У Ашерона и без того слишком много обязанностей, чтобы взваливать на него заботу о Саншайн.
Значит, остается он один.
— Знаешь, Саншайн, мне не нравится, что ты будешь здесь ночью совсем одна.
Саншайн отступила на шаг.
— Не беспокойся, сегодня я ночую у Сторма.
Тейлон секунду подумал. Нет, не пойдет. Ее брат — крепкий парень, но с даймоном ему не справиться.
— Не знаю, Саншайн. Мне кажется... — Туг он умолк, не в силах придумать, что ему кажется.
Однако продолжать ему не пришлось. Саншайн игриво улыбнулась:
— Если хочешь, чтобы я сегодня ночевала у тебя, — скажи об этом.
— Не думал, что тебя так легко уговорить!
Она одарила его лукавым взглядом:
— Любому другому было бы гораздо сложнее. Но не тебе.
От этих слов в сердце у него как будто что-то растаяло. Как же ему нравится эта женщина — прямая, искренняя, отважная!
Саншайн взяла его за руку и ввела за собой в клуб через дверь в правом заднем углу здания. Тейлон попал в хозяйственное помещение, уже знакомое ему. Направо от себя он увидел дверь, ведущую на улицу, на парковку; налево — крутую лестницу, по которой Саншайн поднималась к себе домой.
Поднимаясь по полутемной лестнице рука об руку с Тейлоном, Саншайн мысленно честила себя на чем свет стоит. О чем она только думает — отправляется домой к почти незнакомому мужчине, да еще ночью, когда в нескольких шагах от нее произошло двойное убийство! Но инстинктивно она понимала: Тейлон не причинит ей зла. Он уже спас ей жизнь — и все, что делал с ней после, можно назвать как угодно, только не злом.
И потом, ей с ним так хорошо.
Так что она обязательно поедет к нему — вот только захватит кое-какие вещички! Что дурного в том, чтобы, прежде чем вернуться к привычным трудам и заботам, подарить себе еще одну сказочную ночь?
И как приятно носить его куртку! Саншайн наслаждалась не только теплом, но и исходящим от нее запахом кожи. Запахом Тейлона.
Войдя к себе, она отдала ему куртку, усадила его на бело-розовую полосатую кушетку, а сама отправилась собирать сумку. Откровенно говоря, все сложилось как нельзя удачнее. Уж очень ей не хотелось ехать к Сторму.
Во-первых, Сторм храпел.
Громко.
Во-вторых, в последний раз, когда она была в гостях у брата, ей пришлось взять в руки тряпку и метлу и два часа сметать пыль, мыть и скрести, чтобы иметь возможность хотя бы присесть. Думаете, он оценил ее труды? Да этот поросенок был в восторге от появления бесплатной уборщицы!
Заходи почаще, сказал он на прощание.
Саншайн собрала смену одежды, тапочки, расческу, положила все это в плетеную сумку, туда же бросила зубную щетку и дезодорант — куда же без него! — и вернулась к Тейлону.
Он стоял у окон, любуясь рядом картин с видами Джексон-сквер. При виде его у Саншайн вновь перехватило дыхание.
Откуда в этом мужчине такая притягательность? Что делает его неотразимым? Золотистые кудри, рассыпавшиеся по плечам? Или, быть может, черные кожаные штаны, обтягивающие самую совершенную на свете задницу? А спина... хоть она и скрывалась под курткой, Саншайн не могла не восхищаться безупречной скульптурной лепкой его тела.
А мускулистые руки, такие сильные и в то же время нежные... О, ей хорошо знакома сила этих рук!
Она помнит сладость его прикосновений, помнит даже, каковы на вкус его пальцы, увлажненные ее интимными соками.
Само совершенство: от золотоволосой макушки — до носков черных байкерских «казаков»!
Заметив девушку, он повернулся к ней.
— Мне очень нравится вот эта, где солнце скрывается за собором. Солнце написано так, что, кажется, ощущаешь его тепло.
Саншайн просияла: какой художник не тает от счастья, когда хвалят его творения?
— Спасибо! Я очень люблю закат на Джексон-сквер. Обожаю наблюдать, как постепенно угасает свет. Как лучи солнца играют в витринах, а те вспыхивают, как огонь.
Он протянул к ней руку, погладил по щеке.
— Ты удивительно умеешь ловить мгновения.
— Верно, умею, — улыбнулась она, подняв на него лукавый взгляд. Тейлону она об этом не скажет, — но больше всего ей сейчас хотелось поймать его. Разумеется, ненадолго. Он — дикий зверь и не станет жить в неволе. Но хоть на несколько счастливых мгновений...
— А где ты живешь? — спросила она.
Этот простой вопрос почему-то поверг Тейлона в глубокую задумчивость.
Он убрал руку. Откашлялся. Вдруг чрезвычайно заинтересовался салфеткой на кофейном столике...
У Саншайн сжалось сердце, и желудок ухнул куда-то вниз.
— О господи! У тебя ведь есть собственная квартира, правда? Ты не живешь с мамой или с какой-нибудь ворчливой старой теткой?
— Разумеется, нет! — с видом оскорбленного достоинства ответил Тейлон. — Конечно, у меня есть собственный дом, но... — И снова замялся.
Та-а-ак. Сейчас ей откроется страшная правда.
— Но ты живешь с девушкой?
— Нет.
Как, еще страшнее?!
— С парнем?!
Он уставился на нее, как на сумасшедшую. Затем его полночно-черные глаза блеснули негодованием:
— Саншайн! Как ты могла подумать?!.
— Ну, Тейлон! Я задала самый простой вопрос, а ты на меня смотришь как баран на новые ворота. О чем еще я могла подумать? — Она окинула задумчивым взглядом его роскошное тело и дорогостоящее байкерское облачение. — И потом, ты с ног до головы в черной коже.
— И что с того?
Она посмотрела на него как на безнадежного тупицу:
— Я, как тебе известно, художница. Среди моих знакомых полно геев, и я более или менее представляю, какую одежду они предпочитают.
На лице Тейлона отразилось нечто неописуемое: прежний вид оскорбленного достоинства не шел ни в какое сравнение с этой гримасой!
— Большое спасибо за напоминание, что только геи ходят в коже. Этот стереотип я как- то не учел. К твоему сведению, я хожу в коже, потому что она хорошо защищаетмою кожу в тех неприятных случаях, когда случается слететь с мотоцикла и пропахать собой асфальт!
— Хм... Да, понимаю. Вопрос снимается. Но тогда объясни, о чем ты так мучительно задумался, когда я спросила, где ты живешь?
— Сообразил, что, когда отвечу, — мучительно задумаешься ты.
В мозгу у Саншайн мгновенно всплыла сотня ответов, один другого страшнее. На кладбище, в склепе. На помойке, в мусорном ящике. В лачуге. В доме из картонных коробок. В плакучем доме. В сломанном автобусе... Господи боже, в этом безумном городе миллион вариантов разного ненормального жилья!
— Не надо меня щадить. У меня нервы крепкие. Так где же ты живешь?
— В пойме.
Саншайн выдохнула с облегчением, не понимая, почему он так этого стесняется.
