ради статуса повыше, я знал, что он не возражал против моих амбиций.
Лично я даже не возражал, что слова про сосание члена по сути были правдой; мне всё равно, как именно я поднимался по иерархии, лишь бы поднимался. Учитывая мой потенциальный и действительный ранги, я считал, что заслуживал повышения, причём куда более быстрого.
У меня не было проблем с тем, что Териан помог мне в этом отношении; я активно надеялся, что он поможет с этим.
И мне абсолютно похрен, что думали другие.
Териан, похоже, понимал это без необходимости объяснений с моей стороны. Что более важно и ново, его это ни капли не смущало. Если уж на то пошло, у меня сложилось впечатление, что он одобрял мой прагматизм и отказ извиняться.
Он определённо не смущался, предоставляя мне льготное отношение, пока мы трахались… и опять-таки, меня это устраивало.
Я обращал пристальное внимание на всё, когда мы вошли в ЦРК.
В том помещении Териан был исключительно деловым, представлял меня, объяснял мою новую роль, затем несколько минут методично прикреплял и подсоединял мой свет к его разведчикам. Он объяснял предназначение многих новых aleimi-структур, которые он добавлял в мой свет… но про многие молчал, что я невольно посчитал одновременно интересным и раздражающим.
Я до сих пор не мог отличить плохие разведданные от хороших, и только Териан понимал разницу. Но учитывая то, кому мы противостояли, я бы удивился, если бы всё было иначе.
Как бы там ни было, теперь я служил главным проводником информации между нашей командой и домашней базой в Гуоруме — последняя группа состояла из частных подрядчиков и разведчиков, работающих напрямую на Мировой Суд.
Териан добавил в мой aleimi структуры, которые позволяли мне служить своеобразной живой антенной… часто играя роль глаз и ушей для стационарной команды разведки. Те структуры записывали всё, что я видел, чувствовал и испытывал своим светом, без фильтра и значительных ощущений.
Под конец того изначального процесса подсоединения в ЦРК, мы с Терианом оба сильно реагировали на свет друг друга. Однако Териан не выказал ни единого намёка на это ни другим, ни даже мне, так что после нескольких минут борьбы с собственным aleimi я начал гадать, может, реакция была только с моей стороны.
Териан почти не смотрел на меня, пока мы находились в поле зрения его разведчиков.
Я не принимал это на свой счёт.
Если честно, я посчитал это почти за комплимент, когда до меня дошло, что он мог говорить серьёзно относительно своего намерения оставить меня с ним, в его постоянной команде разведки. Это прекрасно объясняло, почему ему плевать, как мой юнит или Варлан воспринимали меня, но при этом он осторожен в том, как презентовал меня своим людям.
Конечно, я знал, что не надо спрашивать.
Однако мой разум придумал несколько альтернативных объяснений.
Перед уходом из бункера я испытал приступ паранойи из-за того, что у Териана может иметься другой любовник среди подчинённых. Я гадал, не был ли этот любовник настоящей причиной, по которой он представлял меня своим старшим офицерам без единой капли непристойности.
Териан уловил во мне этот проблеск собственнической злости.
Вскоре после ухода из контрольного пункта он грубо затащил меня в кладовку, где тут же потребовал, чтобы я обслужил его, несмотря на открытую конструкцию. Он также потребовал от меня официального извинения с добавочными обещаниями покаяния и другими условиями, которые тоже наверняка в том или ином виде попали в конструкцию.
В целом мы не выбирались наружу ещё минут тридцать.
К тому времени я испытывал немало боли, был под кайфом от нескольких дорожек кокаина, которые Териан удобно имел при себе после тура в кладовку, и окончательно убедился, что я не знаю, во что ввязался.
Вывалившись в жар и влажность бразильских джунглей, я сильно подозревал, что члены моего (теперь уже бывшего) юнита определенно чувствовали все три вещи в моём свете.
Я заметил кое-какое ворчание, пусть и только в Барьере.
С тех пор я не раз слышал такое ворчание.
Мне всё равно было плевать.
Моим фокусом оставался Териан и мои реакции на него.
Моя боль не становилась лучше от секса.
Если уж на то пошло, становилось только хуже.
Учитывая это, а также одержимые завитки и водовороты в aleimi Териана касаемо Дигойза, я осознал, что почти как помешанный наблюдаю за видящим из Барьера, не говоря уж о физическом мире. Моё внимание большую часть времени не было оправданным, но от этого моё помешательство становилось ещё хуже, пока я пытался понять, что в нашей связи мне так сложно игнорировать… а ему так легко.
Не помогало и то, что мой aleimi продолжал собственнически вести себя в отношении его света.
Часто это не подчинялось моей сознательной воле.
Когда Грегор осмелился слишком близко подобраться к Териану в Барьере, я так сильно шарахнул его в том пространстве, что у него из носа пошла кровь.
Териану это тоже понравилось.
Глава 12. Так никогда и не было
Отель Фейрмонт
Ноб Хилл
Сан-Франциско, Калифорния
6 июня 1962 года
— Так каково это было? — она поцеловала его слегка вспотевшую грудь, бормоча и поднимаясь выше по его обнажённому телу, обводя языком сосок, целуя впадинку на его горле, пальцами водя по мышцам его задницы и бедра. — Тебе было хорошо? — пробормотала она, целуя его шею. — Так, как тебе нравится?
Он глянул на неё, одаривая полуулыбкой.
Его чёрные волосы слегка липли к вспотевшей шее и дыбом стояли на голове. Его кожа раскраснелась от секса, но она узнавала тёмный взгляд в глазах.
Он ещё не закончил.
Это осознание вызвало волнительный жар, жёсткий импульс боли разделения.
— Хочешь ещё один раунд? — проурчала она.
Он ответил тут же, без капли колебаний.
— Да.
Потянувшись к ней, он схватил её за задницу, сжимая железной хваткой и дёргая её обнажённое тело к себе. Сочетание этих пальцев и выражения в его хрустальных радужках заставило её боль разделения резко обостриться.
Прежде чем она перехватила контроль, он приподнялся и поцеловал её в полные губы.
Мгновение спустя он разомкнул их своим языком, вкладывая свой свет в поцелуй, в пальцы, крепче сжимавшие её, в свой рот, продолжая упиваться ею и углублять поцелуй.
Когда они наконец-то оторвались друг от друга через несколько секунд… или минут, она честно не знала… она испытывала головокружение, почти пьянея от его света и прикосновений. Он притягивал её своим светом, вплетая завитки его aleimi
