как и сама я. Интересно.
На подземелье не похоже, тут Филип обошелся без клише. В этой комнате довольно тепло и приятно, и крысы не бегают. Правда, грызунов я не боюсь, все–таки мои родители больше фермеры, чем аристократы, и с разнообразной живностью я знакома с детства.
Рот, кстати, тоже не заклеен, можно кричать, но что–то не хочется. Едва ли меня услышит кто–то помимо Филипа, а его видеть не охота. Что он сможет мне рассказать? Явно что–то зловещее, возможно даже поделится своими планами. Но оно мне нужно?
В идеале мне бы сбежать отсюда, а не выслушивать проблемы мужчины, недолюбленного семьей отца. Взяли, сделали девой в беде, я терпеть такое не могу.
Пытаюсь хоть как–то освободить руки, но связаны они мастерски, куда не сунься, везде веревки. Филип изучил вопрос, постарался.
Тяжело вздыхаю и снова осматриваюсь. Я посреди темной комнаты, на полу ковер, по углам стеллажи с книгами, а впереди стол. Может, там есть что–то острое?
Мои ноги тоже привязаны к стулу, но ступни на полу. Естественно, это наводит на мысль о том, что я могу попробовать допрыгать до стола, мало ли, что–то найдется в ящиках или на нем самом под бумагами.
И я начинаю свое эпичное перемещение. Получаются скорее шажки, а не прыжки, но и они крайне сложны. Филип сглупил, оставив мне возможность перемещения, должно быть, не верил в мое упорство.
До стола остается всего ничего, как я спотыкаюсь о ковер, слишком он мягкий и ворсистый, и валюсь в сторону.
— О–ох, — глухо стону лежа на боку, со стулом за спиной, — как же больно.
Теперь мне гораздо хуже, мало того, что поза крайне неудобна для тела, вдобавок удар, да еще и веревки очень больно тянут. Теоретически можно попробовать встать, если повернуться на колени и попробовать на них опереться.
— А–ах, когда выберусь отсюда, буду каждый день заниматься физкультурой, — стону в ворс.
Черт, по нему ведь кто–то ходит, едва ли он кристально чистый. Хочется зарыдать от того, что я вдыхаю в данный момент.
— О, Грейс, устала? Так я могу тебя к кровати привязать, не уверен, правда, что мне не захочется воспользоваться моментом, девушка ты красивая, — позади раздается насмешливый голос Филипа.
— Верни меня на место! Я не могу дышать! — кричу на грани истерики. — И не смей трогать!
— А как я верну тебя на место? — спрашивает он насмешливо. — Ведь мне придется тебя тронуть.
— Бери стул и поднимай, завязывай ёрничать. Я тебе живая нужна, а в твоей пыльной растительности мне не выжить! — требовательно произношу, брезгливо отплевываясь от ворсинок.
— Да ты капризная, я смотрю. Но да ладно, подниму. Хотя опасно тебя оставлять одну на стуле, так и норовишь сбежать.
Филип возвращает–таки меня в нормальное положение, и я оказываюсь довольно близко от стола. Умница я, оставалось чуть–чуть, и могла осуществить свой план.
— Ты бы не нашла ничего острого, или, думаешь, что я дурак? — произносит единокровный брат Артура, проследив за моим взглядом.
— Не знаю, кто ты, но ясно, что не менталист, менталисты не умеют перемещаться в пространстве, — отвечаю зло.
Мое настроение от неудавшейся операции по самоспасению стремительно портится.
— А, может, я просто изучил и другие магические аспекты, и они мне поддались? — тянет он, приподнимая бровь. — Ты бы тоже могла, кстати, твой амулет на шее очень необычен, отказался идти ко мне в руки. Такие вещи не работают сами по себе, только у хозяев со способностями.
— Так развяжи мне руки, будем изучать магию вместе, — произношу с сарказмом.
— А–хах, а ты забавная и не воешь от испуга. Может, и впрямь самому на тебе жениться, когда Артура нейтрализую, будет у меня веселая супруга.
— Каким образом ты собрался нейтрализовать Артура? — выгибаю бровь. — Неужели информация о генеалогическом древе его семейства обладает столь разрушительной мощью.
— И снова в истерику не впадаешь, а задаешь логичные вопросы! Но перевязать тебя все же придется. Наверное, и впрямь к кровати, уж больно нравишься ты мне обездвиженная.
— Не смей! — зло прищуриваюсь. — Я драться умею!
— А я отключать тебя, забыла? Смотри, а то воспользуюсь возможностью, и не вспомнишь свое первое близкое общение со мной, — Филип неприятно ухмыляется.
А мне снова становится очень страшно.
Артур
— Что там? Что за записка? Ты так вцепился в этот лист, словно он тебе целое состояние должен. Неужели твоя супруга сбежала? Не расстраивайся, твой статус главы это уже не изменит, и все твои решения по–прежнему официальны, никто не сумеет их оспорить, — произносит Карл подбадривающим тоном.
Поднимаю на него глаза и пытаюсь понять, а не связан ли он с Филипом. Если объективно, то не похоже, слишком много подсказывал про браслеты, я бы сам мог до вечера размышлять на тему, что происходит с магическими татуировками, тем более они успокоились. Больше не светятся и не обжигают.
— А тебя только твоя шкура волнует, да? — спрашиваю презрительно. — Не волнуйся, не оставлю себе лишнюю обязанность, как сказал, что отпущу на все четыре стороны, так оно и будет.
— Да я и не думал, — не очень убедительно произносит Карл, а в его глазах читается явственное облегчение. Эгоист доморощенный, никто другой его не волнует. — Так что там? — снова пытается заглянуть в листок, что я сжимаю. — Я, правда, хочу помочь. Организуем погоню за Грейс, мигом к тебе вернется.
— Я сейчас тебе погоню организую, такую организую, мало не покажется, — обещаю мрачно. — Эдмонд! Эдмонд! — кричу, что есть мочи.
На удивление, слуга прибегает быстро.
— Да, ваша светлость.
— Зови нескольких слуг покрепче, и все приходите сюда. Да побыстрее! — приказываю.
— В погоню слуг собрался снаряжать? — Карл хмурится. — Тут бы самим или еще лучше, в соответствующие органы бы обратиться.
Перевожу на него недовольный взгляд, но молчу. Ни к чему тратить энергию на лишние эмоции. Она мне еще пригодится. Татуировки на руках больше не подают признаков жизни, и это пугает.
К счастью, Эдмонд возвращается быстро.
— Вот, привел, ваша светлость.
— Замечательно, — киваю, — берите Карла под руки и заприте в подземелье. И сторожить не забудьте! Если узнаю, что он сбежал, выгоню с позором и вас, и ваши семьи. Ясно?
— Да, ваша светлость, — доносится нестройный хор голосов.
— Ты о чем, Артур? Какое подземелье? Ты всерьез меня подозреваешь? Мы же родня! — чуть ли
