Но ходили упорные слухи, что кесара — колдунья. И молодой властелин, не иначе, околдован. По какой же еще причине не взял он себе больше ни одной жены, а предпочитал делить ложе с рабынями?
По какой же еще причине богоравный дал ей право сидеть по левую руку (а не у ног) на торжественных приемах? По какой причине кесара сопровождала его уже во второе посольство?
Неземная любовь? Ах, расскажите эти сказки кому другому. От вездесущих глаз прислуги не укроется ничего — два года прошло со дня оглашения брака и еще ни разу кесар не посетил спальню супруги. Какая уж тут любовь?
Ну, а раз не любовь — точно, колдовство. А колдовство дозволено лишь жрецам, только они творят истинную волю Святых. Все остальные колдуют, чтобы утвердить темную власть демонов, это же даже дети знают!
И как было не перепугаться невольнице.
— Ты можешь меня оставить, Ари, — кесара улыбнулась довольно, словно сытая кошка, которой еще и за ухом почесали. Нагнать на прислугу суеверного ужаса и наслаждаться эффектом — было одним из любимых развлечений государыни.
Девушка испарилась быстрее утренних туманов надо дворцовыми прудами. Хотя дверь за ней все же скрипнула…
Богоравный обошел супругу, бросив взгляд на водопад длинных волос. За два года они отросли изрядно, обрезать их венценосным не разрешалось.
Кесара не шевельнулась. И бледное лицо с резковатыми, немного неправильными, но при этом вызывающе гармоничными чертами не изменилось. Он присел на туалетный столик. Молча.
Медленно, словно вода в слишком узкой, неоткалиброванной толком клепсидре, прокатились несколько мгновений. Никто из супругов не прерывал молчания. И, похоже, никого из них оно не тяготило.
И все же Священный Кесар уступил первым. В отличии от супруги, он не развлекался, а пришел по важному делу. Хотя, насколько он знал свою равноправную — у той одно другому никогда не мешало. Она и собственную казнь запросто превратила бы в развлечение — такой характер! И что с ней делать прикажете? Только принять, не забыв трижды поблагодарить Святых… а то ведь пошлют еще что-нибудь такое же своеобразное. Нет, в Бездну!
— Рискуем? — негромко спросил он, — Или положимся на острый ум младшего принца без титула?
— Рискуем, — немедленно ответила кесара. Она все давно обдумала, а мотать нервы богоравному ей и в голову не пришло. — Если бы здесь был Эшери, я бы и пальцем не шевельнула. А так…
Кесар улыбнулся.
— То есть, если бы дело попало в руки твоего сеньора, ты бы согласилась пустить его на самотек?
— Угадал, — кивнула кесара, — в этом случае я бы и возможной гибелью вселенной не обеспокоилась. Маршалу не в первый раз спасать всех и вся. Если он в деле, можно расслабиться и идти танцевать.
— Все же ты в него влюблена, — посмеиваясь, подколол ее кесар.
— Ни капли!… Если только чуть-чуть. Ну, хорошо — до тьмы в глазах и готовности взойти за ним на костер — но что это меняет?
— Ничего. Что это может менять, моя равноправная? Любовь — могучая и необоримая сила, но только если она взаимна.
— Значит — рискуем, — подытожила кесара, — я или ты?
Властелин вздохнул:
— Хотел бы. Но мне Змей не поверит, а дело слишком серьезное.
— Значит — я! — девушка легко поднялась с низкого кресла, в два движения скрутила темно-русый шелковый водопад в узел на затылке, закрепила магией, избежав возни со шпильками, и, все так же, не глядя на супруга, протянула руку. Он подал ей плащ. Легкий, черный, глухой. С большим капюшоном, который закрыл почти все лицо кесары. Заклинаний на нем было больше, чем узелков на ткани.
Девушка скользнула к двери, мягко, как кошка — и уже взялась за ручку, когда в спину ей прилетело короткое — и такое неожиданное:
— Лесс…
— Да, мой богоравный супруг.
— Будь осторожна. Хотя бы до заката солнца.
— Вот это просьба… — кесара даже не сочла нужным скрывать, что удивлена. — А после — можно будет сходить с ума сколько угодно?
— А вечером я снова навещу тебя. И попрошу быть осторожной до восхода.
— А если я скажу — нет?
— Я буду убедительным. Очень…
Кесара почувствовала, что брови лезут на лоб. Хорошо, под капюшоном не видно. Что это такое было, кто скажет, а? Кесар постарался придать своим словам вид угрозы — но угрозой от них и не пахло. А пахло совсем другим. За два года брака кесара впервые услышала в голосе мужа что-то… что-то подозрительно похожее на беспокойство.
Но времени было мало, и она выскользнула в коридор, бросив на себя простейший отвод глаз. Назад так и не оглянулась — а хотелось!
— Значит, Каванараги.
Слово упало в гулкую тишину кабинета, как тяжелый булыжник в пруд и от него пошли круги: мощные, ощутимые всеми фибрами.
Кесара невольно поежилась. Была у нее мысль, наивная и трусливая, как она поняла сейчас — что все не так страшно, как показалось им с Янгом. Что Рамер Девятый и принц без титула все знают и не считают ситуацию опасной. А она — просто молоденькая дурочка, которая запаниковала, взбаламутила толпу больших людей, отвлекла от серьезных дел и сейчас огребет за это по самые уши, кончики которых уже начали, было, алеть.
Облегченно алеть. Как было бы славно получить сейчас суровых люлей за глупость и трусость, и вернуться к себе с красными щеками и ушами — и легким сердцем.
Наивная…
Она сидела на низеньком диванчике, поджав под себя ноги — так никогда и ни при каких обстоятельствах не повела бы себя благородная графиня, но за последние два года кесара просто привыкла к этому. В Фиоле комфорт и возможность расслабить тело ценились и были почти культом. И сейчас разбалованное тело решило само, что хорошо и допустимо.
— Скажите, богоравная…
— Без титулов, — буркнула кесара, злясь на себя за нарушение этикета, но не находя сил принять более подобающую позу. Да и — в этой компании всем, кажется, без разницы. — Я здесь не как соправительница Фиоля, а как агент Росомаха. Надеюсь, что я все же оправдала свой диплом. Хоть и с опозданием на два года.
— Для внедрения на такой уровень это очень неплохой срок, — сдержанно улыбнулся Винкер. — Поведайте нам, как была сделана эта находка.
— Случайно, — пожала плечами Лесс. — Во время нашего визита ко двору Энгури.
— Насколько я знаю… Поправьте меня, если я ошибаюсь — протокол встречи на уровне правителей строг. Княжество закрыто и вас не должны были допустить дальше дворца, — Антрацитовые глаза императора были черны, как та самая Бездна, которой обожал ругаться его младший брат, — для вас было сделано исключение?
— Нет, — мотнула головой Росомаха, — никаких исключений, ни для кого — это политика Энгури и, насколько я знаю, менять ее никто не планирует. Исключение мы сделали для себя сами.
Две пары глаз, одинаково внимательных, уставились на нее.
— Ночью… мне не спалось. Я сидела и смотрела на звезды в окне. И тут — показалось, что кровать куда-то поехала. Вместе со мной. Я вскочила, пол качнулся и я, неплохо так, приложилась о спинку. Синяк не сходил неделю. Никаких звуков не было — тишина. Но в окне, на фоне прозрачного неба, словно нарисовалась небольшая струйка серого дыма.
— Хм… — отреагировал Его Величество. — И? Как объяснили вам эти события подданные Энгури?
— В том-то и дело, что никак. Но зато очень живо интересовались, как нам спалось на новом месте. Я притворилась пустоголовой дурочкой и заверила, что все прекрасно, гостеприимство выше всяких похвал. И, не могли бы высокочтимые господа одарить нас милостью и позволить прогуляться по дивным окрестностям дворца. Возможно, совершить паломничество к Священной Горе.
— Что вам ответили?
— Стандартно, — кесара криво улыбнулась, — посвященные другим богам и силам не могут ступать на священную землю Каванараги. Это возможно лишь в одном случае. У подножья горы имеется монастырь — и если мы изъявим желание принять Путь Небесной Тропы, мы можем присоединиться к жрецам. Но, в таком случае, назад мы уже не вернемся. Путь к Каванагари для гисинов — это всегда путь в одну сторону. Либо в монастырь, либо в колодки каторжников и на галеры Энгури.
