— Осуждаешь?
Та молчала, смотря на него со смесью ужаса и недоверия. Но все же сказала:
— Теперь я знаю, почему ты мне не нравился.
От такой честности Том даже опешил.
— Потому что изучаю темные искусства? — нахмурился он.
— Темные искусства изучают многие. Половина нашей семейной библиотеки посвящена этому. Но это… это не темные искусства.
— Что же это?
— Сумасшествие, — припечатала она.
Том хмыкнул:
— Сумасшествие — желать вечной жизни?
— Жизнь? Это не жизнь. Это существование. Прежде чем заниматься чем-то подобным, — Ната кивнула на ворох книг, — прочитал бы, что бывает с личностью при разрыве души.
Том замер. Во всех книгах про крестражи действительно не было ничего о побочных эффектах. Не найдя ничего, Том решил, что это просто лучший вариант бессмертия, но сейчас Натали с такой уверенностью сказала это… Том не удержался:
— И что происходит с личностью?
— А что бывает с человеком, который переживает что-то ужасное, ломающее его? — вопросом ответила Натали
— Ммм… он становится безразличным ко всему? — предположил Том.
— Он ожесточается, — качнула головой Ната. — Разрыв души — это боль сильнее насилия над телом. После такого не останется прежнего человека. Появится монстр, который не контролирует себя. Ты просто потеряешь часть себя.
— Говорится, что убийство и так разрывает душу, почему же люди на войне не становятся монстрами? — иронично хмыкнул Том.
Ната посмотрела на него так, что на секунду даже стала неловко, будто глупость какую ляпнул.
— Потому что убийство не разрывает душу на части, — сказала она. — Убийство делает душу нестабильной, это лишь условие ритуала, без убийства не хватит сил на разделение. Душа — это хранилище самого светлого, что есть в нас. Наши мечты и надежды, любовь и дружба, сострадание. Убийство порождает смуту, человек начинает искать себе оправдание и в этот момент можно разделить душу на части. Но, разрывая ее, ты непременно потеряешь что-то. Умение любить и дружить, свои мечты или надежды.
— Но что если мне не нужны мечты и надежды? — хмыкнул Том, стараясь шокировать девушку-идеалистку.
— Тогда зачем ты этим заинтересовался? — нахмурилась она. — Бессмертие ради бессмертия? Тебе это нужно для чего-то. И после создания крестража ты забудешь, почему ты этого хотел. Ты станешь одержим.
— Откуда такая уверенность?
Это и правда было интересно узнать — он обыскал немало библиотек, но нигде не встречал этой информации.
— У русских были большие проблемы с такими безумцами, — чуть повела плечом Ната. — Книг о том, что такое крестраж, в нашей библиотеке достаточно: почти все о том, как защитники своего народа становились кровавыми убийцами. Крестраж уничтожает остатки человечности. И неважно, кого ты убьешь для его создания, невинного ребенка или осужденного на смерть убийцу, последствия неминуемы. Иначе крестражи никогда не стали бы запретом.
Девушка раскрыла свои книги и принялась писать эссе, а Том пораженно смотрел в пустоту. Он никогда не задумывался, что некоторые виды магии могут быть запретны не из-за человеческой жертвы, а… из-за безопасности, получается? Из слов Натали выходит, что, скрывая информацию о крестражах, никто не спасал жертв. Старались спасти тех, кто шел на убийство ради бессмертия… Почему он никогда не задумывался о подобном?
Разбирать свои бумаги сразу же расхотелось. Он метался между желанием обрести желанное бессмертие и словами Натали. Он хочет доказать свое величие, показать, как он силен на самом деле. Хочет, чтобы все знали, что даже смерть ему не страшна. Но в голове засели слова о безумии. Он уверен в себе, уверен, что сможет сохранить рассудок, сможет жить даже с крестражем… но почему-то не мог прогнать из памяти выражение брезгливой ненависти в глазах девушки.
Хорошо таким, как она! Не знают печалей и проблем. У нее есть семья, богатство, уважение. Ей легко рассуждать о морали и доброте. Она не знает всего того, что знает он. Да что вообще может знать девчонка, которая росла в таком обожании? Которой в честь поступления на Слизерин присылают огромную корзину свежей клубники. Просто потому, что она ее любит. И отец обменял эту корзину на книгу по волшебным растениям севера России конца семнадцатого века. Что значит для Долоховых бесценный фолиант, если любимица-Натали обожает клубнику?
Мысли Тома нарушили пришедшие с тренировки друзья. Они устало падали на кресла, жаловались на ужасную погоду. Тони, вечно веселый Тони, тут же потребовал сестру вознаградить их прочтением чего-то бесконечно прекрасного. Натали красиво читала стихи. Понимать их не мешало даже незнание языка. Мимикой и скупыми движениями рук, в особенности голосом, она прекрасно передавала весь смысл. Даже Том, еще мгновение назад всей душой осуждавший девушку, благожелательно улыбался.
Разумеется, Ната сдалась. Прикрыла глаза, перебрала в памяти сотни стихотворений… посмотрела с грустью, даже тоской, на Тома, и начала:
Его глаза — подземные озёра,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
И руки — бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.
Ему в веках достался странный жребий —
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он — на небе
Кровавая растаяла комета.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать… плакать больше он не может.
Как это всегда происходит, на какое-то время их компания замолчала. Тони блаженно улыбался, остальные мысленно восхищались умением передавать смысл, Том же думал. Кажется, это стихотворение немного о нем. А может, и нет. Она говорила о ком-то несчастном и одиноком.
— Что это, Ната? — все еще мечтательно спросил Тони.
— Гумилев. «Портрет мужчины», — улыбнулась брату Ната.
— Ты обычно выбираешь своих любимых Ахматову и Цветаеву.
Девушка неопределенно пожала плечами. Стихов она знала огромное множество. И большую часть прочесть вслух не могла потому, что они еще не написаны создателями. Приходилось каждый раз напрягать память — был ли издан этот стих? Быть может, Тони и не силен в русской поэзии, но вот Татьяна Долохова полностью разделяла любовь дочери к поэтам Серебряного века.
Несмотря на злость и нежелание принять правоту Натали, Том все же озадачился поиском книг по теме человеческой души. И немало удивился, что информации еще меньше, чем о крестражах.
— О душе? — удивленно посмотрела на него библиотекарь миссис Дрейк. — Этого не изучают в школьной программе, слишком уж… сложно в изучении. К тому же, на английском языке информации мало.
Библиотекарь пошла по рядам, ища подходящие книги. Том шел за ней, принимая книги с названиями, где вообще мало что намекало о теме души.
— Основные исследования души проводили русские. Хотя есть еще исследования древних греков… но это, в основном, философские трактаты. Я бы вам посоветовала обратиться к приезжим. У нас сейчас много русских, кто-то же должен был перевезти семейную библиотеку.
Том с недоумением рассматривал пять выданных книг. Тонкая брошюра «О душе, разуме и магии», большой справочник по магическим практикам, теория анимагии, критика темных ритуалов и огромная книга по типам творимых чар.
— Это все, где упоминается душа, — сочувственно призналась миссис Дрейк. — Не надейтесь на эту маленькую брошюру, там больше рассказывается о маге и магии. А вот в магических практиках и в теории анимагии есть небольшое разъяснение души. В общем, разберетесь.