***
(от имени Арденса)
Арденс смотрел на огонь, держа в руках письмо от короля Араты, в котором монарх поздравлял его с новой должностью, возлагая надежды, что это поможет укрепить мир между Аратой и Загорьем. Лживый, лицемерный старик. Арденс прекрасно знал, что тот спал и видел, как бы найти благовидный предлог для вторжения в Загорье.
Время было позднее. Арденс рассчитывал набросать скорый ответ и лечь спать: Анну он не ждал, так как был уверен, что она не придет. Девушка была неглупа и должна была понимать последствия.
А если все же она явится… Что ж, он будет не прочь поразвлечься за ее счет. Арденс не собирался оберегать невинность девушки, если она сама решит ее лишиться. В конце концов, она уже взрослая, а он ей не отец, чтобы вразумлять и наставлять на путь истинный.
Мужчина и так пытался предостеречь Анну: напомнил ей о последствиях и даже признался, кто он такой на самом деле, то есть по какой-то невиданной прихоти посвятил в тайну, которую в Арате знали лишь несколько человек — король да пара приближенных министров — и которую нельзя было разглашать не под каким предлогом.
Когда Арденс на каретной станции узнал, кто будет его попутчица, он обрадовался: ведь это прекрасная возможность узнать одну из аристократок получше и побыстрее вычеркнуть ее из числа возможных претенденток. У девушки были мизерные шансы попасть на Отбор. Она стояла последней в его списке желательных невест. Последней! И не только из-за ее никудышного магического потенциала, хоть он отыграл и немаловажную роль.
Дело было еще и в том, что род Анны в Загорье не любили: во время войны его представители принесли много бед армии драконов. Лишь в узких кругах военачальников мужчин Чаусов вспоминали с уважением, как можно уважать достойного противника. Да, это здесь в Арате про этот род, что отдал в борьбе за ее выживание своих лучших представителей, уже почти забыли. Но в Загорье его прекрасно помнили… Так что да, Анне было за что ненавидеть драконов, но и те отвечали ей взаимностью.
Поэтому Арденс рассчитывал побыстрее ее вычеркнуть, и с каждой минутой он утверждался в правильности своего решения. Анна была красива, но слишком слабая, хрупкая. В Загорье же предпочитали сильных жен, желательно — воительниц.
И она сама не хочет на Отбор. Все хотят, а она — нет! Казалось бы, что тут думать… Но…
Переспать с Анной означало, что она точно, окончательно и бесповоротно не попадет на Отбор, а значит — не станет его женой. Также точно, окончательно и бесповоротно. Никогда. Сделать ее своей сейчас, значило навсегда потерять ее в будущем. Готов ли он пойти на это?
Пожалуй — да. Ведь он в любом случае не планировал дать ей место на Отборе, а значит — совместного будущего у них и так нет. А значит — нечего и терять, разве нет?
Но Великий Драг, все же было в этой девчушке что-то, что не давало принять окончательное решение. И она угадала его истинное имя: подумать только, вот так с первого взгляда…
К тому же, Анна была лучшей подругой жены Бахтиеора, и Арденс знал ее немного по тем письмам, что она писала Луизе уже после ее кончины. Бах был разбит горем и не мог их читать, как и написать о том, что Луизы больше нет. Так что печальное известие сообщил Анне тоже Арденс. Вроде и чепуха, а такое ощущение, что он знаком с Анной не один день, а уже долгое время.
А эта идея с лечебницей? Какой девушке взбредет в голову таким заниматься? Но ведь идея-то потрясающая, нужно самому взять ее на вооружение для Загорья, тем более, в свете назревающей войны.
Да и, чего уж таить, от ее предложения у него почти снесло крышу, так что пришлось призвать всю силу воли, чтобы не наброситься на нее там же, в этом Урховом дилижансе.
Однако, достаточно ли всего этого, чтобы получить место на Отборе? Точно нет. Так что, если она не придет, то все для нее сложиться наилучшим образом: она выйдет замуж за своего жениха, нарожает детишек, возможно, воплотит свою мечту…
Но все же она пришла.
Глава 3
Габриэль стоял возле ярко пылающего камина — да, в его комнате был камин! — и сосредоточенно читал какой-то свиток. Волосы мужчины были влажными, будто он только что принимал ванну, сам он был по пояс оголенным, при этом языки пламени бросали теплые блики на его плоский, в кубиках пресса живот, на мускулистые руки. И эта дорожка волос, уходящая под брюки… Мм, аппетитно. Но пропущенный ужин был здесь не при чем.
Мужчина увидел меня — и его брови удивленно подскочили вверх, будто он не ожидал, что я таки решусь прийти.
Габриэль еще раз быстро пробежал глазами по рукописи и выбросил ее в огонь. Его взгляд намертво приклеился ко мне.
— Анна? — голос низкий, насыщенный. — Проходи.
— Не думали, что я приду?
— Был уверен, что не придешь. Вина?
— Спасибо, не стоит.
Мужчина мягкой поступью снежного леопарда подошел ко мне и протянул руки… О Всевидящий, что он собирается сделать?
— Я всего лишь сниму из тебя одеяло, — Габриэль приподнял открытые ладони, словно подходил к напуганной дикой лани.
Что? Какое еще одеяло?
И тут я заметила, что пришла к мужчине завернутая в одеяло от шеи до пят. Проклятый Урх, что со мной творится?
Габриэль таки подошел ко мне сзади, положил руки на плечи и снова прикоснулся губами к волосам:
— Со мной тебе будет тепло, обещаю, — и мужчина потянул одеяло вниз.
Пошлая фурмулировка. Пошлая ситуация. Но фраза почему-то прозвучала совсем не пошло. Словно он говорил о чем-то большем, словно обещал заботиться и оберегать. И речь словно шла не только о сегодняшней ночи. И я расслабилась. Блаженное тепло действительно разлилось по всему телу, успокаивая, утешая, и желая превратиться в пожар.
Габриэль небрежно отбросил одеяло на кровать и таки налил бокал вина, протянул его мне:
— Все же выпей. Ты напряжена. И… так будет легче. Да и утром все воспоминания покроются туманной дымкой.
— Нет, — ответила твердо и сама подошла к мужчине. Несмело подняла руку и прикоснулась ладошкой к его яремной впадине, медленно, не смея поднять глаз, прислушиваясь к себе, к нему, провела ниже, и ниже, останавливаясь у солнечного сплетения, ощущая удары его сердца — мощные, взволнованные. С каждым сантиметром прикосновения во мне все больше и больше разгорался внутренний жар, словно и вправду тепло мужчины переливалось в меня и согревало изнутри, разжигало пламя, страсть.
Я сглотнула и наконец встретилась с мужчиной взглядом:
— Раз уж я на это решилась, то желаю запомнить все до мелочей. Так что обойдемся без вина.
Габриэль уже не улыбался. Его взгляд горел, а, может, это просто пламя камина отражалось в нем. Он дышал тяжело, рвано, но не двигался. Неужели, тоже сомневается?
— Поцелуйте меня. Или для этого тоже нужно выполнить какие-то условия? — я попыталась шуткой разрядить обстановку, не в силах больше выдерживать того напряженного магнетизма, что возник между нами, того узла желания, что скрутил все во мне.
Габриэль на шутку никак не отреагировал. Он медлил. Буравил, нет, пожирал меня взглядом, но все равно медлил.
— Я вам совсем не нравлюсь, в этом проблема? — что-то во мне надломилось.
— Проблема как раз в том, что нравишься.
А говорят, что это девушек сложно понять…
— А, к Урху все! — я приподнялась на носочки и сама поцеловала Габриэля — легко, как бы спрашивая разрешения.
И мужчина ответил — страстно, напористо, так что я до дрожи кончиков пальцев ощутила, насколько я сейчас желанна. Я не удержала нетерпеливого вздоха… О Всевидящий, я, наверное, веду себя, как распутная девка. Но тут рука мужчины скользнула мне под рубашку, и мне уже стало плевать, что мои стоны слишком развратны, так как волна удовольствия была настолько пронзительной, что держать рот на замке было невозможно.
Габриэль расстелил свой плащ возле камина и бережно уложил меня на него. Странно, но тонкий на вид плащ был мягче и теплее любого матраса. Мужчина приятной тяжестью навалился на меня сверху, одной рукой опираясь на локоть, а другой… О Всевидящий, его другая рука, его рот касались мое оголенное тело — то нежно, то грубо и настойчиво и даже больно — и тело отзывалось настолько сильно, что я даже пыталась противиться, так как мне казалось, что "для леди так не должно". Однако Габриэль, вероятно, знал мое тело лучше меня самой и без особого труда сломил мое слабое сопротивление и вскоре я поднеслась на вершину блаженства. Таверна, Академия, весь мир, вчера и завтра — все перестало существовать. Остались только мы: я и загадочный незнакомец, что за сегодняшний день узнал меня лучше, чем любой другой человек на свете.
