— Туда тебя даже с ордером не впустят, — напомнил я, и Таубе недовольно фыркнул.
— Мне нельзя, а ему, получается, было можно.
— Мы не знаем, откуда у Келлера портсигар. Но обязательно выясним.
Ещё один вопрос в копилку загадок, окружавших господина Лувиса.
Допрос сотрудников банка закончился уже вечером. Закончив с последним клерком, мы сразу отправились в управление, отчитались Экебладу, после чего он долго отчитывал меня, как мальчишку, за опоздание на утреннее совещание. Домой я возвращался уставший, голодный и злой. Разговор с начальником основательно подпортил настроение. Надеялся, хотя бы дома смогу провести время спокойно, но, кажется, с появлением в нём Жени о покое теперь оставалось только мечтать.
— Она что сделала? — переспросил я дворецкого, который, не успев забрать мой сюртук, огорошил известием — новоиспечённая леди Делагарди заперла племянницу.
— Закрыла мисти Эдвину в классной комнате до самого вечера, — повторил Бальдер, заставив меня мысленно выругаться.
— Где моя жена?
— После ужина леди изволили отправиться к себе, — ответил дворецкий, перекидывая через руку мою одежду.
На второй этаж я поднялся за считанные секунды и ещё быстрее оказался в её спальне. Может, и стоило постучаться, но после «общения» с Экебладом было сложно держать себя в руках.
Наказала Эдвину…
А меня, драконова тьма, почему не спросила?!
Оглядев полутёмную комнату, обернулся на звук скрипнувшей двери — девчонка вышла из ванной, вытирая полотенцем медные пряди, а заметив меня, замерла. Я тоже замер, невольно пройдясь по ней взглядом, и в который раз поймал себя на мысли, что мне нравится то, что я вижу.
Глава 15. О старых фотографиях и постельных подарках
Женя Исаева
Остаток дня пролетел незаметно. После того как Вильма отправилась, как она выразилась, прошвырнуться по Гратцвигу, я решила, что пришло время для небольшого расследования. Не смогу жить спокойно, пока не разберусь в прошлом леди-драконицы. С какой такой радости дворецкий её ни во что не ставит? Да и остальные слуги, из «стареньких», тех, что служили здесь ещё при Раннвей, тоже ведут себя так, словно каждый раз, стоит мне попасться им на глаза, их одолевает желание плюнуть в меня или проклясть. Они, конечно, сдерживаются, стараются быть невозмутимыми, но я буквально каждым нервом ощущала враждебность, исходящую от прислуги.
Спросить Делагарди? Я, конечно, спрошу, но где гарантия, что получу ответы. Он явно не привык быть откровенным, а может, просто мне не доверяет. И это понятно, он меня почти не знает. Я вот тоже не считаю его чудесным и милым, но мы теперь в одной упряжке. В его же интересах сделать так, чтобы никто не заподозрил, что я ненастоящая Раннвей.
Первым делом попросила Полин и Минну проводить меня на чердак. Именно туда, по словам Бальдера, хранились вещи исчезнувшей герцогини. Ожидала увидеть пыльное помещение с низкими покатыми сводами, но чердак оказался на удивление чистым и просторным. Только на перекрестьях оконных рам немного облупилась краска да в дальнем углу под потолком поблескивали в солнечных лучах паучьи тенёта, заставившие меня невольно вздрогнуть.
Приказав себе не обращать на паутину внимания, стала разбираться в вещах Раннвей. Одежда меня не интересовала, а вот коробку с чёрно-белыми, немного пожелтевшими от времени фотографиями я попросила отнести в спальню. Были здесь и письма, написанные убористым, почти каллиграфическим почерком. Заметив в конце первого подпись «Твоя Терес», я сунула послания обратно в коробку с намереньем прочесть их сегодня же.
— Ваша светлость, уже смеркается, — подала голос Полин, терпеливо дожидавшаяся, когда я закончу копаться в «своём» прошлом. — Принести сюда лампы?
— Не стоит. — Я огляделась по сторонам в надежде заметить ещё что-нибудь интересное, а вместо этого снова зацепилась взглядом за паутину и попросила, указывая на причину своего беспокойства: — Уберите её. Вернусь сюда завтра.
На вечер «развлечений» точно хватит.
Оказавшись у себя, отпустила служанок, зажгла поярче керосиновую лампу. Устроившись в кресле, стала одну за другой доставать из коробки старые фотокарточки. Вернее, они не были такими уж старыми, но для меня, рождённой в конце двадцатого века, всё это было ветошью. Даже прожив в новом мире столько времени, я так пока и не смогла с ним полностью ассимилироваться.
Почти на всех фотографиях были запечатлены Терес и Раннвей. На некоторых — юными девушками, на других — молодыми, очаровательными женщинами. Раннвей была очень похожа на старшую сестру, с одной лишь разницей: Терес на всех фотографиях держала спину прямо и взгляд у неё был такой же — прямой, уверенный, твёрдый, в то время как её младшая сестра, казалось, стремилась стать меньше и незаметнее, и взгляд на многих фото пугливо отводила.
Была здесь и фотография Терес с совсем ещё крошечной Эдвиной и приятным молодым мужчиной. Я решила, что с Нильсом. Они идеально смотрелись вместе: леди-драконица с малышкой на руках и её супруг — красивый, статный, с открытой улыбкой. Было горько смотреть на них и вспоминать, что их жизни отнял чёртов пожар.
На последней фотокарточке было запечатлено много людей: наряженные леди, нафранченные джентльмены. Жаль, ни одно из фото не было подписано и понять, где и в каком году было сделано это, не представлялось возможным. Должно быть, уже после тайного замужества Терес, потому что старшей Фармор и её мужа на фото я не обнаружила. Зато нашла леди Левенштерн и Раннвей, а в немного размытых, сероватых чертах лиц с краю с трудом узнала чету Флемингов. Белокурая Шанетт казалась ещё совсем девочкой… Сущий ангел, само очарование.
Рядом с ней стоял высокий широкоплечий мужчина, по виду ровесник Флеминга. Готова была поклясться, что никогда его раньше не видела, но почему-то, стоило лишь зацепиться за незнакомца взглядом, как меня окатило дрожью. Не ледяной и противной, какую, бывает, вызывает страх. Нет, это было что-то другое… Пьянящее, будоражащее, хмельное… Тяжело вздохнула, чувствуя, как дрожь становится жаром, опаляющим грудь, плечи, бёдра, и нервно вздрогнула, когда в дверь постучали.
— Ваша светлость, ужин подан, — сказала Минна, и я, с трудом заставив себя вернуть фото в коробку, отправилась ужинать. И пока ела, читала письма.
Все были от Терес Раннвей, и из них я узнала о леди Делагарди больше, чем удосужился сообщить мне лорд ультор. Кажется, он и сам толком не знал свою жену, не представлял, чем и как она живёт. Переписываясь с сестрой, Терес пыталась её поддержать, но, кажется, выходило плохо. Раннвей явно была несчастна. Она боялась отца или, скорее, он вселял в неё ужас. Эндера она тоже опасалась, старалась лишний раз с ним даже не пересекаться. И она точно не хотела за него замуж. Хоть Терес и пыталась убедить сестру в том, что Делагарди — замечательная партия.
А сама-то от него сбежала…
В общем и целом, Раннвей была пугливой, забитой девочкой. Это мне уже было известно. Но я и предположить не могла, что она настолько боялась родного отца, сторонилась мужа, как чужака, и стыдилась своей ущербности — отсутствия даже слабо выраженного, маломальского дара.
Последнее письмо я дочитывала уже в ванной и, пока читала, не знала, то ли жалеть, то ли злиться на Раннвей. Подумаешь, нет дара! Тоже мне, ущербность называется… Отец деспот? Так дай отпор, вместо того чтобы умирать при его появлении от страха. Почему боялась Делагарди — вообще непонятно. Нет, он, конечно, не подарок, но по сравнению, например, с моим бывшим, так диво дивное.
Если, конечно, закрыть глаза на то, что палач.
Не знаю почему, но с мыслей о драконе я невольно перескочила на мысли о незнакомце с фото. И снова, словно по щелчку пальцев, сладкая дрожь побежала по коже, собираясь внизу живота непонятным напряжением.
