— На данном этапе тебе достаточно знать, что они у меня есть, — отрезал, закрывая щекотливую тему. Вряд ли Летэ, даже сейчас, годы спустя, и в ситуации, изменившейся между нами так разительно, воспримет благосклонно новость, что когда-то я твердо был намерен сотворить из нее свою марионетку. И не просто был намерен, а предпринял для этого достаточно много усилий. Я бы вот взбесился.
— Хорошо, — смирилась моя пара, перестав сверлить во мне дыры подозрительным взглядом.
«Хорошо» женщины вовсе не значит, что тема закрыта насовсем, «хорошо» моей бесовой бабы вообще как-то напрягает. Но на данный момент оставим все как есть.
— Мы готовы выходить, — сообщил Гаррет, а я, почесывая начавший зарастать подбородок, размышлял, стоит ли его брать с собой.
— Я всяко пригожусь, — предугадав ход моих мыслей, негромко поклянчил бейлиф.
— Оно тебе надо? — прямо спросил я. — Тут такое назревает, что шкуры можно враз лишиться.
— А меня семеро по лавкам не ждут, некому о моей шкуре поплакать, — пожал парень плечами и ухмыльнулся ехидно: — Да и куда я без тебя, прим? Привык уже: куда ты, туда и я, отец родной.
— Ну пойдем тогда… сынуля, — фыркнул я и благородно позволил ему понести все три наших торбы.
Летэ наблюдала за нами молча и, похоже, начала погружаться в свои мысли, немного мрачнея.
Само собой, идти быстро нам не светило, хоть моя истинная и старалась, мужественно сжимая зубы и упорно переставляя ноги, но очень скоро на ее лбу выступила испарина, а и без того белая, расцвеченная синяками кожа стала сероватой.
— Лор! — тихо позвал меня Гаррет. — Она скоро упадет.
А то я и сам не вижу. Я бы давно ее понес, вот только и так вчера довыделывался, и мои ребра все еще отзывались резким ожогом изнутри на каждый вдох. Так что возьми я Летэ на руки — и рухну и сам через некоторое время. А идти нужно как можно быстрее и дальше — наша общая со зверем интуиция об этом уже дыру в затылке проклевала.
— Давай я понесу ее, — едва слышно предложил бейлиф, и я с шумом вдохнул.
Чужие мужские руки на теле моей пары. Снова. Опять. По хрен, ради чего. Чужие руки на ней.
Разум велел согласиться. Это же всего лишь обстоятельства, так нужно, ничего такого… А нутро узлом свернуло и раскаленными углями присыпало. Не могу я… Не стерплю… Не выдержу… Все равно почему… Только не опять…
Летэ споткнулась, зашипев сквозь зубы, и тяжело оперлась на мое плечо. Очевидно, ей было уже настолько паршиво, что она и не слышала шепота Гаррета.
Повернувшись к бейлифу, я скривился, силясь удержать так и задиравшуюся в оскале верхнюю губу. Кивнул ему, дергая подбородком в сторону Летэ, и схватился за ремни сумок на его плече, с силой их сдергивая.
Смогу. Стерплю. Выдержу. Лишь бы ей как лучше.
Когда Гаррет подхватил мою пару, она, кажется и не сразу поняла, кто это, уставившись бейлифу в лицо помутневшим взглядом. Но потом повернула голову и нашла глазами меня. И удерживала на ходу наш визуальный контакт, вынуждая двигаться обязательно в поле ее зрения, пока не уснула.
Глава 28
К ночи мне стало намного легче, невзирая на многочасовое передвижение резвой рысью. Спасибо прародителям нашего народа — валяться бревном двуликим приходилось только в случае самых тяжелых травм, да и то недолго. Не помер сразу — все остальное заживет в считанные дни, и чем больше на ногах, тем скорее проходит. «Волка ноги кормят», — не на пустом месте родилось. Пусть мы уже и давным-давно не те звери. Так что к моменту привала перед ночным переходом я уже не фыркал от боли при каждом резком вдохе, но и заикаться о том, чтобы дальше самому нести Летэ, пока не приходилось, что портило все настроение от улучшения самочувствия. В отличие от меня, моя пара не поправлялась так быстро, даже сила Зрящей тут не могла особо помочь. Или все дело в том, о чем успела упомянуть гадкая малолетка: в Летэ стало слишком мало тьмы, которая делала ее куда живучей и выносливее обычных людей? Вопросы-вопросы. Надеюсь, вскоре мы получим на них хоть какие-то ответы, ведь на что-то же должен сгодиться этот когда-то припрятанный мною маг. Как там его звали? Крорик? Крарок? Кририк!
Огня мы разводить не стали. Нам с Гарретом и сырое мясо самое то, а для Летэ прихватили жареного с собой. Сев на землю рядом с ней, я старательно работал челюстями, не ощущая вкуса мяса от противной горечи, что его отравляла. А название ей опять же — моя ревность, которую подкармливал запах моего бейлифа, исходивший от Летэ. При всех усилиях игнорировать и пинках разумной части сознания, что та щедро отвешивала тихо кипящему от злости зверю, совсем игнорировать это не удавалось. Поэтому я недолго-то и пытался и, вместо того чтобы все же дать выход раздражению и врезать Гаррету по морде без всякой достойной причины, а потому что хочется и могу, на что и подбивала моя дикая сторона, просто аккуратно затащил свою пару себе на колени. Летэ сначала напряглась, но, внимательно посмотрев в мое лицо, пока я старательно косил в сторону, пережевывая, чуть усмехнулась, потревожив начавшую подживать разбитую губу, и завозилась, устраиваясь еще поближе.
Закончив с едой и напившись из фляги, она уткнулась лицом в мою шею и принялась целовать. Неторопливо, будто смакуя, прищипывая кожу зубами и сразу облизывая, и все время потираясь об меня щеками и подбородком и совершенно не обращая внимания на моего бейлифа. Гаррет же уставился на нас жадно, как-то изумленно голодно, словно видел нечто возбуждающе-шокирующее, и не отводил глаз, пока не встретился с моими. Только тогда стушевался и, пробормотав что-то, метнулся в лес. Сотни раз прежде нам случалось наблюдать друг за другом во время наших секс-похождений, но в том не было ни капли интимности, способной по-настоящему взволновать и возбудить. Пробудить похоть — да. Мужское тело ведь так легко заставить откликнуться — общеизвестный факт. Поцелуи Летэ сейчас были чем-то совсем иного порядка. В них была одновременно и будоражащая интимность, почти не взывающая к вожделению, и открытая демонстрация для нас, обоих самцов, чья она добровольно и осознанно. Четкий посыл и мне, и ему, что пусть мой бейлиф и с нами, но он все же вне нашего с ней только зародившегося общего пространства.
Понятно, что парню было вполне достаточно и понимания, что она моя истинная — он же двуликий и не посмел бы преступать священные границы. Так что, конечно, бывшая Зрящая по большей части успокаивала мою внутреннюю бурю, уловив, насколько это мне нужно. И делала это случайно уж или нарочно, но именно как женщина моего народа — пропитывая нас ароматами друг друга.
Я привалился спиной к дереву, позволяя Летэ так и расположиться на часы краткого отдыха верхом на мне, забив на то, что ее тепло и близость заводили меня. Это состояние покоя и медленно тлеющее влечение давали чувство комфорта.
Дорога до укрытия мага заняла еще двое суток, и к нужному месту мы вышли к вечеру третьего дня. Старые развалины невесть кем когда-то построенной крепости выглядели еще более заброшенными и сплошь заросшими плющом, чем даже я помнил. Ни единой натоптанной тропинки, ни дымка или малейшего запаха жилья.
— Ты все еще уверен, что найдем твоего мага здесь? — спросила Летэ, с утра уже настоявшая на том, чтобы иди своими ногами.
— Я… — только начал, и тут же ей под ноги ударила с совершенно ясного неба молния, отбросив на спину.
Через мгновение еще одна шарахнула в полуметре от Гаррета, но тот оказался ловчее и устоял на ногах.
— Кририк, мать твою! — взревел я, бросаясь к паре. — Сдохнуть хочешь? Ты мне кровную клятву принес!
— Принес, — раздался хриплый, как после очень долгого молчания, голос откуда-то от ближайшей стены, где я, сколько ни пялься, не видел ничего, кроме сплошного лиственного ковра из плюща. — А ты взамен пообещал мне никогда не выдавать! А сам привел Зрящую!
И еще один голубоватый росчерк прошил воздух слишком близко к моей женщине. Как этот гад узнал-то? На Летэ нет формы, да и выглядит она совсем уже не как действующая Зрящая.