Он поднял голову и посмотрел на меня так пристально, словно хотел добраться до моих мыслей.
— Я все еще не верю, что ты ничего не помнишь. Не может человек так сильно измениться, только из-за того, что неудачно упал и ударился головой о камни. Злобную сущность, которая жила в Эмме, можно истребить только физически. Я боюсь за своих детей, боюсь, что в один не очень прекрасный день, отвратительная фурия опять проснется.
Я вздохнула и села за стол. Усталость и безразличие вдруг навалились на меня, словно тяжелые мешки наполненные камнями.
— И поэтому ты подослал новую гувернантку. Что же ты так рискуешь любимой девушкой, Загряжский? А если и правда, я притворяюсь до поры, до времени. Как, твоя наушница сможет спасти себя и детей от разбушевавшегося монстра?
Мужчина встрепенулся. С досадой дернул плечом.
— Аделина, вовсе не моя любимая девушка! Ты права Эмма, этот ход действительно глупый. Но я не смог придумать ничего лучшего! А в тебя и правда, может вновь вселиться Злая Эмма? — его голос дрогнул от волнения.
Я молчала. Просто не знала, что ответить мужчине. Разглядывала картину на стене, раздумывая куда ее отправить на костер или на чердак? Вдруг мой взляд зацепился за скомканный клочок бумаги, который соскользнул с края изуродованного стула и белым самолетиком спланировал прямо на зеленое сукно письменного стола.
Брать его в руки было немного страшно, но я все же решилась. На ощупь он был теплым, словно совсем недавно лежал под пишущей рукой. "Правда, лучше чем ложь. "Кратко гласили бледно-синие буквы, прямые и тонкие, как палки в старом штакетнике.
— Правда, лучше чем ложь…, — повторила я слова из записки, которую невесть кто и невесть когда написал.
— Что? — мужчина явно волновался, хоть и скрывал свое волнение за небрежной позой и прищуром сине-зеленых глаз.
Я задумчиво разгладила рукой неровный кусочек бумаги. Бледные синие буквы таяли на глазах, постепенно впитываясь в рыхлую бумагу. И пока они совсем не исчезли я решилась.
— Злая Эмма, впрочем как и Добрая Эмма, больше не вернутся. Они умерли. Погибли там, на мокрых и острых камнях. Тебя Загряжский не удивило, что теперешняя Эмма вдруг стала играть на скрипке, подтягиваться на турнике по утрам, учить Шурика приемам самообороны? Ведь, все эти подробности тебе уже донесла, твоя прекрасная шпионка? Скажи, ты сможешь поверить, что это тельце оказалось очень привлекательным футлярчиком, для шуток богов?
— Постой! Ты хочешь сказать, что…, — он замялся подбирая слова. — Сейчас в теле Эммы находится, совсем неизвестный мне человек? Он хоть женского рода? — голос мужчины был растерянным.
Я захлопала в ладоши, медленно и неторопливо.
— Бинго! Ты меня не подвел, Загряжский! Не беспокойся, женского, женского… И вот этот неизвестный тебе человек, женского рода, — тут я усмехнулась и нарочито кокетливо поправила локоны. — Этот человек предлагает тебе фиктивный брак. Мы убиваем не одного и даже не двух зайцев сразу. Подумай сам — выстрел один, а зайцы падают пачками.
Мужчина вдруг захохотал. Весело и заразительно. Сверкали белые зубы, морщился нос с благородной горбинкой, подрагивали аккуратно подстриженные усы. Он смеялся долго, и не мог остановиться. Замолчал резко, словно кончился завод в механической шкатулке. Вытер белым платком с вышитыми женской рукой инициалами, выступившие от смеха слезы.
— Самое забавное, но предложение о браке, правда в первом случае, мне отдавали и само тело в довесок к миллионам, из этих прекрасных уст я слышу во второй раз. Это уже становится привычкой. И пожалуй по привычке я соглашусь, — он махнул рукой и опять засмеялся.
Глава двадцать пятая. Хочешь как лучше, а получается
Прошло чуть больше недели после нашего разговора в" Сладких Хрящиках" и моя фамилия стала короче на три буквы. Ровно на столько букв мне хотелось послать своего новоиспеченного мужа, когда вдруг господин Ряжский решил, что вместе со свидетельством о браке он получил и некие права.
— У нас все четко прописано в брачном договоре. Дети могут жить в твоем городском доме столько, сколько пожелают, но я покидать" Сладкие Хрящики" не намерена. В конечном счете, ты оказался совершенно прав. Образование Шурика и Лизы, я пустила на самотек и в этом сейчас каюсь. Обучение в гимназии действительно будет для них лучше, чем домашние уроки. Няню для дочери, ты уже нашел. Лиза отлично ладит с твоей Аделиной. Найти гувернера для Шурика наверное тоже не составит особого труда, — мой звонкий голос раздосадованной птицей взлетал под высокий потолок с обильной лепниной по углам и хрустальной, громоздкой люстрой посредине.
Кабинет у Ряжского-Загряжского был роскошным. Светлый, с огромными окнами, с новой мебелью и натертым до блеска паркетом. Забавные, дорогие безделушки украшали его огромный, как корабль, письменный стол. Я рассеянно поглаживала литую из чугуна сову, которая нахохлившись сидела на подставке из оникса и сторожила позолоченную чернильницу с давно засохшими чернилами на круглом дне. Под моей рукой вдруг раздался тихий щелчок, крылья совы распахнулись и я глазам своим не поверила. Три фигурки слились в любовном экстазе в такой извращенной позе, что мне невольно пришлось присмотреться, чтобы понять этот ребус, состоящий из переплетения рук, ног и искаженных страстью лиц.
— Ряжский, хочу напомнить, что в твоем доме теперь будут жить дети! Твои дети, если ты забыл! Ты уж пересмотри свои похабные, холостяцкие привычки. Думаю, что и о здоровье тебе надо позаботиться. Не рекомендую выбирать замужнюю даму в любовницы, тогда и прыгать со второго этажа не придется, если вдруг внезапно вернется муж-рогоносец, — я хихикнула и попыталась спрятать развратную тайну совы, под литые из чугуна крылья.
Холодные крылья с острыми перышками, никаким образом не хотели закрываться, пока мне на помощь не пришел хозяин кабинета.
— Это всего лишь безобидный кунштюк, мне его подарила та самая дама, у которой окна спальни выходят на проспект и карнизы под ними такие хрупкие. Постой, а ты от куда знаешь, где я повредил ногу? — Ряжский забрал у меня из рук тяжелую сову и теперь задумчиво оглядывал кабинет, раздумывая над тем, куда можно спрятать такой опасный подарок.
Я поднялась со своего стула, тщательно отряхнула платье, словно могла испачкаться о этот" безобидный кунштюк".
— Сам говоришь, что окна спальни у предмета твоей страсти выходят на проспект. Половина города наблюдала, как ты хромая и сверкая голой задницей садился в свой мобиль, который предусмотрительно оставил напротив дома, — теперь я не хихикала, холодное пренебрежение рвалось наружу и заставляло меня немного злиться.
Мужчина обернулся, сова покачнулась на полке шкафа, но вовремя захлопнутая дверца остановила ее падение и скрыла из вида.
Ряжский обиженно нахмурился. Густые брови двумя черными крыльями сошлись на переносице.
— Я не сверкал голой задницей! Я успел одеться! — он в ярости заскрипел зубами.
— Да, хоть обуться! Учти Ряжский, теперь ты человек женатый. Никто не знает, что наш брак лишь фикция, досадная условность, как для тебя, так и для меня. Я предложила тебе эту сделку только ради детей. Но не потерплю явных, длинных рогов на своей голове. Твоя интимная жизнь меня не касается, только сделай ее не такой показушной. Кстати, Шурик уже достаточно взрослый мальчик и теперь он будет находиться не в глухих" Сладких Хрящиках", а в большом коллективе состоящем из подростков, которые имеют родителей богатых и знатных. Не позорь сына своими безобразными выходками! — мой голос шипел, как у потревоженной змеи.
Мы стояли совсем близко, и сверлили друг друга гневными, свирепыми взглядами. Между нами полыхало пламя, оно обжигало кожу, заставляло сердце выпрыгивать из груди. Не знаю чем бы закончился наш молчаливый, яростный поединок, но дверь распахнулась без стука, и в комнату вбежала Лиза, за ней повизгивая от беспричинной радости, желтым, лохматым комом влетел Лимон.
