губы. Да, если в прошлый раз мне повезло и Аид не убил меня, то из этого похищения мне не выбраться живой.
Будто в подтверждение моих слов мужчина хватает меня за волосы и с силой оттягивает назад. Я невольно вскрикиваю от резкой боли, но сжимаю зубы и смотрю прямо в глаза похитителю.
– Не знаешь? – шипит он мне, обдавая зловонным дыханием. – Что ж, а это мы сейчас выясним, крошка. Поверь, тебе вряд ли это понравится. Я заставлю тебя кричать от ужаса и боли. Ты узнаешь, что такое настоящий ад!
Он еще сильнее оттягивает мои волосы, буквально вырывая их из кожи. А я нагло усмехаюсь сквозь физические страдания.
– Встретимся там! – хохочу я, словно умалишенная, и уже серьезно добавляю: – Поверь, я знаю, что такое ад! – грязно ругнувшись, плюю ему прямо в лицо.
Я больше не боюсь боли. Мне выпало ощутить практически все ее оттенки. И смерть мне не страшна, я знаю, что будет после, знаю, куда попаду. Меня даже немного радует такая перспектива. Есть надежда, что напоследок я все же увижу Аида. Но мама… ей будет больно.
Мужчина еще раз сильно дергает меня за волосы, затем отпускает. Голова отдает пульсирующей болью, но я уже не воспринимаю ее как часть себя. Это просто тело, в конце концов. Боль от предательства, та, которая оседает в внутри удушающей пылью, – вот что по-настоящему ранит. И сколько бы времени ни прошло, она никогда до конца не забудется, тогда как физическая боль утихает буквально сразу.
– Я бы поиграл с тобой в игры, но сейчас мне важнее получить деньги. И поверь мне, тварь, я научу тебя вежливости!
Он ехидно улыбается и, не отводя от меня взгляда, достает телефон.
– Кай, приведи сюда Райана. Пусть в заключение поговорит с дочуркой.
Мужчина отключает звонок и осматривает меня голодным взглядом. Его глаза буквально кричат о том, что он хотел бы сделать, если бы не необходимость получить то, зачем я здесь оказалась. Но что ему помешает сделать это потом, когда он выяснит, что я не в состоянии дать ему желаемое?
Меня не пугает боль, да. Но такое унижение я бы не хотела испытывать. Так что, если у меня не получится выбраться, я предпочту умереть сразу. А как это сделать, я уж придумаю.
Спустя несколько минут еще один амбал, которого назвали Каем, приводит моего отца и грубо толкает его в комнату. Папа падает навзничь, не удержав равновесие из-за простреленной ноги. Как долго он в таком состоянии? Разве он не должен был уже истечь кровью?
Кай замечает мой взгляд и отвечает на немой вопрос:
– Пуля прошла по касательной, но это не значит, что я плохо стреляю, – едкая ухмылка трогает его тонкие губы. – Это значит, что я дал ему шанс оставаться в сознании и не умереть раньше, чем мы получим деньги. А задолжал он немало.
– Мне все равно, – сухо и безэмоционально выдаю я и отвожу взгляд. Я сама не могу понять, что чувствую в этот момент. Мне захотелось кинуться к отцу и помочь ему подняться. Я буквально почувствовала его боль, но, с другой стороны, будь у меня возможность, я бы сама прострелила ему вторую ногу. Эта двойственность разрывает.
– Так уж и все равно? Что за дочурку ты воспитал, Райан? – брезгливо кривится Кай.
– Он и не воспитывал! – бурчу я, на что один из мужчин отвечает:
– Конечно, если бы тебя воспитывал этот отброс, ты бы уже продавала себя где-то в грязной подворотне.
– А папаша отбирал бы всю выручку! – язвительно подтверждает Кай.
Я молча смотрю исподлобья на мужчин и понимаю, что рано лишилась силы. Будь она со мной сейчас, я бы одним щелчком пальцев поставила всех этих уродов на колени, а потом бросила Церберу – поиграть со свежим мясом. Я даже облизнулась, представляя эту сцену.
– Ну что ж, Рай. Разговори девчонку, если хочет еще выторговать хоть несколько часов своей никчемной жизни.
Мужчины разворачиваются и молча выходят, оставляя меня наедине с отцом. Тот сидит на полу, держась за больную ногу, и не решается поднять на меня глаза. А я не могу поверить, что произошла от этого… человека? Неужели по нашим венам течет одна и та же кровь? Как мама вообще могла его выбрать?
– Развяжи меня! – не прошу, приказываю я.
Отец наконец поднимает на меня пристыженный взгляд, но теперь я понимаю, что это все игра. Понимаю, почему мама его выбрала. Это уже не мой папа. От того прежнего Райана, которого любила мама, не осталось ничего. Теперь передо мной сидит настоящий демон, а не человек. Он будет изображать из себя жертву, будет плакать и молить о пощаде, но во главе всего у него останется только его жалкая жизнь и азартные игры. У него-то и души не осталось. Он и ее проиграл.
– Я не могу этого сделать! Они… – отец косится на дверь и уже тише добавляет, – они убьют меня, если я это сделаю.
– Но они в любом случае тебя убьют, но теперь и меня тоже, как ты не понимаешь?!
– Нет, нет! Я давно с ними знаком! Они могут пригрозить, но не убьют, если я выполню условия. Вот только отдам им долг…
– Какой же ты глупец! – выплевываю я и пытаюсь самостоятельно вырваться из пут, раз уж помощи не дождешься. Но ничего не выходит. Да еще и головная боль наряду с жаждой лишают каких бы то ни было сил.
– Хорошо, не отвязывай. Дай попить, или я ничего не скажу!
Отец долго сомневается, но потом не без труда поднимается, идет в дальний угол комнаты и зачерпывает воду стальной кружкой из железного ведра. Подносит посуду к моим губам. Я ощущаю гнилостный запах, но мне уже все равно. Я хватаю край кружки и жадно глотаю воду. Напившись, облизываю губы, ощущая слабый прилив сил.
– Что ты от меня хочешь? – спрашиваю я, как только отец снова оборачивается ко мне. – Разве тебе мало было продать меня неизвестному, словно я какой-то скот? Тебе хоть интересно, что они со мной сделали? – мой голос сочится ядом, но даже я слышу в нем плохо скрываемую боль.
– Перси, но ведь ты жива, а это главное! Все можно пережить, да и тот мужчина, который попросил тебя в счет долга, выглядел довольно презентабельно.
– Это все, что тебя убедило отдать родную дочь? Презентабельность? – шепчу я, но внутри клокочет буря.
– Ну… ты должна понять отца. Тем более судя по тому, что я
