— Персей! — закричал он, его голос был слабее, чем хотелось. — Если ты меня хоть когда-то уважал, друг, ты оставишь ее голову на плечах.
Мужчина, которого он считал братом, посмотрел на него свысока, в глазах не было эмоций.
— А если ты меня уважал, брат, ты знаешь, что есть лишь такой путь.
Алексиос знал этот взгляд. Он знал, как мышцы напряглись перед броском. Он видел Персея достаточно раз, чтобы знать, что это был последний удар, который заберет все у Алексиоса.
— Нет! — прокричал он со всем гневом и болью, какие были в его душе.
Персей бросился с воздуха, высоко подняв адамантовый меч. Медуза повернулась к нему, но герой не смотрел на нее. Он смотрел на щит, ждал идеального момента, чтобы рассечь воздух мечом с мощью самого Зевса.
Клинок попал по ее шее. Разрез был чистым, ровным, меч легко рассек мышцы и кости. Голова Медузы взлетела в воздух, змеи шипели, плевались ядом, пытаясь в последний раз спасти их хозяйку.
Голова упала на землю со стуком, прокатилась и остановилась у камня.
Тело его любимой еще стояло. Свет солнца проник в дыру в пещере и озарил тело когда-то сильной Горгоны. Она шаталась, чешуя мерцала в свете солнца, словно кто-то посыпал ее тело кусочками золота.
Яд отпустил Алексиоса. Он поднялся на ноги, прошел по камням, заставляя себя стоять, чтобы задушить героя, забравшего его будущее. Герой видел только монстра, которого нужно было убить, а не женщину, какой она была всю жизнь.
Крик разнесся эхом по пещере. Алексиос упал на колени, из ушей потекла кровь от силы звука. Еще тело пронеслось мимо него, бронзовые ладони были подняты, зубы оскалены.
Он сквозь боль прошел к телу Медузы и схватил то, что у него осталось. Пусть бьются. Пусть герой и монстры порвут друг друга мечом и когтями.
Его любимая была мертва.
Алексиос опустил ее обезглавленное тело на землю как можно нежнее. Он прижал ее к груди, хоть кровь и пачкала его кожу. Слезы катились по его щекам, он нежно качал ее.
— Нет, — шептал он снова и снова. — Это не может быть твой конец, любимая. Моя милая Медуза.
Кричащая женщина-змея спрыгнула с выступа над ними. Ее хвост попал по плечу Персея. Он рухнул на землю рядом с головой Медузы.
Герой сунул голову в мешок, глядя на других Горгон. Усмешка на его лице не вязалась с тем, что он сделал.
Убийца. Алексиос хотел кричать на героя за все, что он сделал. Он хотел стереть ухмылку с лица ужасного мужчины, покончить с этим. Пусть Персей изобьет Алексиоса до смерти. Это будет подходящий конец, если он успеет хоть раз ударить юношу по лицу.
Слезы лились по его щекам. Он вступил бы в бой, но тело Медузы пошевелилось в его руках. Ее хвост извивался, словно бился в судорогах перед смертью. Но это было невозможно. Она уже была мертва.
А потом ее хвост разделился посередине.
Кровь растекалась вокруг нее, два маленьких тела выпали из ее тела. Одно прокатилось среди грязи и крови и встало на дрожащих ногах. Лошадь тут же выросла и раскрыла широко крылья. Солнце попало на белые перья, конь вскинул голову и издал красивый вопль, похожий на звуки арфы.
— Идеально, — сказал Персей. Он подбежал и схватился за пегаса. Он без слов запрыгнул на спину лошади, и они улетели из пещеры, крики Горгон остались позади.
Алексиос смотрел на сцену, потрясенный всем, что произошло так быстро.
Тело Медузы выпало из его онемевших рук, скользнуло между трещин в камне, застряло меж двух булыжников и обмякло. Было разорвано лошадью, выбравшейся из ее живота.
— Что случилось? — прошептал он. Алексиос поднял дрожащие ладони в крови. — Она не может быть мертва.
Бронзовая ладонь опустилась на его плечо и сжала так, что он вздрогнул.
— Ее нет, смертный, и мужчина, которого ты привел, убил ее.
Если они убьют его за это, пускай. Он примет эту судьбу, ведь не смог спасти ее.
Алексиос услышал низкий звук печали. А потом понял, что звук слетал с его губ. Он раскачивался, держал ладони перед собой в ужасе.
— Я должен был спасти ее. Он сказал, что даст нам неделю. Я могу забрать ее отсюда… Я мог…
Что он мог сделать? На самом деле?
Ничего. И он должен был знать, что такой была их судьба, а не бороться с Персеем. Герой всегда побеждал. Монстр всегда умирал.
Так был устроен мир. Это было больно и нечестно, но он не мог изменить ход истории. Один человек не мог помешать миру уничтожить невинных.
Женщина-змея вздохнула.
— Я вижу, что ты тут ни при чем.
— Я хотел спасти ее, — снова прошептал он. — Я хотел…
Крик ребенка поднялся в воздух. Не жуткий вой, какой издавал бы любой ребенок на холодном каменном полу пещеры. Ребенок тихо вскрикнул, словно задавал вопрос.
Горгоны не двигались, но им и не нужно было. Алексиос приблизился на четвереньках среди грязи и крови к ребенку, который упал меж двух камней рядом с истерзанным телом его матери.
Он склонился над камнем и посмотрел в яркие золотые глаза.
Весь ребенок был золотым. Как маленькая скульптура, вылитая из металла, с идеальными пухлыми щечками и глазами, которые видели так много. Пальцы рук и ног тянулись к Алексиосу. Ребенок тянулся к нему. Он больше не кричал. Не вопил. Он просился на руки.
В золотых глазах были печаль и слезы, но они не покатились по щекам малыша. Словно создание знало, что его мать умерла, рожая его.
— Иди сюда, кроха, — Алексиос взял малыша обеими руками и вытащил из трещины.
Прижав ребенка к груди, он нежно коснулся пальцем пухлых щек. Он выглядел как Медуза. Мальчик был похож на женщину, которую Алексиос любил, и никто не мог сказать, что в венах ребенка была и другая кровь.
Этот мальчик был так похож на Медузу.
— Это мальчик? — спросила Горгона с бронзовыми руками.
— Да, — ответил он. — И он идеален.
Алексиос поднял край своего хитона и вытер кровь с лица малышка. Он хотел заявить небесам, что ребенок будет его. Он будет биться до смерти, чтобы мальчик остался живым, здоровым и невредимым. Вся его душа любила ребенка, словно он был его малышом.
Он резко сел на неровный край камня, смотрел на кроху в своих руках.
— Тебе ничто не навредит, — прошептал он. — Ничто не коснется этой золотой кожи. Моя жизнь у твоих ног, малыш. Я твой. Я буду служить тебе и защищать тебя до своей смерти.
Появилась другая Горгона, у этой были темные волосы, спутанные на голове. Он решил, что кричала она.
— Осторожнее, когда говоришь с божеством, смертный. Ты отдал ему свою жизнь. И это не просто ребенок бога… — она покачала головой. — У этого было высокое рождение.
Он нахмурился и посмотрел на Горгону для ответов.
— Высокое рождение?
— Он появился из раны на ее шее, из головы, не как Пегас, рожденный из ее тела, — она подползла ближе, коснулась пухлой ножки малыша. — Афина — богиня, рожденная из головы. Куда сильнее многих, куда важнее.
Малыш пошевелил пальцами ног, улыбаясь Горгонам, те тепло улыбались в ответ.
Алексиос не знал, что это означало. Он не знал, куда идти отсюда, но прижимал малыша к сердцу и ощущал, как последнее воспоминание о Медузе угасает.
Другая Горгона подползла ближе и опустила ладонь на его плечо еще раз.
— Ты хороший, Алексиос, и я уверена, что этот ребенок будет благодарен за это.
— Хрисаор, — ответил он. — Тот, кто держит золотой меч. Я создам ему этот меч, чтобы он мог сразиться с героем, убившим его мать.
Малыш рассмеялся, бормоча, глядя на мужчину, который станет его отцом. Который вырастит его так, как должны растить настоящего героя.
Алексиос ощутил, что у него появилась цель. Хоть он потерял все, что любил.
Он был кузнецом, который создаст оружие для мести этого мальчика.
