брата, заслужившего любовь толпы и молчаливое уважение придворных. Однако не думаю, что только Максимилиан и я знали о беспочвенности обвинения. Знали и молчали, опасаясь стать следующей разменной фигурой.
Фердинанд допустил колоссальную ошибку, когда дал понять, насколько мало значат для него законы, призванные защищать каждого подданного Лидора. Если жизнь и смерть многих зависит от прихоти одного, то не проще ли избавиться от этого одного? Уверена, даже если об этом не говорят вслух, то обдумывают наверняка. Вопрос лишь в том, как именно восстановить пошатнувшийся баланс, сохранив и свои головы, и молчаливую покорность подданных.
Королевская власть — слишком горький плод, а справедливость толпы может ужаснуть. Никто не пойдет против Фердинанда, рискуя ввергнуть Лидор в мятеж и междоусобицу. Сына у короля нет, герцог мертв, королева не сможет стать регентом без наследников, на мне — пятно бесчестья.
Я досадливо поморщилась. Брак с палачом, хоть и позорный в глазах знати и простолюдинов, вряд ли перевесит законность моих притязаний, особенно, если его признают заключенным под принуждением. Раздражало другое: если бы в меня просто поверили, всего этого можно было избежать. Я могла бы стать действительно хорошей королевой, лучше Фердинанда, лучше Агнес, лучше многих, кто был до них.
Отец, пусть и негласно, готовил меня к этой роли годам. Учил не только манерам и танцам, но и экономике, политике, искусству поддержания связей с соседними королевствами. Заставлял вникать в тонкости торговых отношений, в скрытые механизмы работы государства. Я знала, что основные наши преимущества — это богатые рудами скалистые горы, надежное оружие, точные инструменты, закаленные нелегким климатом воины, корабли и многочисленные выходы к морю. А слабости — малоплодородные почвы, вечная нехватка зерна и скота, месяцами закрытые льдом и ветрами гавани.
Я проводила часы над картами и отчетными книгами, решая поставленные герцогом задачи: как обеспечить страну продовольствием в неурожайный год, как вести торговлю, если затянутся шторма, какими речными путями можно и нельзя гнать торговые баржи, если лето выдалось засушливым. Порой это было так непросто, что мне приходилось тайком бегать за помощью к папиному казначею или картографам. Отец, конечно, прознал и запретил эти вылазки. Пришлось довольствоваться скудными намеками, оброненными Карлом, ставшим к тому моменту герцогским любимчиком. Не знаю, догадывался ли папа, к чему это приведет.
На секунду я зажмурилась, сдерживая рвущийся из груди стон. На моей стороне были молодость, королевская кровь, ум, красота, даже милость богов, ведь не зря же королева пережила несколько выкидышей еще до того, как меня официально представили ко двору? Уверена, Фердинанд понял это так же ясно, как и я, потому и уничтожил.
Я несколько раз сжала и разжала кулаки. Пусть так. Я все равно справлюсь, получу свободу, любимого мужчину и корону. Мне есть, что предложить Лидору, кроме высокопарных слов о справедливости и мире. Если Ками выполнила обещание, то первое послание дошло до адресатов вчера вечером или сегодня утром. Карл позаботится о том, чтобы у нас были уши и глаза везде, где только можно. Даже Штрогге, если и не станет помогать, то по крайней мере не выдаст меня властям. Настало время проверить, насколько я способна подцепить действительно крупную рыбу.
Я отложила перо, подула на бумагу, дождалась, пока чернила высохнут, сложила записку вдвое и отошла, украдкой наблюдая за покупателями и хозяйской стойкой. Терпение оказалось вознаграждено довольно быстро: в лавку забежал мальчишка-посыльный, забрал сразу несколько свертков и направился к выходу.
— Стой, — я придержала его за плечо, едва он переступил порог и оказался на улице. — Хочешь немного заработать?
Мальчику было лет десять или чуть больше, но глаза у него засветились, как у прожженого торговца.
— Кто же откажется от лишнего серебряного, фрои?
— Отчего не золотого? — я надменно подняла бровь, показывая, что его наглость не прошла незамеченной.
— А тут как вам будет угодно, — он ухмыльнулся, демонстрируя щербатую улыбку. — Не буду спорить. А что делать-то надо?
— Отнести вот эту записку по указанному адресу. Умеешь читать?
— А то! — он с гордостью задрал подбородок. — И писать тоже.
— А молчать?
Мальчишка красноречиво потер пальцами в воздухе, и я со вздохом вложила в его руку серебряный фенн. Посыльный мигом спрятал монету, потом забрал у меня листочек, прочел адрес. Брови его удивленно взлетели вверх, в глазах появилось что-то, напоминающее заинтересованность:
— Это же адмиральский дом? Большой такой, серый, с колоннами.
— Верно. Отдай хозяину лично в руки.
— Как скажете. Только зачем вам этот старик? Сдал, говорят, и в немилости, как и все, кто с ним водится.
В груди заныло. Я помнила адмирала статным, гордым, пусть и седым как лунь, мужчиной, скорым на шутки и резкие суждения. Отец относился к нему с глубоким уважением и теплотой. Жаль, если гибель герцога подкосила его.
— Тем более лучше молчать и не задавать глупых вопросов.
— Как скажете, фрои, — он уже и сам понял, что сболтнул лишнего, и напустил на себя важный вид. — Мне пора. Заказы не ждут.
Я проводила его взглядом: тощая фигурка быстро затерялась за плащами взрослых. Теперь главное — ждать и собирать сведения. Даже если мальчишка прочтет записку, то решит, что это просто глупый стишок, забавная шутка. Перехватить послание просто некому: написано оно наскоро, еще и не дома, отправлено со случайным попутчиком. Вспомнит ли адмирал, где и от кого слышал эти слова раньше? Поймет ли, кто и где назначает ему встречу? Очень хотелось верить, что да.
Лезвие с легкостью вспороло кожу, тонкая струйка крови потекла от сгиба локтя по предплечью. Макс привычно поморщился:
— Не переусердствуйте, мне и так досталось в последние дни.
Невысокий седой мужчина с лицом, сморщенным, как печеное яблоко, одной рукой прижал к ране стеклянную колбу, а второй ловко распустил стягивающий плечо Штрогге плетеный кожаный шнур:
— Если ищите, кому бы поплакаться о своей грустной судьбе, то ошиблись адресом. Я никогда ничего не делаю зря, извольте терпеть.
Он подхватил с медного подноса заранее приготовленный кусок чистой холстины, убрал колбу, прижал тканью рану, согнул руку Штрогге, зафиксировав локоть. Мазнул взглядом по бледному Максу и вдруг довольно ощутимо хлопнул его раскрытой ладонью по щеке:
— Только обмороков мне тут и не хватает. Что за девичьи выбрыки? Если такая малость валит вас с ног, то не стоило являться.
— Не хотите пойти ко мне в помощники? —
