Вот что доставало меня больше всего. Конечно, он использовал меня по полной – и не один раз. Но я хотя бы знал об этом заранее – мы допускали возможность того, что каждый из нас может пострадать. В те времена, когда я еще верил в его дело. Но мы не договаривались насчет того, что на груду тел будут брошены ни в чем не повинные люди, в особенности мои друзья.
– Твои друзья, правильно. – Он сделал ударение на этом слове, точно грохнул на стол полную бутылку дешевого виски. – Наполовину вампир, чокнутая поклонница всяких мерзостей и… ты имеешь в виду ту девочку? Маленькую такую худышку? От нее у тебя мозги в голове расплавились. А ведь я тебя предупреждал.
Клер. Он даже имени ее не запомнил. Я на мгновенье закрыл глаза – и вот она передо мной, улыбается и смотрит ясными, доверчивыми глазами. Может, она и «маленькая худышка», но обладает силой, природу которой моему отцу никогда не понять. Она была первым духовно чистым человеком, с которым я когда-либо сталкивался, и я не собирался позволить отцу отобрать ее у меня. Сейчас она ждала меня в Стеклянном доме, скорее всего, углубившись в книги и покусывая карандаш. Или споря с Евой. Или… удивляясь, где это меня черти носят.
Я должен вырваться отсюда. Должен вернуться к Клер.
Ноги снова начали мне повиноваться, хотя и побаливали. Чтобы проверить их, я встал. Мертвец Джером в своем углу тут же отложил книгу – потрепанную и грязную. Это оказался «Волшебник из страны Оз». Кем он себя воображал? Трусливым Львом? Страшилой? Или, может, Дороти?
– Как я и думал, все дело в этой девчонке. Ты, наверно, считаешь себя рыцарем в сверкающих доспехах, прибывшим, чтобы спасти ее, – заявил отец, улыбаясь такой улыбочкой, что об нее можно было обрезаться. – Ты хоть представляешь, как выглядишь в ее глазах? Большой, тупой идиот, которого можно водить на поводке. Ее собственный домашний питбуль. Твоя невинная маленькая студенточка… она же носит символ Основателя. Работает на вампиров. А ты ради нее готов предать своих – наверное, потому, что она кувыркается с тобой в постели, словно какая-нибудь проклятая порнозвезда.
На этот раз меня не требовалось бить по голове, чтобы все пошло красным. Я почувствовал, что набычиваюсь, легкие наполняются воздухом, но… каким-то образом сдержался и не бросился на него.
Ведь этого-то он и добивался.
– Я люблю ее, папа. Не говори так.
– Любишь, как же! Да ты понятия не имеешь, что означает это слово, Шейн. Она работает на кровопийц, помогает им восстановить управление Морганвиллем. Она должна уйти, и ты знаешь это.
– Через мой труп.
Из угла послышался скрипучий, дребезжащий смех Джерома, рождающий желание вы-драть у него гортань раз и навсегда.
– Это можно устроить, – прохрипел он.
– Заткнись! – рявкнул папа, не отводя от меня взгляда. – Шейн, прислушайся ко мне. Я нашел ответ.
– Постой… дай мне угадать… сорок два? – Бесполезняк. Папа не настолько крут, чтобы быть фэном Дугласа Адамса. – Меня не волнует, что ты там нашел, папа, и больше я к тебе не прислушиваюсь. Я иду домой. Или прикажешь твоему ручному мертвецу меня остановить?
Его взгляд упал на мое запястье. Там белел браслет – но не того типа, которые носят люди, пользующиеся покровительством кого-то из вампиров, а больничный пластиковый браслет с большим красным крестом.
– Ты ранен?
Нет, конечно, я не мог просто заболеть. Для папы я был всего лишь еще одним пехотинцем, а значит, мог либо получить ранение, либо симулировать.
– Неважно. Мне лучше, – ответил я.
Казалось, на миг он смягчился – никто другой этого и не заметил бы. А может, я сам это придумал.
– Что случилось, мальчик?
Я пожал плечами и указал на свой бок. Шрам все еще болел и слегка горел.
– Меня ударили ножом. Он нахмурился.
– Давно?
– Достаточно давно.
Браслет предполагалось снять на следующей неделе. Моя отсрочка подходила к концу.
Он посмотрел мне в глаза, и на секунду, всего на секунду, я позволил себе поверить, что он искренне обеспокоен.
Придурок.
Он всегда умел застать меня врасплох, как бы настороженно я ни следил за ним. Я даже не заметил броска, пока не стало слишком поздно. Сильный, нанесенный с хирургической точностью удар заставил меня согнуться пополам, зашататься и снова рухнуть на кушетку. «Дышите», – сказал я своим мышцам. Солнечное сплетение велело мне заткнуться, внутри пульсировала боль. Я задышал быстро, тяжело и возненавидел себя за это.
В следующий раз. В следующий раз я первым ударю этого гада.
Хотя в глубине души знал, что это не так.
Отец схватил меня за волосы, рывком откинул мою голову назад и ткнул ею в направлении Джерома.
– Сожалею, парень, но я настаиваю, чтобы ты прислушался ко мне. И немедленно. Видишь этого типа? Я вызвал его прямо из могилы. И могу вызвать еще – ровно столько, сколько мне нужно. Они будут сражаться за меня, Шейн, и не отступят. Время настало. Мы можем вернуть город себе и наконец прекратить этот кошмар.
Скованные мышцы в конце концов расслабились, и я с хрипом втянул воздух. Папа выпустил мои волосы и отошел.
Он также всегда знал, когда нужно отступить.
– Твое мнение о том, как следует… покончить с этим кошмаром… немного отличается… от моего, – хрипло дыша, произнес я. – В моем нет места зомби. – Я сглотнул и попытался унять сердцебиение. – Как ты делаешь это, папа? Как, черт побери, такое возможно – что он стоит здесь?
Плевать он хотел на мои вопросы. Естественно.
– Я пытаюсь объяснить тебе, что настало время прекратить болтать о войне и начать сражаться. Мы можем победить, можем уничтожить их всех. – Он помолчал, и блеском в его глазах мог бы гордиться любой фанатик с бомбой за пазухой. – Ты нужен мне, сын. Вместе мы сделаем это.
И он действительно так думал. Пусть в каком-то извращенном, болезненном смысле, но он нуждался во мне.
А я должен был использовать это.
– Для начала расскажи, как у тебя такое получается, – сказал я. – Мне надо знать, на что я соглашаюсь.
– Позже. – Отец сжал мое плечо. – Когда ты поверишь, что это необходимо. Пока тебе нужно знать лишь, что такое возможно, что я сделал это. Джером тому доказательство.
– Нет, папа. Расскажи мне как. Либо я в деле, либо нет. Больше никаких секретов.
Ни одно мое слово он не воспринял как ложь, потому что они и не были ложью. Я всегда говорю то, что он хочет услышать. Первое правило для того, кто растет в семье с жестоким отцом: ты соглашаешься, ты торгуешься, ты учишься предотвращать удары.
И у отца не хватало ума понять мою стратегию.
Тем не менее какой-то инстинкт явно предостерегал его: он посмотрел на меня, сощурив глаза и хмуро наморщив лоб.
