Прикоснувшись к золотой цепочке на шее, она нахмурилась, ощутив желание снять украшение, которое не одобрит ее брат.
Но, да ладно, неважно, носила ли она символ своего брака или нет, это ничего не изменит. В глазах брата она взяла бесхвостую крысу в качестве хеллрена и подобное падение непростительно.
Мгновение спустя, две тени материализовались на тротуаре: одна фигура повыше и мужеподобная, в белом халате, вторая поменьше, женственная и в сестринской форме.
Когда они подошли, попав под свет ламп, Марисса прошлась вспотевшими ладонями по брюкам. Хэйверс совсем не изменился, привычная бабочка и очки в роговой оправе, темные волосы с боковым пробором, идеальная прическа в стиле «безумцев».
Марисса в последний момент перекинула крестик за спину и открыла дверь. Пытаясь не выдать нервозность своим голосом, она громко сказала:
— Она в гостиной.
Ни тебе «Привет, как дела?» или «Хэй, ты перестал быть полным предубеждений придурком?»… но, с другой стороны это был медицинский вызов, а не социальный визит.
— Марисса, — произнес ее брат, кивнул ей и прошел мимо. — Это Кэннест, моя главная медсестра.
— Приятно познакомиться, — пробормотала медсестра.
Марисса на негнущихся ногах повела их вглубь скромного дома с весьма посредственной мебелью, и по неясной причине она представила себя в виде фламинго, чьи колени смотрели в разные стороны. Тем временем, на поверхности ее разума всплыли всевозможные воспоминания, и только психологический груз трагедии, имевшей место в соседней комнате, держал крышку эмоций закрытой.
Ее брат остановился перед арочным проемом и передал свою докторскую сумку помощнице.
— Осмотром займется моя медсестра, она расскажет мне о ее состоянии. Лучше так, нежели осмотр, который будет проводить мужчина.
Марисса впервые посмотрела Хэйверсу в глаза, отмечая, что его взгляд был того же голубого оттенка, что и ее. Будто это могло измениться?
— Очень внимательно с твоей стороны, — сказала она, а потом перевела взгляд на его коллегу. — Идите за мной.
Оказавшись в гостиной, медсестра направилась прямиком к дивану, и, занимая место Райм, была очень добра к пациентке. Жертва поморщилась, будто осознала, что перед ней появился кто-то другой, а потом застонала, когда начали измерять ее пульс и давление.
Марисса стояла в стороне, скрестив руки на груди и накрыв рот ладонью. Движение — это хорошо. Это значило, что бедняжка еще жива.
— Аккуратно, — выпалила она, когда медсестра отпустила руку, и на избитом лице слезы смешались с кровью.
Милостивый Боже, кто сотворил с ней подобное? Должно быть, это член расы… она не чувствовала на ней человеческого запаха.
Марисса опустила взгляд, когда осмотр приобрел интимный характер, и жестом позвала Райм присоединиться к ней и встать у арки, словно защищая добродетель женщины, к которой ее брат уже проявил уважение.
Спустя, казалось, вечность, медсестра тихо обратилась к женщине, а потом подошла к ним и кивком пригласила Мариссу выйти туда, где стоял Хэйверс со скрещенными за спиной руками. Он слушал медсестру, склонив голову.
— У нее значительные внутренние повреждения, — докладывала женщин. — Ее нужно оперировать немедленно, если мы хотим, чтобы она выжила. Рука — меньшая из наших проблем.
Хэйверс кивнул и перевел взгляд на Мариссу.
— Я взял на себя смелость и вызвал транспорт. Машина будет примерно через пятнадцать минут.
— Я поеду с ней. — Марисса приготовилась к спору. — Пока не появятся ее родные, я считаюсь ее опекуном.
— Разумеется.
— И я возьму расходы на лечение на себя.
— Это необязательно.
— Это крайне необходимо. Позволь я соберу свои вещи.
Оставив их, она обратилась к Райм, а потом побежала в кабинет, чтобы взять телефон, сумочку и пальто.
Марисса подумала позвонить Бутчу, ведь была вероятность, что она не вернется домой на день, но она не знала наверняка. И, к несчастью, если бы она набирала номер своего хеллрена каждый раз, когда на работе случался кризис? Натерла бы мозоль на пальце.
На полпути по лестнице она осознала, что была и другая причина, почему она не связалась с ним.
Это было слишком похоже на произошедшее с его сестрой.
И была вероятность, что сходство могло стать идентичным, если женщина умрет от ранений.
Нет, подумала Марисса, вернувшись на первый этаж. На его долю выпало достаточно, нельзя позволить подобным воспоминаниям взбаламутить его мозги снова.
— Я готова, — сказала она брату, будто проверяя, не передумал ли он.
— Скорая прибудет через две минуты. Я должен быть рядом с ней… ей понадобится кровь, если у нее есть хоть какой-то шанс на выживание.
Хэйверс поклонился ей и вышел из дома. Когда он скрылся за углом, Марисса пораженно качнула головой.
Сама мысль, что он предложит свою кровь, чтобы помочь какой-то незнакомой женщине, вероятно, простой гражданской… мысль шокировала… и, одновременно с этим, злила ее.
То, что мужчина может быть так добр к своим пациентам и столь жесток с ней лично, казалось нестерпимым противоречием.
С другой стороны, в этом вся Глимера. Там правят двойные стандарты.
От которых страдают, как правило, дочери, сестры и матери.
Стоя в огромном, цветастом фойе особняка БЧК, Бутч нахмурился и посмотрел на телефон. Он проверил время на своих «Адемар Пьяже»[6]минуты три назад, но подумал, что его какой-то-там-Самсунг даст ему более приемлемый для мозга ответ.
Отрицательно.
А седьмой звонок Мариссе остался без ответа. Как и предыдущие шесть.
Словно издалека, из столовой, где проходила Последняя Трапеза, доносились разговоры и тихий звон.
Он внезапно вспомнил первый раз, когда услышал подобные звуки. Тогда он еще был детективом убойного отдела, сорвавшимся с цепи и в поисках возможности свести счеты с жизнью.
А потом возникла кроличья нора.
Бэт свалилась в нее первой, ее засосало полу-человеческое, полу-вампирское наследие. Его выход на сцену был совсем иным.
«Если вы планируете какие-то кровавые мероприятия с участием человека, тогда не могли бы вы делать это на заднем дворе?».
— Дозвонился до нее?
Услышав знакомый мужской голос, Бутч закрыл глаза. Хотя это не было даже отчасти правдой, но порой казалось, что он всю свою жизнь слышал язвительные нотки Ви в своей голове.
— Нет.
Брат шел к нему, но его опережал запах турецкого табака, и Бутч сделал глубокий вдох. Может, он забалдел от запаха, может, дело в присутствии злобного ублюдка, но кричащая паника в голове утихла на пару тонов.
— Ты набирал ее кабинет в «Убежище»? — спросил Ви на выдохе.
— Голосовая почта. Мэри я тоже звонил. Ничего.
— Ублюдок…
Тихое пиканье монитора заставило его резко повернуть голову. Когда он увидел изображение на экране, то кинулся к двери вестибюля и чуть не сорвал тяжелую панель с петель.
— Господи, где ты была…
Он так быстро и крепко вцепился в Мариссу, прижимая к себе, что сам не разбирал тарабарщину, вылетавшую из его рта.
— Мне так жаль, — сказала она сдавленно. — У нас была проблема. Я не стала тебе звонить, потому что времени добраться до дома почти не оставалось.
Отстранившись, он обхватил ее лицо ладонями, внимательно осматривая.
— Ты в порядке?
— В полном. Прости…
Он поцеловал ее и вздрогнул, почувствовав ее руки на своей спине.
— Нет, нет, не извиняйся. Для меня важно одно — что ты цела.
Гребаный ад, солнце было поистине страшной вещью. Вампир, застигнутый рассветом, превращался в ходячий костер в одежде… и хотя в «Убежище» Марисса была в безопасности, могло случиться всякое: люди — непредсказуемые идиоты, а лессеры смертельно опасны.
Марисса с улыбкой отстранилась от него.
— Я в порядке, в полном.
Ага, как же, подумал Бутч, когда она отвела взгляд.
Он потянул ее за руку.
— Пошли.
— Но Последняя Трапеза уже накрыта…
— Кому она нужна.
Увлекая ее в бильярдную, он бы с удовольствием закрыл за ними двери, будь они в наличии.
— Что случилось? — требовательно спросил он.
Марисса прошлась по комнате, ее изумительное тело превращало простую одежду в творения высокой моды.
— К сожалению, все тоже самое.
Бутч закрыл глаза. Порой он ненавидел ее работу, очень сильно. Но чем сложнее становилось, тем отчаяннее Марисса боролась… и, хотя было невыносимо наблюдать, как она выматывается, устает физически и даже теряет веру, он чертовски сильно уважал ее за то, что она делала для расы. И не все было так плохо. Когда люди, которым она помогла, возвращались к независимой жизни. Марисса сияла словно солнце.
Взяв ее руку, он прислонился к одному из столов для пула, и притянул ее к себе.