— Его спроси. Это ведь он бросил мать своей дочери. Забрал ребенка. Это из-за него она подсела на наркотики. Она любила его, а он её бросил. А потом она умерла у меня на руках от передоза.
— Она не была моей истинной парой. Я прямо ей это сказал, — отвечает Богдан. — Такова уж моя природа. Я не мог её любить. А она вместо того, чтобы принять это, подсела на наркоту.
— Но трахать её это тебе не мешало! Ты убил мою сестру!
— Она сама себя убила, — отвечает Богдан. — Если ты такой весь смелый, почему не убил меня? Ты же меня во всем винишь. Или ты трус, решивший согнать злобу на ней?
— Сперва я и хотел тебя прикончить. Но подумал, что для тебя это слишком просто. Я ждал, пока у тебя появится кто-то дорогой тебе. Чтобы ты оказался на моем месте. Спал и видел, как нахожусь рядом, вижу, как ты страдаешь. Но все пошло не по плану. Убить её так, чтобы ты ничего не понял, не вышло. Что же, тогда я хотя бы сдохну, узрев как ты страдаешь.
Нож упирается мне в кожу, я чувствую адскую боль, разносящуюся по всему телу.
— Стой! — орет Богдан. Его голос превращается в звериное рычание. Секунда — и вместо его лица вижу волчью морду. Его лапа с легкостью разбивает окно машины, тянется внутрь.
То ли Андрей замешкался, то ли замер от происходящего. А может, мне кажется, что он остановился. Просовываю руку, хватаю его за раненое место и изо всех сил сжимаю. Громкий крик лезвием пронзает пространство. На мгновенье вижу перед собой клыкастую пасть, а затем в глазах темнеет. Кажется, что пространство крутится вокруг меня, сжимается, будто пытается вытолкнуть меня из себя. Раздается оглушительный грохот. Понимаю, что это выстрел, но не понимаю кто стрелял и куда.
Тело отказывается повиноваться, а сознание медленно уходит.
Глава 28
Мне то холодно, то жарко. В одну секунду по коже бродит озноб, в другую он превращается в неистовый жар. Пытаюсь открыть глаза, но яркий свет режет по ним, вынуждая тут же сомкнуть веки. Не понимаю ни где я, ни как тут оказалась. Чувствую, что накрыта одеялом, под головой подушка, рядом слышны чьи-то шаги, тихий, едва заметный гул…
Пытаюсь пошевелиться, и меня пронзает резкая боль, идущая из-под ребер.
— Осторожнее, — слышу чей-то голос.
Снова поднимаю веки. Почему так ярко?
Глаза немного привыкают к освещению. Осматриваюсь. Кажется, я в больнице. Рядом со мной большое окно, откуда ярко светящееся на чистом небе солнце бьет прямо в глаза. Я в небольшой палате, рядом тумбочка, а возле неё стоит невысокая молодая женщина в белом халате.
— Старайтесь лишний раз не шевелиться, — говорит она. — Сейчас скажу врачу, что вы пришли в себя.
Она разворачивается, быстро шагает к двери.
— Постойте, — окликиваю я, понимая, что в горле пересохло и говорить неимоверно трудно. — Где Богдан?
— Он здесь. Я его позову.
Слава Богу!
Будто и дышать становится легче.
— Подождите. Дайте воды.
Она наливает из стоящего на тумбочке графина в стакан воду, подносит его к моему рту. Я жадно делаю несколько глотков, и в голове словно проясняется. Перед глазами проплывают последние события. Как Андрей держит меня, Богдан обращается, а потом я слышу выстрел и мир гаснет.
— Где я? Почему я тут? — бормочу себе под нос.
— Вы в больнице. Вас ранили ножом. Жизненно важные органы не задеты, вы быстро поправитесь.
— Я беременна. Что с ребенком?
— С ним все в порядке.
— А Богдан? Он тоже ранен?
— Его ранили в плечо из ружья. Но он оборотень, на нем все быстро заживает.
— С ним все хорошо? — снова интересуюсь я.
— Он весь день хочет вас увидеть, врач едва сдерживает его, чтобы вы могли поспать.
— Позовите его.
— Хорошо, — кивает женщина и покидает палату.
Мои глаза успевают привыкнуть к яркому солнечному свету. Какое-то время гляжу в окно, где снег понемногу тает, оставляя по себе большие лужи. Несмотря на них, мне всегда нравились такие дни, за ощущение, будто весна стоит за дверью и вот вот-войдет.
Дверь и правда открывается, но входит худощавый темноволосый врач, а за ним Богдан. На нем синяя рубашка, под которой виднеется повязка, но выглядит он хорошо, даже улыбается.
— Подождите, — бормочет врач, останавливая оборотня.
— Как ты? — смотря на меня, спрашивает тот.
— Вроде жива, — отвечаю я.
— Подождите, — бормочет доктор, надевая мне на руку прибор для измерения давления. — та-а-ак, кажется тут нормально. Дайте-ка посмотреть на рану. Через пару часов сделаем перевязку. Что же, оставляю вас вдвоем.
Врач уходит, оставив нас с Богданом наедине.
Он смотрит на меня, а я смотрю на него. Мне даже не верится, что все кончилось. Кажется, он сейчас сядет рядом и расскажет, что нам все еще грозит опасность. Но он подходит ко мне, склоняется, целует в щеку.
— Тебе больше ничего не грозит.
— Что там произошло?
— Он выстрелил в меня, но я его достал.
— Он мертв?
Богдан кивает.
— Какой же я дурак. Не замечал его столько времени под носом. А он плел козни за моей спиной…
— Мать Танюшки — его сестра?
Богдан вновь кивает.
— У него были документы на другую фамилию. Понятия не имею, где он их достал, но полиция проверила, и оказалось, что он её старший брат.
— Он говорил, что из-за тебя…
— Ну хоть ты не будь как он! — на лице Богдана мелькает, и тут же исчезает злоба. — Извини. Просто, мне тоже трудно. Я чувствую себя виноватым. Но не мог поступить иначе. Я ей сразу сказал, что она не моя истинная. Она считала, что это стереотип или что-то вроде. Надеялась, что со временем мне станет на это плевать. Но это природа, против неё не попрешь. Потом мы расстались. Она родила Танюшку. Я иногда навещал их, но к ней не чувствовал ничего. А потом ты знаешь. Она подсела на наркотики, я забрал девочку. Наверное, тогда она меня ненавидела. Уже не важно, это в прошлом.
Богдан склоняется, снова целует меня в щеку, проводит рукой по волосам.
Мне жалко ту женщину. Влюбиться в того, кто никогда не сможет тебя полюбить — худшую участь и представить сложно.
— Давай лучше о приятном. Хочешь свадьбу? — спрашивает он, смотря в мои глаза.
— Мы же и так женаты.
— Но свадьбы не было. Так хочешь?
— Ну…
Я призадумываюсь, но что тут, черт возьми, думать!
— Конечно, хочу!
— Я Танюшке говорил. Она тоже хочет, чтобы у нас все прошло как надо. С платьем, застольем, священником и всем прочим. Дома обдумаем, как все организовать.
— Только давай после свадьбы как-то переделаем твой дом. Или переедем в другое место.
— Тебе не нравится? — удивляется он.
— Сам дом красивый, но эти большущие пространства, мебель в стиле позапрошлого века… Не знаю. Как объяснить. Будто нахожусь в каком-то учреждении. Оно выматывает. Хочется больше простоты, уюта. Чтобы было привычнее. Кошку или собаку завести.
— Как хочешь, — усмехается Богдан. — Что-нибудь придумаем.
Его рука не унимаясь поглаживает мои волосы.
— Наверное, я съезжу домой, привезу Танюшку. Она очень хотела тебя видеть.
— Хорошо, — усмехаюсь я. — Только у меня будет к тебе еще одна просьба.
— Все, что захочешь.
— Моя сестра. Она попала в неприятную ситуацию. Нужно помочь ей.
***
Я провела в больнице еще четыре дня. Хотелось побыстрее выбраться отсюда, но врач настаивал, что нужны перевязки и медицинское наблюдение. Дни тянулись долго, почти бесконечно. Смотреть телевизор быстро надоедало, еда в больнице казалась безвкусной, несмотря на до, что это частная дорогая клиника.
С нетерпением ждала, когда меня проведает Богдан. Но он постоянно занимался какими-то делами, и начинало казаться, что ему и не до меня вовсе. Лишь через интернет я узнала, что он решил продать свою фирму и ведет переговоры с покупателями.
А то я думала о чем говорила Танюшка, когда проведывая меня, обмолвилась, что папа готовит сюрприз.
