. Я разглядел его лицо: оно сияло, как солнце.
Такое описание его покойного крестного отца было более чем странным. Мурта представлял собой один из самых суровых образцов шотландской мужественности, когда-либо живших в Нагорье.
— Он был… счастлив? — неуверенно спросила я.
Я не могла представить, чтобы кто-нибудь ступивший в тот день на Каллоденскую пустошь мог выдавить из себя улыбку, даже герцог Камберлендский.
— О, более чем счастлив, саксоночка… Переполнен радостью. — Он отпустил меня и заглянул в лицо. — Как и все мы.
— Все вы… Кто еще там был? — Мое беспокойство почти улеглось, сменившись любопытством.
— Точно не знаю. Алекс Кинкейд и Ронни…
— Ронни Макнаб? — пораженно выпалила я.
— Да. — Джейми едва заметил мою ремарку. Его брови были сосредоточенно сдвинуты, а по лицу разливался какой-то странный свет. — А еще мой отец и дед… — Он громко рассмеялся, снова удивившись. — Не представляю, с чего вдруг… просто стоял у края поля, сердито наблюдая за происходящим, но однако же светился, как репа на Самайн.
Я не стала заострять его внимание на том, что все, кого он упомянул, мертвы. Многие из них даже не были на поле битвы в тот день — Алекс Кинкейд погиб при Престонпансе, а Ронни Макнаб… Я невольно взглянула на огонь, пылающий на новом черном сланце очага. Но Джейми все еще вглядывался в глубины своего сна.
— Знаешь, сражение отнимает у тебя все силы. Ты устаешь. Меч становится таким тяжелым, что кажется невозможным поднять его еще раз, хотя, конечно же, ты его поднимаешь. — Потянувшись, он согнул и повертел левую руку, наблюдая за игрой света на выбеленных солнцем волосках и выступающих мускулах. — Неважно, жарко или холодно… ты просто хочешь оказаться в другом месте. Боишься или просто не успеваешь испугаться, но когда все заканчивается, тебя трясет от сделанного…
Джейми тряхнул головой, отгоняя мысли.
— Но не в этот раз. Время от времени тобой завладевает нечто… красный свет, как я всегда это называл. — Он глянул на меня, почти застенчиво. — Я чувствовал его… в разы сильнее… когда шел в атаку при Каллодене. Теперь же… — Джейми медленно провел рукой по волосам. — Все было иначе. Я совсем не боялся и не устал. Ты когда-нибудь потеешь во сне, саксоночка?
— Если ты имеешь в виду буквально, то да. Если ты про то, осознаю ли я, что потею во сне… нет, не думаю.
Он кивнул, словно получив подтверждение.
— Да. А еще во сне не ощущаешь запахи, если, конечно, не загорелся дом, пока ты спал. Но я чувствовал много всего, только что. Трение болотных растений о ноги, утесник, прилипший к краю килта, и траву на щеке, когда упал. И холод от воды, в которой лежал. Холод проник мне в грудь, сердце замедлилось… Я знал, что истекаю кровью, однако ничего не болело, и я не боялся.
— Ты разделся во сне? — Я коснулась его обнаженной груди. Джейми непонимающе посмотрел на мой палец. Затем резко выдохнул.
— Господи. Я и забыл. Он тоже был там… Джек Рэндолл. Возник из ниоткуда, прямо в гуще сражения, в чем мать родила.
— Что?!
— Не спрашивай, саксоночка, я не знаю почему. Но… так было. — Его ладонь скользнула к груди и осторожно коснулась маленького углубления. — И я тоже.
140
Три раунда с носорогом
Фрэзер-Ридж
