какие-то питательные вещества, иногда прокатывало. А сегодня пока даже с глоточками не получилось.
- Марион, мы должны что-то придумать, - Клодетт едва не плакала сама.
- Да что тут придумаешь, - говорила в ответ Марион.
- Девки, а ну перестали страдать, - прикрикнула на них вошедшая Жаклин. – Марион, ты сейчас выпьешь вот это, и ляжешь, и не будешь шевелиться, хотя бы час. А мы понаблюдаем.
Жаклин держала в руках стакан, наполненный какой-то зеленоватой жидкостью, с резким неприятным запахом.
- Что это? – спросила Марион.
- Зельевары нашли в каком-то древнем манускрипте. Как раз для того, чтобы питать беременных, если они почему-то не могут есть. Написано, что вкус противный, но придётся потерпеть. Вдруг сработает?
О да, Жаклин подняла на уши магических фармацевтов, а Клодетт заслала кого-то в академическую библиотеку. Кажется, на Марион сейчас будут тестировать разные преданья старины глубокой.
Правда, с тестами вышло хорошо. Вонючее зелье усвоилось, и в течение некоторого времени после него Марион могла принимать пищу. Она лежала, сколько говорили, а потом ела – бульон, нежирное мясо и что-то ещё. Или хотя бы просто сухарики с водой. В крошечных количествах, но ела. А через несколько часов снова пила эту гадость. И потом опять немного ела. И крепкий изначально организм запускал регенерацию. Ноги стали лучше слушаться, руки – подниматься, в глазах быстрее наводилась резкость. Можно было жить дальше. Понемногу. Правда, приступы слабости, скачки давления и прочие неприятности всё равно случались, но Марион притерпелась, а Клодетт и Жаклин говорили – ещё неделю выиграли, отлично.
Клодетт даже разрешила ей перебраться к Люсиль, только чтоб являться на осмотр каждый божий день, и взяла с неё обещание, что Марион, случись малейший к тому повод, свяжется и прибудет в госпиталь, и останется там, сколько нужно. Марион не возражала – что там возразишь?
Но нужно было как-то устраивать жизнь на эти ближайшие месяцы. Она сказала Люсиль, что есть сложности, да, но с ними борются. Да, один раз побороли, может быть, и снова получится.
А потом пришлось идти в Академию – к профессору Дюмону, и говорить, как есть – она не возьмёт сейчас группу на практику. Потому что ухудшение, и пока неясно, что впереди. Да, с диссертацией попробует поработать, но тоже не знает. Что не знает? Она так и хотела сказать, как есть – успеет или нет, ну да это и так скоро будет понятно, успеет или нет. А пока… если не делать ничего, она ж с ума сойдет.
Поэтому – работать дальше.
Но…
Где-то тут, в этом же здании, сидит Саваж. Если бы он не прицепился к ней тогда, на конференции, то ничего бы и не было, она бы сейчас была здорова, ну, почти здорова, и всё было бы хорошо. А что теперь?
Наверное, было бы правильно не говорить ему ни слова. Но Марион не ощущала себя настолько праведной. И поэтому она пошла на второй этаж, предполагая, что ничего глобально не изменилось за десять лет, и факультет некромантии находится там же, где и раньше.
Вот деканат, аудитории, кафедра общей некромантии. Он совсем не обязан здесь быть, но вдруг?
Вообще до известия о беременности она даже подумывала, что можно было бы ещё разок с ним встретиться. Наверное. Потому что – хорош. Любезен, приятен, красив. И вообще, некромант без амулета – это что-то невероятное, тогда она убедилась. Но теперь…
Оказаться беременной от первого бабника Академии? Да у него таких детей, наверное, уже на три студенческих группы хватит. Не зря же он не признал ни одного!
Марион открыла дверь – и упёрлась взглядом в него. В его глаза, жёлто-зелёные, странные, нечеловеческие. У его отца такие же. Но его отец – приличный человек, в отличие от…
- Сидишь, скотина? – ничего другого она сейчас сказать не смогла. – Вот скажи, кто тебя под руку толкал, когда ты прицепился ко мне на конференции? И никак не хотел отцепиться? А теперь ты здоров и счастлив, а я беременна, и вся моя жизнь пошла к чертям!
- Что? Марион, хорошая моя, что ты такое говоришь? Беременна?
- Что слышишь. Скотина ты, вот что. Что тебе стоило придержать свой язык и не говорить мне ничего? Баб у тебя других нет? Цепляться было больше не к кому? Задурить мне голову, что я и не подумала предохраняться, потому что мне однозначно сказали – беременность невозможна? Чтоб тебе так же прилетело, чтобы рушилось всё, что ты делаешь, и выхода не было, ясно тебе?
Она повернулась и бросилась прочь – ну, так быстро, как смогла. Запустила магическую глушилку – чтобы, если вдруг вздумает позвать, ничего у него не вышло.
Выбежала в академический парк, села на какую-то лавку.
И зачем только она ему всё это сказала? Обошлись бы без драмы, оба, и он, и она.
Но теперь уже – как есть.
30. Беда для хорошей девочки
Саваж стоял болван болваном, слушал Марион и никак не мог уложить в голове всё то, что она говорила. Беременна? От него? Наверное, от него, иначе зачем бы она тут выражалась столь эмоционально и столь же искренне. Её хотелось обхватить и держать, и утешать, и что там ещё нужно делать с разъярённой любимой женщиной, чтобы не пыхала огнём, аки дракон, но он даже и приблизиться к ней не решился. Боевой маг всегда боевой маг, даже если беременный, и приложить может не только атакующей силой, а ещё много чем, стоит только пальцем пошевелить. А ей сейчас лучше никого ничем не прикладывать. А значит, ему – не провоцировать её на ещё больший гнев.
Только понял-то он это всё уже потом, когда её и след простыл, а тогда, видимо, интуиция подсказала, или инстинкт самосохранения, или ещё что-то, столь же полезное. Правда, догнать её не удалось, и отыскать тоже – да как она это делает? Нужно спросить. Полезное умение.
Вообще с тех пор, как родители, а в особенности драгоценная матушка, принялись постоянно твердить о необходимости продолжения рода, то есть – последнюю пару лет, Саваж перестал думать о предохранении, если встречался с разными дамами. И если его прямо просили, то и сделаем, а не просили – то и не просили. И он предполагал, что если вдруг
