Внешнего, то есть, реального будильника у нее не было никогда. Раньше — в далекой прошлой жизни — ей достаточно было сказать себе, ложась спать: «Я должна проснуться в 9.00» (или в 7.30, или в 8.15) — и она открывала глаза в назначенный час. А, выходя из дома, точно рассчитывала время на путь, с учетом всех пробок и перебоя с транспортом.
Вот и сейчас старенькая преданная «Чайка» на ее руке показывала, что до консультации осталась ровно минута — как раз столько, чтобы пройти по коридору, свернуть направо и оказаться у назначенной аудитории.
Все было, как прежде, как обычно, как раньше… И на Машу накатил несказанный, иллюзорный покой. И она совсем было собралась наслаждаться своей иллюзией не меньше получаса, слушая потрескивающий голос Марковны, как всегда, диктующей им подробные ответы на вопросы билетов…
Как вдруг, вывернув из ближайшей двери, пред ней зарисовалась гроза и гордость их заведения самая грозная преподавательница их института, историчка, прозванная Василисой Премудрой, в сокращении — Васей.
Василису Андреевну сопровождении две, ярко накрашенных студентки.
По кислым, просящим лицам последним было ясно — девицы относились к числу многочисленных несчастных, не сумевших сдать Василисе предыдущий экзамен и, поджав студенческие «хвосты», явившихся пробовать счастья вновь — вновь безрезультатно!
Маша привычно кивнула преподавательнице, успев порадоваться, что экзамен ей она сдала на «отлично», — прежде чем высокомерные черты Василисы Андреевны расплылись в благочестивой покорности, прежде чем Премудрая сделала шаг к Ковалевой и, склонив свое большое грудастое тело в глубоком поклоне, прошептала:
— Слава вас Ясная Киевица!
А Маша вспомнила: в ее новой пятидневной жизни, страшный препод — была ее подчиненной, Главой орды киевских ведьм, не далее чем позавчера кричавших им «Слава!» на шабаше по случаю Ивана Купала.
Студентка вжалась в стену.
Хвостатые девицы вытаращились вылупились на невероятную сцену, — обе они, явно и недвусмысленно не верили своим глазам.
— Я имею для вас опасную весть, — продолжая шокировать зрителей, Вася склонилась еще ниже, почти до пола. — В Городе неспокойно. Не все ведьмы признают нашу власть. Вправе ли я просить Вас о встрече с Вами и Вашим Ясным…
— Да, да! — почти вскрикнула Маша, — приходите к нам на Яр Вал. Я встречу у входа. В пять. Иначе вам не войти. Василиса Андреевна, разогнитесь, пожалуйста! — взмолилась она.
— Это великая честь для меня. — Выпрямившись, Вася попятилась задом.
«Все, — осознала Маша Ковалева. — Мне придется уйти из института. Если так будет и дальше…»
Но дальше было намного хуже.
Миновав коридор, Киевица наткнулась на щебетливую компанию студентов старших курсов. И пошла себе мимо.
Не тут-то было!
Из сердцевины компании к Маше скакнули бросились две красотки — высокие, яркие — из тех, кто всегда смотрел на нее Машу не иначе, как свысока.
— Слава вам ясная Киевица!
В коридоре образовалась абсолютная тишина.
Маша почувствовала себя восковой. Фигурой из музея мадам Тюссо.
Десяток пар глаз вылупились таращились на нее — ее испуганно подпрыгнувшие и застывшие плечи, дешевые джинсы, кучеряво-рыжие волосы. Девушки, скрючившись, стояли перед Ясною Пани, видимо, ожидая от нее ответной репризы.
Но этой репризы Маша не знала!
Кто-то хихикнул. Прочие молчали, надеясь тщетно пытаясь разглядеть в происходящем намек на розыгрыш.
— Спасибо, — глупо пискнула Ковалева. — Пожалуйста.
*****
— Но самое страшное, было, когда я дошла до аудитории, и Марковна, преподавательница к которой я шла на консультацию, бросилась ко мне… А ей шестьдесят лет! Как я к ней завтра на экзамен пойду? А если, она и на экзамене мне поклонится передо мной согнется? Что обо мне другие студенты подумают?
— Подумают, — беззаботно засмеялась Даша Чуб,— что ты ей жуткую взятку дала. Тысяч десять, не меньше. Вот бабка умом и двинулась…
— У нее будут проблемы на работе, — траурно сказала Маша. — А потом, я вышла на улицу, а там… Каждая десятая подходила ко мне… Как теперь по улицам ходить?
— Вот так же себя, наверно, чувствует и Алла Пугачева! — восхитилась певица. — И че я, дура, дома сижу? Опять же, пора одежду мою из клуба забрать.
— Хорошо еще, в институт меня Катя на машине подвезла, — проскулила Маша. — А обратно… Я и не подозревала, что в Киеве так много ведьм!
— Ты видела, сколько их на Купальском шабаше было — тысячи тысяч, –сказала Катерина. — Я тоже заметила, что мне пару раз поклонилось. Но я редко из машины выхожу.
— А че ж я, дура, дома сижу? — Даша вскочила с дивана.
Рыжая кошка мешком свалилась с Дашиного загривка и, недовольно крякнув, покосилась на чересчур импульсивную хозяйку.
— Пойду прогуляюсь! — Чуб вскочила с дивана. —
Земплепотрясно! Выходит, мы натуральные звезды!
— Подожди ты! — притормозила ее Катерина. — Так ты говоришь, не все ведьмы признают нашу власть? — обратилась она к Маше.
— Так Вася сказала, — разъяснила та. — И попросила разрешения прийти к нам сегодня. И я ей его дала.
— Не все признают нашу власть, — Катерина Дображанская иронично хмыкнула, и ее рука вновь оказалась на книге Киевиц — книге Власти! — Что ж, я хочу на них посмотреть…
— Ну, так разуй глаза, стерва!
Катя непроизвольно вздрогнула.
Трое, словно по команде, обернулись к распахнутым балконными дверям. и посмотрели на распахнутые балконные двери.
На лишенном подобающих подобному сооружению перил бетонном четырехугольнике балкона башни стояло странное существо с черной метлой в руках.
Черный кот Бегемот истерично и утробно замяукал, и кинулся под ноги пришедшей. Даша резко открыла рот. Маша замерла, глядя на незваную пришелицу, которая — не могла прийти сюда.
Войти в башню Киевиц могла только Киевица!
Существо ненавидяще усмехнулось и шагнуло в комнату.
— Я не желаю вам здоровья! — произнесло оно, с наслаждением выговаривая каждую букву.
И Маша поняла: эта непривычная фраза — ничто иное, как вывернутое наизнанку «Здравствуйте!».
*****
— Кто ты такая? — сурово вопросила Катя.
— Как ты сюда попала? — выхлопнула Даша.
Пришелица поочередно обвела глазами их всех, примеряясь к каждой так, словно раздумывала, как бы поудобнее их ударить.
