Его сердце болело, всё его тело болело.
Он хватался за это, тянулся к этому, простирая руки и пальцы…
Но это исчезло.
Присутствие появилось и пропало, ускользая от него.
Оно дразнило его… ранило его.
Он слышал смех. Её смех звенел, заполняя его уши, его голову, вызывая головокружение, эрекцию, тошноту от желания, тоски, сбивая его с толку…
Он плыл сквозь волны.
Он поморгал, чтобы перед глазами прояснилось, развернулся, втянул воздух, но получил морскую воду, когда волна ударила в лицо. Ахнув, он поворачивал голову, чтобы осмотреть волны и берег, пока держался на поверхности.
Перед ним простиралась бесконечная протяжённость песка.
Над головой поднимались безмолвные и неподвижные утесы.
Ближе к нему поросшая деревьями скала выступала в океан примерно на двадцать метров от берега. Он слышал птиц, видел, как те порхают над головой, выписывая фигуры, похожие на живой дым и облака под ослепительно белым солнцем. Небо имело такой яркий оттенок синевы, что у него в горле встал ком, а на глаза едва не навернулись слёзы.
Он не знал, где находится.
Он не знал, где находится.
Он не знал, как найти её…
Ревик примостился на барном стуле, периодически помахивая рукой перед лицом, чтобы отогнать мух.
Он хмуро смотрел в пивной стакан, стоявший на тиковом баре перед ним.
Пиво было дерьмовым и слишком тёплым.
Окинув взглядом тускло освещённое пространство, он поискал своё контактное лицо.
Сначала он использовал глаза, потом переключился на зрение видящего, не сумев опознать несколько лиц за различными столиками, расставленными по бамбуковому полу. В таких местах не стоило пялиться, особенно сейчас, когда после отступления американских отрядов напряжение в Сайгоне возросло.
Даже со своим зрением видящего он действовал аккуратнее обычного.
В последнее время он чувствовал на себе взгляды с разных сторон.
Он знал, что принимать это на свой счёт будет паранойей.
До него доходили слухи, что в Сайгоне есть другие представители его вида — не видящие, работающие на Организацию, а монахи в пещерах или члены тех правительственных агентств, что ещё не были под контролем Организации. Он знал, что здесь также будут фрилансеры и наёмники, работающие в тени и желающие обогатиться в период хаоса.
За последние несколько месяцев во Вьетнаме появлялись самые разные собиратели, и люди, и видящие. И даже зная всё это, он испытывал паранойю.
Что-то в прикованных в нему взглядах казалось личным.
Ну, иногда.
Учитывая то, кем он был, Ревик не мог полностью отбросить такую вероятность, даже если ему этого хотелось. По той же причине он должен был уделять внимание подобным подсказкам интуиции, как минимум ровно настолько, чтобы выяснить, что породило вспышку внимания и адреналина.
Галейт предупреждал его о том же ещё до того, как послал сюда.
Но Ревик понимал, что его наставник и босс вообще опасался посылать его сюда. Ревик не в первый раз заметил, что Галейт не хотел отправлять его в Азию. Похоже, Галейт даже не хотел посылать его в относительно отдалённые её регионы, далеко от анклавов видящих к северу и западу от Сайгона.
Это стало первой высадкой Ревика где-либо на данном континенте с тех пор, как он вступил в Организацию в сороковых годах. Это не было бы странным, если бы он был человеком или занимал невысокий ранг в иерархии Организации. А так это было странным. Большинство видящих по-прежнему жило в Азии, и тут же находились центры торговли их людьми.
И то, что Галейт отрезал его от большинства событий на данном фронте, но при этом наделил такими обязанностями, было чрезвычайно странным.
Это казалось почти нелепым.
Ревик старался не воспринимать это на свой счёт.
Он знал, что в мире видящих у него известное имя и репутация.
Отчасти это началось ещё до его вступления в Организацию.
Как и многие видящие, которые просто пытались выжить, во время последней крупной человеческой войны он был обвинён в сговоре с нацистами. Ревик считал это нелепым, конечно же. Даже если не учитывать тот факт, что ему едва не отрубили башку в нацистской тюрьме, он перестал работать на них задолго до того, как Фюрер начал травить видящих газом вместе с людьми.
Ревик не собирался брать на себя ответственность за кошмары той войны.
Ему предстояло искупить немало грехов, но такого среди них не числилось.
В любом случае, эти нелепые дрязги между видящими были главной причиной, почему люди продолжали править большей частью света (и большинством видящих), хотя являлись низшей расой. Эти коленопреклонённые лицемеры ни черта не делали, чтобы освободить своих людей из рабства, но не стеснялись грозить пальчиком и цокать языками на тех видящих, которые выживали любыми способами.
Хоть заслуженно, хоть нет… Ревик обзавёлся определённой репутацией в мире видящих.
После последней мировой войны эта репутация разрослась.
Ревик знал, что его братья и сестры говорят о нём не очень лестные, не очень дружелюбные и не очень добрые вещи. Положение Ревика в Организации защищало его лучше, чем большинство видящих, но всегда находились амбициозные новички, желающие сделать себе громкое имя.
Ревик не собирался становиться пунктом в чьём-то списке заслуг.
Знание того, что Организация отомстит и уничтожит всю семью, круг друзей, знакомых и коллег любого, кто посмеет хоть поставить ему фингал, служило холодным утешением в том случае, если конфликт приведёт к его гибели.
Галейт практически прямым текстом сказал это, когда они разговаривали в последний раз.
Ревик знал, что предупреждения его босса — это не просто слова.
Он знал, что Галейт искренне беспокоится за его благополучие.
Ревик также знал, как легко можно оборвать жизнь.
Он сам делал это столько раз, что и не сосчитать.
Нужно было лишь расслабиться в неподходящий момент, слишком напиться или обдолбаться в неподходящей компании, свернуть не туда, заснуть не в тот момент или не в той постели. Требовалась лишь серия маленьких инцидентов или просчётов… отвлечение, стояк, чих, недопонимание… или просто везучая пуля.
Он даже сейчас чувствовал на себе взгляды.
Когда он сказал Териану, что чувствует, будто за ним следят, другой видящий сказал, что у него определённо паранойя.
Ну, сначала Терри рассмеялся.
А потом сказал, что у него паранойя.
А потом сказал, что он нюхает слишком много кокаина.
Териан посоветовал ему на несколько дней переключиться на травку… а ещё лучше на героин.
Когда через несколько минут пришла Рейвен, и Териан пересказал их разговор, женщина-видящая лишь закатила глаза. Отбросив тревоги Ревика, она снова разразилась тирадой о том, насколько они оба бесполезны под героином.
Свою тираду она закончила тем, что Ревик в особенности до чёртиков раздражал её под этим наркотиком. Она обвинила его в том, что после двух дорожек этого вещества он становится «депрессивным», «подавленным» и «еще более засранцем».
В целом разговор получился не очень познавательным в плане того, с чего всё началось и что хотел узнать Ревик.
Он надеялся, что Териан прав.
Он надеялся, что на нём просто сказываются наркотики и недосып.
Что касается увеличившейся численности видящих в Сайгоне, эта часть определённо была правдой. Они с Галейтом тоже обсуждали это, и босс Ревика, похоже, считал, что это в основном коленопреклонённые. Теперь, когда американцы уменьшали своё присутствие и помощь в Юго-Восточной Азии, они пытались воспользоваться этой возможностью, чтобы подтолкнуть обе стороны к перемирию.
Это определенно в духе коленопреклонённых.
Они такие лицемеры, бл*дь.
Совет Семёрки так рьяно проповедовал «невмешательство», но определённо вмешивался, когда им это было удобно.
Организация могла вести такие же игры, но они хотя бы были честны в этом отношении.
