— Чего стоишь? — рявкнула темноволосая служанка, выскочившая следом за мной из раздаточной, — времени и так нет!
— Я не знаю куда идти.
— Давай за мной! — скомандовала она и почти бегом устремилась по коридору налево, проворно неся свой поднос, так что ни звука не раздавалось.
У меня же все звенело и дребезжало. Чайник норовил съехать на край и перевернуться, а из корзиночки, накрытой белоснежной накрахмаленной салфеткой, выпала булочка.
— Черт, черт, черт, — я едва поспевала за своей провожатой, которая неслась вперёд не оглядываясь. — Черт!!!
Я запыхалась, чепец съехал набекрень и начало колоть где-то в боку.
Хочу обратно в поломойки.
Лестница мне далась с огромным трудом. На последних ступенях я уже была уверена, что не донесу свою ношу.
— Тебе вон туда, — внезапно сказала официантка и кивнула на высокие светлые двери, — держи поднос ровнее! что ты его тащишь, как дрова. Спина ровно, осанка. Как появятся фрейлины включай скрытник и где-нибудь в углу пристройся, чтобы в случае необходимости тут де откликнуться на их зов. Как поедят, всю посуду соберёшь и принесешь обратно на кухню. Все поняла? Вперед!
— Спина ровно, осанка, — передразнила я, перехватываясь поудобнее, — как могу, так и тащу.
Едва я вошла внутрь, как стало ясно, почему этот зал называют летним. Вдоль стен росли лианы и раскидистые пальмы, ковер цвета сочной травы и огромное окно, выходящее на парк. Сейчас там стояла унылая осень, но зелени в помещении хватало чтобы создать летнее настроение.
Голодающих еще не было видно, поэтому я смогла спокойно все расставить на столе. Кофейник, чашечки, супницу с небольшим изящным половником. Даже булочку отпрянула и запихала обратно под салфетку. Не пропадать же добру.
Потом отошла в дальний уголок, встала между двух кудрявых пальм и повернула брошку-скрытник.
Вскоре пришли фрейлины. В красивых атласных платьях, со сложными прическами и идеально накрашенными лицами, а я почему-то вспомнила тех выжл, с которыми сталкивалась в лесу.
Поразительный контраст. Просто кому-то повезло сразу родиться в замке, под покровительством драконов, а кому-то нет.
Они заняли свои места и неспешно беседуя, принялись за обед, при этом моя попытка отстояться в сторонке с треском провалилась. Меня подозвали практически сразу. Пришлось прислуживать им за столом: наливать суп, кофе и мазать булочки медом.
Я старалась как могла, но умудрилась накапать соуса одной из них на платье и насыпать крошек на волосы.
В общем официантка из меня так себе. К счастью, никто ничего не заметил — они были слишком увлечены беседой
— Пепельный вернулся, — чирикала одна из них. Самая маленькая и большеглазая.
— Не может быть, что-то я его не видела в замке.
— Он в склепе еще. Восстанавливается.
— Тебе-то откуда знать? В склеп простых смертных не пускают.
— Это мне по секрету сказал, один из местных прислужников.
— Тот самый, который по тебе чахнет?
— Да хоть бы и так, — фыркнула черноволосая пигалица, — зато польза есть.
— Ох, дождешься ты. Не заметишь, как будешь сидеть в его чахлом закутке и рожать ему сыновей.
Обычные бабские подколы. Что в нашем мире, что в этом. Женская дружба — вещь неискоренимая и стабильная.
— Сыновей я буду пожать как минимум графу какому-нибудь.
— Так и скажи, что на Пепельного глаз положила.
— Почему бы и нет.
— Драконы связываются с людьми только в одном случае. Если парность срабатывает.
— Может и сработает.
— Ты уже год вокруг него вьешься, и до сих пор ничего не сработало. То, что он тебя в библиотеке пару раз зажал — ничего не значит. Скучно ему было.
— Значит, надо больше времени.
— Дурочка, не работает это так. Связь или есть или нет. Никакое время не поможет.
Они продолжали рассуждать о том, как бы привлечь внимание генерала, а я тоскливо думала о том, как бы этого самого внимания избежать.
Мне надо-то всего ничего. Какую-то несчастную Рубиновую Слезу.
Когда они отобедали и выпили по три чашки кофе, я начала убирать со стола грязную посуду.
В голове бродили тяжелые мысли о том, что надо бы активизироваться. Сколько я уже здесь? Две недели? Три? Или уже месяц? Деревья за окном голые стоят и по утру на них искристая бахрома из инея, а я все топчусь на одном месте. Прав был Оллин, когда сказал, что обогреюсь, отъемся и перестану шевелиться. Меня уже даже напрягает работа поломойкой. Как подумаешь, что за окном холодно, так сразу крепче за тряпку и хватаешься и вперед.
Я расстроилась. Из-за того, что начала забывать о своей цели и просто поплыла по течению. Надо приходить в себя и выбираться из этой клоаки.
Тем более Пепельный этот мне все покоя не давал. Не даром же старик предостерёг насчет нег. Пока есть время — надо действовать.
Я словно пробудилась ото сна и заново активировала тот механизм, который всегда гнал меня вперед. Выжить любой ценой, выкарабкаться, делать что должна.
С полным подносом пустой посуды я вышла из летнего зала и побрела на кухню, попутно составляя план ближайших действий.
Первое и самое главное — скорее вернуться в должность простой поломойки, на которую никто не обратит внимания, даже если она окажется в самом неподходящем месте.
Второе — попасть наконец в эту проклятую огненную башню. Может, там и артефактов давно нет, а я этого до сих пор не выяснила.
До третьего я додуматься не успела, потому что откуда-то из бокового коридора выскочило нечто чумазое, всклокоченное и со всей дури бахнуло снизу по подносу, так что тарелки и чашки полетели на пол, разбиваясь на сотни осколков.
Да что б тебя.
Вне себя от ярости я развернулась к этому нахалу:
— Ты что себе позволяешь?
Вместо ответа мне показали неприличный жест. Не такой как в нашем мире, но тоже весьма однозначный.
От такой грубости я откровенно обалдела, хотела уже сказать хулигану, что я о нем думаю, но внезапно поняла, что это не хулиган, а хулиганка.
Девчонка лет десяти, в каком-то несуразном наряде и с боевой раскраской на физиономии. Оборванка. Видать, пробралась в замок, пока охранники мечтали о прекрасном, и теперь творит не пойми что.
— Из-за тебя разбилась посуда, — я указала на груду осколков. Вряд ли на кухне меня погладят по головке за то, что не донесла.
— Она разбилась из-за того, что ты неуклюжая, тощая корова.
Ах ты маленькая хамка.
— Ну ка извинись! — я грозно посмотрела на нее сверху вниз.
Педагог из меня так себе, потому что девочка совершенно не прониклась и вместо извинений взяла и передразнил меня, уперев руки в бока и скорчив противную физиономию.
Меня это разозлило. До такой степени, что захотелось схватить ремень и отходить им по маленькой жопе.
— Кто ты и что тут делаешь?
— Не твое дело, — снова огрызнулась она.
— Где твои родители?
— Сдохли.
Я опешила, потому что слышать от маленькой девочки такие слова — это странно.
— Давай, сделаем так. Ты принесешь веник и соберешь все осколки, а я, так и быть, не скажу охранникам, что у нас по коридорам бегает бродяжка.
— Давай ты сама все это соберешь, а я пойду по своим делам, — мерзавка выдвинула встречное предложение.
— Нет. Так не пойдет. Ты специально ударила по подносу, специально все уронила, поэтому тебе и убирать…
— Еще чего! — она показала мне язык, — ты кляча неуклюжая, ты и убирай.
Это уже ни в какие ворота не лезет. Я через многое прошла и выдержала, но терпеть оскорбления от малолетки не стану.
— Сейчас получишь.
— Ха-ха-ха, — издевательски протянула она, — убирай, давай. Корова тощая.
Ну все.
Пока мелкая гадина кривлялась, я в два шага преодолела расстояние между нами и схватила ее за ухо.
— Ай! Что ты творишь?! — завизжала она, — отпусти.
— Э, нет. Дорогуша. Пока ты не извинишься, и не пообещаешь, что все уберешь, я не отпущу твое ухо. И будет оно красное, опухшее. И болеть будет. Зато тебе подойдёт кличка: Хамка Большое Ухо, — перехватила поудобнее, еще и подняла, вынуждая ее встать на цыпочки.
