Брак по-тиквийски 2. Призрак Риаведи - Натали Р.

— Она и впрямь точно такая, какой была Элеонора? — спросил Ильтен.

— Она и есть Элеонора, — поправила Тереза.

— Такая хорошенькая, — благоговейно вздохнул тот.

— Завидуете, Ильтен? — поддел его Маэдо.

Он не ответил. Чему тут завидовать? Маэдо просто бодрится. Пытается не думать о плохом, держаться молодцом, шутить, только шутки не в кассу, да и немудрено.

— Дайте же мне ее покормить! — потребовала Тереза.

— А она разве хочет? — удивился Ильтен. — Она ведь не плачет.

Маленьких детей он тоже успел повидать в своей практике. Дени Хэнк был не первым. Невесты иногда прибывали вместе с детьми. За молодых матерей поставщикам платили надбавки, а за мам с дочками — вдвое. Ильтен, конечно, не нянчился с малышами невест, это в его обязанности не входило. Но помнил, что они плакали по любому поводу. Когда хотели есть, пить, спать, какать… А одна женщина родила прямо у него, и первое же, что сделал ребенок, не успев еще полностью вылезти — пискляво заорал.

— Она вообще не плачет, ты не заметил? — Тереза протянула руки, и — деваться некуда — он вложил в них ребенка. Девочка прильнула к груди и засосала, блаженно улыбаясь уголком рта. — Она не новичок в этом мире, вот в чем дело. Она прекрасно понимает, что происходит. Она обрела плоть, и ей это нравится.

Тело — источник многих наслаждений. Да, какие-то из них — только для взрослых, но иные — лишь для детей. Взрослым больше не дано испытать то удовольствие, когда тебя носят на ручках, подбрасывают в воздух и ловят, укачивают перед сном, бесконечно тетешкают… И обалденный вкус теплого молока… Когда становишься старше, он уже не тот. Выключаются ферменты, которые делали эту пищу лучшей на свете. Начинают работать другие, но, приобретая новое, чего-то ты лишаешься.

Маэдо кивнул.

— Элеонора знает, что мы не забыли бы ее покормить, к чему ей беспокоиться?

— Она нас помнит, да?

— Да. И не только нас, — он помрачнел.

Здесь и кроется главная проблема. Это дитя помнит свою прошлую жизнь. И свою ужасную смерть тоже. И небытие, последовавшее за ней, муки беспомощности, этот тихий кошмар зависания между жизнями. Ребенок не справится с таким грузом.

Тереза ни на миг не оставляла Элеонору одну. Занималась ею дни напролет. Выносила гулять: в первый день на балкон, а после — во двор. Как по заказу, дождей не было, в воздухе разлилась чуть влажная прохлада. Солнце нежно гладило лицо сквозь тонкие рваные облачка и ветки деревьев, с которых облетали полупрозрачные зимние цветы, четвертые за год. Тереза бродила с Элеонорой по двору и по квартире, все время с ней разговаривая. Если бы Ильтен или Маэдо были рядом, они могли бы узнать о жизни Терезы столько, сколько она за все время знакомства рассказать не успела. Увы, им надо было работать. Но Тереза их за это не упрекала: приходя домой, Ильтен тут же перехватывал эстафету, и Элеонора слезала у него с рук лишь тогда, когда ее пора было кормить, а в середине ночи подъезжал Маэдо, выключив сирену и мигалку, чтобы не перебудить весь дом, и возился с дочкой до утра, пока Ильтены спали.

Все складывалось неплохо. Девочка хорошо кушала, животик не болел, спала спокойно, просыпаясь, улыбалась. Ильтен опасался, как бы дитя не простудилось: зима ведь, а она постоянно гуляет, — но Тереза его высмеяла. Как можно замерзнуть в плюс двенадцать? Да еще в теплом одеяле. А дома совсем тепло, работает обогреватель.

Позвонила Лика, и Тереза решилась пригласить Хэнков посмотреть на дочь. Договорились на послезавтра, как раз выходной. Но без всяких шоколадных тортов, предупредила она, чтобы у ребенка не было никаких поводов для аллергии.

— А без шоколада можно? — спросила Лика. — Бисквитик на сметане. Я такое ела, и у Дени аллергии не было.

Бисквит был одобрен. Маэдо поставили задачу освободить себе вторую половину дня, чтобы тоже поучаствовать в застолье.

Светлым утром выходного Элеонора не проснулась.

Тереза даже не сразу поняла, в чем дело. Спит себе ребенок и спит. Личико безмятежное, ангелочек, да и только. Не удержалась, погладила по щечке… а щечка холодная.

Она знала, что так будет. Надеялась, что нет, пыталась верить, что нет, а в глубине души знала, что да. Что ничего не поможет, ни забота, ни любовь. Знала, и все равно не совладать с накатившим ужасом, горечью, отчаянием. И проклятые слезы мешают дышать…

Приехал врач. Писал заключение, недоумевая. Такой здоровый ребенок, и вдруг… Внезапная остановка дыхания без всякой видимой причины.

А потом явился представитель службы охраны безопасности. Незнакомый, из какого-то другого отдела. Прочел заключение и сухо поинтересовался, кто из них убил дитя и каким образом. Тереза аж дара речи лишилась.

— Вы что, с ума сошли? — возмутился Ильтен. — Как можно убить девочку, сами-то подумайте?

— Я как раз подумал, — проговорил легавый еще суше, — и пришел к выводу, что здоровые дети сами по себе не умирают. Либо налицо преступная халатность, либо преднамеренное убийство. И я желаю знать, что именно. Чистосердечное признание облегчит вашу участь. Что это было? Дура-мать не уследила, и девочка захлебнулась слюной? Или отец понял, что он не отец, и захотел таким образом отомстить отцу?

Ильтен стиснул зубы.

— Мне кажется, вы с этими предположениями переходите границы…

Но тут Тереза вышла из ступора и взвилась:

— Что вы себе позволяете, а? Кто вас вообще сюда звал?

— Расследовать смерть младенцев — мой долг, — невозмутимо произнес он. — А вы, дамочка, ведите себя покорректнее с представителем власти, на женскую глупость не все можно списать.

— Ах ты, паскуда! — Тереза рассвирепела. — Это ты меня глупой назвал? Выкуси, тварь! — И она с размаху врезала ему в челюсть.

Высокомерного мента снесло со стула. Ильтен зажмурился. Чего-то подобного от Терезы следовало ожидать, но как же некстати! Теперь их точно заметут, припаяют и оскорбление должностного лица, и тяжкие телесные повреждения…

— Да как у тебя, гада, язык повернулся такое сказать, будто мы ее убили? Как у тебя мозги осмелились об этаком подумать? — Она пнула ногой пытающегося встать мерзавца, и пусть скажет спасибо, что в домашнем тапочке, а не в подбитой титаном «шпильке». — Или их у тебя просто нет?

— Вы… арестованы, — выдавил легавый, корчась на полу, и потянулся к пистолету.

— Да щаз! — Тереза выбила пистолет из руки; кажется, заодно кисть сломала. Так