Все во мне звенело так, что я боялась, что перестану дышать. Мы избавились от одежды, и, покорно откинувшись на спину, я поплыла в волнах того обжигающего наваждения, что почти заставляло терять разум.
Я наконец-то вернула то, что утратила много лет назад. И моя сказка наконец-то стала не страшной, а счастливой. А потом в животе содрогнулся и лопнул огненный шар, и от накатившей волны наслаждения я почти потеряла сознание.
В глазах потемнело.
Шторм закончился. Волны мягко вынесли нас на берег.
Я проснулась от того, что пальцы Виланда мягко поглаживали мою щеку. В первые минуты после пробуждения, пока и тело и разум еще парили в блаженном спокойствии, я улыбалась от тепла чужих объятий и нежности, а потом подумала: если бы неделю назад мне сказали, что я проснусь в одной постели с Выродком Арном Виландом, то я бы рассмеялась тому человеку в лицо.
— Не спишь, — негромко сказал Арн, и по голосу я поняла, что он улыбается. — О чем думаешь?
Это было не по правилам. По правилам мне следовало бы не засыпать в его руках, уткнувшись лицом в грудь и ловя биение его сердца. По правилам ему не следовало задавать таких вопросов. В своих прежних отношениях он поднимался раньше партнерши на одну ночь и к ее пробуждению уже уходил, и больше они не встречались.
— Если бы мне кто-то сказал, что мы с тобой займемся любовью, я бы ему не поверила, — призналась я.
Невольно вспомнился мой первый приезд в Тихие холмы, когда Арн встретил меня в саду. Холодный, запечатанный своим горем, способный видеть во мне только врага и в то же время инструмент для своих целей.
Кем я стала для него теперь? Кем мы оба стали?
— Ну, я бы тоже не поверил, — усмехнулся Арт. — Но тем не менее…
Его рука мягко скользнула по моему плечу, пальцы быстро пробежались по соску левой груди и двинулись ниже, к животу. Но до того, как мы решили не тратить блаженные утренние часы даром, я все-таки сказала:
— Пообещай мне одну вещь, Арн.
— Любую, — ответил он, и быстрая россыпь поцелуев рассыпалась по моей груди и потекла туда, где тело уже отвечало на чужую ласку, становясь горячим и послушным, как глина в руках мастера.
— Когда ты не сможешь сопротивляться, — выдохнула я, — то скажи мне об этом.
Арн понимающе кивнул, и в следующие полтора часа нам было не до разговоров.
Потом, одеваясь и глядя на себя в зеркало в ванной, я думала о том, что за последнюю Виланду пришлось пережить слишком много. Постоянный контакт с ведьмой, с которой он сам снял печать, очередное похищение сестры, предательство друзей и, в качестве вишенки на торте, новость о том, что он сам родился ведьмаком.
Он запечатал в себе свои чувства и загнал их в самую глубину души. Но там, во тьме, они по-прежнему были живы. Пусть Виланд запретил им говорить, пусть он заверил себя в том, что цель оправдывает средства — однажды мог случиться взрыв.
И я надеялась, что в тот момент буду рядом.
Потом мы вышли в коридор, и я увидела, что дверь в мою комнату приоткрыта. Дурное предчувствие тотчас же царапнуло меня по голове и сказало, что, проведя ночь в постели Виланда, я сумела избежать неприятностей.
— Странно, — сказала я. — Точно помню, что закрывала дверь.
Мы заглянули в комнату — никого. Мои вещи лежали на стуле, как раз там, где я их оставила. Виланд прошел по комнате и вдруг запрокинул голову к потолку и несколько раз резко втянул воздух, словно брал след.
— Ульрих, — произнес он и внезапно оскалился, будто на миг действительно превратился в хищника, который почуял добычу и теперь готов мчаться за ней, не разбирая дороги. Сомкнуть челюсти на шее, почувствовать вкус крови, которая наполняет рот.
— Предсказуемо, — сказала я, взяв Арна за руку, и почти вытащила его из комнаты. — Знаешь, сейчас лучше делать вид, что ты успокоился, и вы вместе делаете общее дело. Готтлибу это понравится. Его спонсорам — тоже. И ты станешь ближе к своей цели.
Он мрачно кивнул. Когда мы шли к лифту, я чувствовала, как в Виланде пульсирует сила — тяжелая, темная.
Выживем ли мы, если будет взрыв?
Сейчас в Виланде не осталось ничего от человека, с которым я провела ночь. Любящий, нежный, искренний мужчина исчез без следа. Хотя… сейчас он ненавидел Ульриха вполне искренне.
Лифт вынес нас в просторный холл на первом этаже, где шла самая обычная деятельность крупного медицинского центра. За полукруглой стойкой регистрации стояла секретарша, разбирала красные и зеленые папки и одновременно говорила по телефону, какие-то люди, одетые в такие же белые рубашки и брюки, как и мы с Виландом, спешили по делам, изредка заворачивая к автомату с кофе — словом, шла та жизнь, которая выглядела спокойной и привычной.
И не скажешь, что мы находимся в глухом лесу.
От группы людей отделился мужчина, в котором я не сразу, но узнала Хаммона — настолько приличным, почти цивилизованным он выглядел после всех вчерашних приключений. Подойдя к нам, он взял меня под локоть и, старательно не глядя в сторону Виланда, произнес:
— Идемте, доктор Рихтер. Вас ждут в лаборатории.
— В какой лаборатории? — мрачно осведомился Виланд, который явно не хотел меня отпускать, особенно с таким спутником, как Керн Хаммон.
— Не имею права докладывать, — так же мрачно сообщил Хаммон, по-прежнему не глядя на Виланда, и мы быстро пошли по коридору мимо одинаковых светло-серых дверей с номерами. Мелькнула табличка «Отдел некроформирования», и я вздрогнула.
— Куда мы все-таки идем? — поинтересовалась я. Хаммон открыл передо мной дверь и, пропустив меня на лестницу, ответил:
— Здесь нет прослушек. Расскажи, что я должен сделать, когда…
Я поднялась на несколько ступенек так, чтобы стоять выше Хаммона. Он смотрел на меня так, словно я одна на всем свете понимала его и могла спасти.
— Готтлиб знает? — уточнила я. Хаммон кивнул.
— Он все про нас знает. Так что?
— Ты понимаешь, что они с Ульрихом могут снять любую твою защиту? — спросила я. Хаммон сокрушенно кивнул. Должно быть, вспомнил наше с ним общение в гостиничном номере Бьюрена.
— Я поставлю блок, — сказала я, вспомнив одно из заклинаний Кодекса Зигфрида. — Но ты сегодня же должен уехать отсюда в столицу. Сможешь?
Хаммон снова кивнул. Он готов был убраться к черту на рога, не то, что в столицу, лишь бы подальше от Ульриха.
— Блок сработает, когда ты въедешь в город, — продолжала я. — А в столице ты пойдешь по адресу… — я прищурилась, вспоминая. — Улица маршала Хотти, восемнадцать. Потребуешь аудиенции у генерала Хайнса…
— Смеешься?! — лицо Хаммона дрогнуло, изменилось так, будто он доверял мне, а я плюнула ему в лицо. Собственно, у его хозяев это была привычная манера поведения. — Я в международном розыске, твой генерал Хайнс меня там же за задницу подвесит.
Где-то хлопнула дверь, но на лестницу никто не вышел.
— Ты скажешь ему вот что, — ответила я, не обращая внимания на слова Хаммона. — Доктор Рихтер передает привет Томату на память о Глохенхайме. Напоминает, что однажды он обещал ей любую помощь. Керн Хаммон ее связной, он нуждается в защите и помощи. Скоро я подам знак для действия по форме «Гутта».
Хаммон послушно повторил все, что я ему сказала. У генерала Хайнса была кличка Томат — при малейшем волнении он краснел так, что делался похожим на спелый помидор. Проект, в котором я работала, назывался «Глохенхайм», но всего этого Хаммон, конечно, не знал.
Но этого было достаточно, чтобы защитить его и спасти нас. Что бы ни задумал Виланд, я все равно хотела подстраховаться.
— Томат — это и есть тот генерал? — уточнил Хаммон. Я кивнула.
— Да, но если ты кому-нибудь об этом скажешь, он точно повесит тебя за задницу.
— Понятно, — ответил Хаммон. — Ладно, надеюсь, все получится. Это и правда невыносимо. Что я должен сделать?
Я вопросительно подняла бровь.
— Для чего?
Хаммон одарил меня сердитым взглядом. Я подумала, что напрасно дразню его. Такие, как Хаммон, способны нарезать таких, как я, на ломтики, а потом завялить и съесть с пивом.
