всё рухнуло. До брака наши встречи были похожи на праздник – он дарил мне эмоции так щедро, как будто не мыслил свою жизнь без этого. Для меня тогда каждая секунда была кусочком запретного удовольствия, и я хватала эти секунды на лету, как яркие книжки на первом курсе, пока ещё не пресытившись их эмоциональностью и сказочностью.
«То прошло, и это пройдёт.»
Алан с таким неверящим видом спрашивал, неужели я не помню всё то хорошее, что с нами было... Я помнила. И буду всегда помнить, буду специально вспоминать, чтобы пережить эти эмоции ещё раз, и потренировать своё восприятие, чтобы моё умение чувствовать не атрофировалось окончательно. Но воспоминания – это всего лишь воспоминания, вроде фотографий в телефоне, енот уже давно протрезвел, а на видео в моей галерее он всё ещё качается на люстре и поёт. Так и Алан в моих воспоминаниях всегда будет счастлив и свободен, и рад дарить своё великолепие всем вокруг, в том числе, мне, и ничего не требовать взамен. Такое счастье.
Туман над рекой стал мягко золотиться от первых лучей солнца, со стороны старого центра города донесся долгий гулкий раскат колокола, потом ещё один, и ещё, всего семь – семь часов утра, пекарни открываются. Часы на башне старого здания администрации обычно били только дважды в год, в день города и в новогоднюю ночь, почему их запустили сегодня, я понятия не имела. Решив считать это хорошим знаком, я развернулась и пошла в сторону бульвара Спасателей, искать пекарню, в которой меня знают и отпустят пару булочек в долг, потому что все мои деньги остались там же, где сумка и кошелёк – в прошлой жизни.
Пекарь меня узнал, в положение вошёл и булочками угостил просто так, хотя я обещала, что занесу деньги сегодня до вечера, он отмахнулся: «Если занесёшь, то заноси, а если нет, то и нет», это было одновременно приятно и мучительно – философия безусловного принятия любых жизненных ситуаций была тем, от чего я собиралась избавляться, а он вот так просто показал мне её обратную, позитивную и добрую сторону, это опять вносило хаос в мой шаткий мир. Но булочки пахли вкусно, и я пришла в общежитие с уверенностью, что человек, который испёк это чудо, точно знает о жизни что-то важное, так что не мне с ним спорить. И села пить чай.
Серая книга, брошенная в отеле, доставила мне пару секунд восхитительного удовольствия, она блистала своим отсутствием ярче звёзд, заставляя меня обожать это утро ещё сильнее. Правда, книги с енотом здесь тоже не было, но нашлись другие, я взяла уже прочитанную, чтобы точно не получить сюрприза, и с удовольствием перечитала старый любимый рассказ.
К тому моменту, как курьер от юристов принёс мне документы и распоряжения, я успела как следует вымыться, привести себя в порядок и немного прибраться в комнате, единственное, что омрачало моё счастье – соловка на мой балкон не прилетела. В углу стояла шикарная клетка с бассейном, стоившая мне суммы, на которую можно было бы гулять с десятью енотами в ресторане всю ночь, но птица в эту клетку не торопилась. На улице холодало, я уже невольно представляла окоченевший жёлтый трупик где-нибудь на чердаке, хотя и гнала эти мысли.
Юристы составили для меня план, к которому я приступила сразу же, и через полчаса уже заполняла документы на смену имени, оставив главную строчку на потом. Строки было две – полное имя, которое следовало заполнять заявителю, и сокращённое имя для межмирового паспорта, которое заполнялось сотрудником, исходя из требований законодательства. Я прочитала требования внимательно, и решила, что не хочу два имени, а хочу, чтобы полное могло использоваться как сокращённое, сейчас многие так делали, если не себе, то своим детям. Даже аристократы, которые дорожили своими длиннющими непроизносимыми именами, стали выбирать для детей имена исходя из благозвучности их сокращённого варианта. Например, когда Арчибальда сокращали как Арчи, это звучало несерьёзно, и это имя резко стало непопулярным, зато имя Томас не менялось, и быстро взлетело в рейтинге самых популярных имён для детей. Молодые родители подняли все архивы, сказки и фольклор, и фантазию включили на максимум, выбирая те имена, которые не требовалось сокращать или менять для межмирового паспорта – два слога, первый ударный.
«Лея, например.»
Вопрос был слишком сложным, чтобы решать его за столом в административном здании, так что я заполнила все документы, кроме этого, собрала их в папку и вышла на улицу, подышать и подумать.
Солнце давно встало, но высоко подниматься не спешило, от дыхания лошадей поднимался пар, карет было много, пешеходов мало, все лавочки на набережной были свободны, я выбрала самую красивую и села, надолго застыв в неподвижности и погрузившись в мысли.
«Ну и как меня теперь будут звать, всю мою вторую жизнь?»
Мне никогда не нравилось имя, данное родителями, пора это признать. И фамилия не нравилась, она означала «благородная госпожа из рода белой арфы», и когда-то, наверное, звучала хорошо, где-то во дворце короля светлых эльфов, отца того самого пресветлого и богоподобного, которого родила от короля влюбившаяся в него богиня неба, тысячелетия назад сошедшая на землю и после ушедшая обратно, когда её любимый сын оставил дворец и принял решение основать своё маленькое королевство на Грани, кстати, тоже сменив имя. Моя фамилия для меня сейчас вся насквозь была враньём – я не была благородной госпожой, и даже мать моя не была, только бабушка, её родители до сих пор состояли при дворе и учили молодых наследников музыке. А моя мать во дворце ни разу в жизни не была, уже она не имела права на частицу «хирин». Правда, белую арфу ей бабушка таки раздобыла, благодаря своим связям, но для меня белой арфы не нашлось, хотя я просила много раз.
«Вот и не нужна она в моей фамилии.»
Фамилию отца я вообще не рассматривала, он называл себя друидом, но не вырастил за всю свою жизнь ни единого дерева, и несколько лет имел бизнес по лесозаготовкам, который вёл
