Не жило.
Легкие расширялись и сужались.
Не дышали.
Глаза смотрели, а не видели, ноги двигались, а не шли.
Мы с Арриной летели в уже знакомое место на конкурс в абсолютном молчании… Но от этого молчания не было неловко или зло, или плохо. Это было молчание пустоты. Ее для меня больше не существовало. Мне было плевать, выиграем мы что-то или нет.
Я прошлый просто привык выполнять свои обещания до конца. А значит, я настоящий станцую то что нужно с максимальным усердием.
Я будущий… Просто буду.
Мы зашли на Арену вместе, уже переодетые, но никогда еще не были настолько… не-вместе. Я отстраненно наблюдал, как Аррина шла впереди с прямой, напряженной спиной, слегка отставленными назад руками, как перекатывались мышцы под гладкой кожей… Наша одежда была довольно простой на вид, по ней никто не смог бы заранее определить, что именно мы будем танцевать. Тонкие и широкие эластичные ленты плотно обхватывали тело и переплетались в некоторых местах: руки, грудь, бедра перемежались голой кожей и мягкими вертикальными полупрозрачными полосками, которые сейчас свободно свисали вдоль тела, но когда мы будем кружиться и делать выпады, они создадут дополнительный объем каждому движению.
Её ленты были белыми.
Мои — черными.
Это была идея Аррины — использовать ритуальное одеяние храмовников Света и Тьмы, одной из древних культур, чья история, полная весьма романтичных фантазий, борьбы, торжества справедливости и прочих ярких моментов, очень нравилась молодым и, зачастую, наивным девушкам. Тогда мне понравилась концепция, сейчас же она казалась бы насмешкой надо всем произошедшим… если бы не было все равно.
В третьем круге танцевали по очереди. Так, чтобы и соперники, и зрители, и судьи могли наблюдать не только на сцене, но и в гигантской многомерной проекции сам танец… На остальных я не смотрел.
Неинтересно.
Станцуют они хуже или лучше, это никак не повлияет на то, что будет происходить между нами…
Прозвучал нужный номер и летающие таблетки переместили на платформу, окруженную специальными лучами, которые тут же воспроизвели нас в темном пространстве Арены. Даже меня проняло… Видеть свою фигуру высотой со средний звездолет было странно.
А напротив меня — не меня застыла полупрозрачная Аррина. Тянущаяся ввысь, изящная, совершенно космическая в своем одеянии…
Само совершенство…
Бездна! Кому я врал, когда говорил, что мертв? Вот там, напротив, стояла жизнь… С меня стекала анестезия, перемороженные конечности словно снова начинали чувствовать, и каждую клеточку разорвала такая боль, что я покачнулся…
Нет! Я не позволю ей снова уничтожить меня!
Встал в исходную позицию и посмотрел, наконец, прямо на стерву… И встретился с таким же яростным, выжигающим взглядом, ударом под дых заставившим замереть и…
Нет. Больше она не заставит меня сделать ничего… Кроме последнего выступления.
На автомате мы синхронизировали наше дыхание.
Этот танец был отрепетирован досконально, и ни в едином микродвижении нельзя было ошибиться… И если хоть один из нас дрогнет или же пожелает наказать — второму будет очень-очень плохо.
Потому что…
Синхронно щелкнули специальными браслетами, распределяя ручку по ладони.
Мы использовали…
Длинные ленты взвились вверх под первые аккорды.
Боевое оружие.
Лазерные плоские и широкие хлысты несли смерть и трагедию. Они использовались не для развлечения — для наказания. Когда не было возможности кричать. Когда нужно было уничтожить…
Одним только взмахом.
Щелк.
Мы припадаем и раскручиваем вокруг себя смертельно опасную светящуюся ленту, вращая на огромной скорости и сами превращаясь в вихри.
Нервная, быстрая, жесткая музыка из сотен стонущих струн. То вверх, то вниз. И щелчки о платформу вторят и разделяют. Вместе с надрывно звучащей мелодией…
Друг против друга, друг напротив друга…
Щелчки все уверенней… И вот ленты летят вперед, достигая инертности, но не наших тел, завиваясь спиралями и змеями, как живые, облепляя воздух, подпрыгивая и слетая шлейфом…
Мы оба сосредоточены.
На желании убить.
На потребности не убивать.
И это противоречие накаляет атмосферу до предела.
Игра лентой хлыста похожа на рисование в воздухе, без вздохов, без остановок. Двигаться приходится одновременно корпусом и рукой, иногда делать резкие движения с малой амплитудой без движения туловищем.
Музыка на несколько ударов замедляется, и мы отгибаемся назад… А потом одновременно выбрасываем вперед руки, обмениваясь оружием, отправляя жалящих змей в свободный реющий полет…
Рев зала достигает моих ушей даже сквозь вкладыши с музыкой. И я отвлекаюсь на микроудар… но все-таки успеваю перехватить летящую чужую рукоятку, закрутив почти идеальным кругом, одновременно делая мах ногой и… отступая. Потому что белый вихрь из лент и смертельных объятий на огромной скорости с рваными изменениями ритма движения, амплитуды, эмоций и темпа наступает и захватывает все большую часть площадки.
Меня.
Струны заходятся истерическим воплем.
Я не фиксируюсь в промежуточных положениях тела, молниеносно перетекаю то в одну позу, то в другую, позволяю уничтожать и сминать пространство возле меня, а потом делаю замах…
Чтобы закрутить светящуюся спираль вокруг неподвижно замершего воплощения Света.
И едва не теряю равновесие, слыша первые строчки влившегося в гармонию уничтожающей музыки вокала.
Помолчи,
Ты не рань тишину словами.
Каждый вздох —
Это магия между нами.
Темнота
Опускает стыдливо веки.
Мое сердце
Бьется тобой навеки
Уходя,
Ночь тихонько закроет двери…
Мне удается не задеть её, не ранить, как бы ни хотелось на крохотный миг отпустить кнут и вырвать кусок мяса из предавшего тела… Но вот я уже сам в подчиненной позиции, а девушка летит вокруг меня, циклично повторяя сложную схему движений, демонстрируя гордую осанку, идеально выточенные ноги, силу мышц. Шагая то мягко, перекатываясь, то остро, совершая взмахи, похожие на волну, но с неравномерной скоростью, все затухая к концу этого беспощадно прекрасного рисунка, подсвеченного бросками острого жала по воздуху: сначала вокруг моих ног, потом вокруг плеч, головы…
Крохотная ошибка — и меня не спасет ни один медицинский регенератор. Что спасать в отлетевшей голове?
Щелк. Щелк.
Мы возвращаемся в исходную позицию, теперь сплетаясь то свободными ногами, то руками, балансируя на грани равновесия, взмывая вверх, превращая кнуты в единый механизм со сложными узорами, оставляющими след.
За тобою шла без оглядки
Вся опутанная словами.
Подарила и душу, и тело,
Но внутри у тебя-камень.
Под землею, как не старайся,
Невозможно увидеть звезды,
Ты оставил на сердце раны,
Возвращаться уже поздно.
Что-то неправильное в происходящем.
Я пытаюсь понять ускользающую мысль, но не могу сконцентрироваться, я слишком сосредоточен на последних движениях то динамически выносящих почти на край круга, то заставляющих застыть в статике.
Щелк.
Мы уже почти не закручиваем хлысты. Они лишь осторожно дрожат рядом с нами, идущими друг другу навстречу скользящим шагом, не отрывая ступней от платформы. Глаза в глаза…
Потому что в борьбе Света и Тьмы не бывает победителей, они слишком важны для Вселенной.
Я не знаю, что она видит в моих глазах, потому что чувствую лишь боль и опустошение… Снова. А в ее… Прощение?
Глаза Аррины вдруг меняют цвет на фиолетовый, я слышу последние аккорды. И, оказавшись на нужном расстоянии, мы синхронно взмахиваем хлыстами и на один удар замираем неподвижно. Пока к голове каждого из нас летит светящийся кончик.
