вздохнув, я покачала головой и опустила взор к полу.
Через миг няня с мольбой попросила:
— О Петеньке подумайте. Уморите себя — мальчонка один останется. Я-то старая, помру скоро, — она быстро вытерла ладонью набежавшие слезы и сердито добавила: — А ваша опекунша о нем особо заботиться не станет. Наследством-то батюшкиным почитай восемь месяцев полностью распоряжается, а вам сущие крохи на жизнь дает. Без вас изведет она мальца-то. Хозяюшка, прошу вас, хватит уже казниться да опекуншу безропотно слушаться, — закончив тираду, она сердито засопела.
В коридоре повисла звенящая тишина. Я хмуро смотрела в пол и напряженно размышляла.
Все же пока непонятно, кто такой Петенька. И с чего вдруг у восемнадцатилетней девушки есть опекунша? Впрочем, миры разные, и земные законы стоит забыть.
Но зато теперь догадываюсь, почему моя предшественница прыгнула со скалы: банальное самоубийство. Неужто ее так подкосила смерть родителей? Или было еще что-то? Кто-то же нацепил на девушку следилку-убийцу.
Хм-м, как вариант, это могла сделать скупердяйка-опекунша. Возникает вопрос: зачем? Голову даю на отсечение, тут законы наших миров не отличаются, и гибель опекаемого прекратит распоряжение наследством. В жизни не поверю, что все отойдет опекуну. Государство своего никогда не упустит.
Значит, опекунше в смерти девушки выгоды никакой. Вдруг хотела больше контроля и действительно не знала, что за дрянь на опекаемую надела?
Как же мало информации! Строю гипотезы практически на пустом месте, а все может оказаться совершенно не так.
Протяжный скрип двери прервал поток мыслей. Через мгновение из комнаты слева в коридор вышел на нетвердых ножках маленький темноволосый мальчик. Хныча, он сначала замер, а потом побежал ко мне с криком:
— Мама-а-а!
Я ошалело подхватила малыша на руки. Прижав к груди, ласково зашептала:
— Ну что ты, маленький? Не плачь. Все хорошо.
— Ох ты ж, опять проснулся, — пробормотала няня.
Крича так, что закладывало уши, ребенок судорожно цеплялся пальчиками за влажную ткань моего балахонистого платья.
Сколько ему? Год? Полтора? Если он меня называет мамой, то где папаша-то?
Откровенно растерявшись, энергично покачала и несколько нервно погладила заходящегося криком малыша по волосам, обнаженной спинке. Я честно старалась его успокоить, однако ничего не выходило. За взрослыми тяжелобольными людьми с шестнадцати лет знаю, как ухаживать, а вот опыта нянчиться с детьми нет.
Не понимая, что делать, встревоженно глянула на пожилую няню. По-доброму улыбнувшись, она пояснила:
— Так с нашим Петюней не выйдет. В кроватку укладывать надо.
— У меня платье мокрое и в песке.
— Значит, позже понянчитесь. Сейчас давайте-ка мне, — осторожно забрав ребенка, женщина сноровисто прижала его к уютной большой груди. Мальчик тотчас перешел с ультразвука на хныканье. — Голосистый у вас братишка. Прямо как вы в младенчестве, — пробормотала и деловито добавила: — В ванной полотенца сегодня поменяла.
Тепло улыбнувшись напоследок, няня поразительно бесшумно для ее тучной фигуры направилась в комнату крикуна.
Душу острыми когтями царапнуло сожаление. Жаль, что Петя оказался братом. Я уж обрадовалась, что судьба дала то, о чем тщетно мечтала многие годы. Собственно, из-за моей бесплодности мы и разошлись с супругом, прожив вместе пять лет.
Плотно сжала губы. Нечего в новую жизнь тащить застарелую боль. Надо думать о насущных проблемах. Пока няня занята малышом, разберусь, что тут и где. Заодно поищу ванную. Не думаю, что в доме, кроме нас, кто-то есть: вопли ребенка и мертвого подняли бы на ноги.
Тщательно вытерев грязные ступни о придверный коврик, пошла по коридору. Две двери справа, две слева и одна в конце. Где комната Пети, я уже знаю. Пора выяснить, что в остальных.
Заглянула за первую справа. Там оказалась маленькая кухонька. Немного помедлив, перешагнула порог. Здесь, так же, как и в коридоре, стены «украшали» потертые грустные обои. Единственное, что радовало глаз, — белый узорчатый тюль на окне да клеенка с голубыми цветочками на кухонном столе.
Прислонившись к косяку, с грустью осмотрела старую мебель. Той, как и у нас когда-то с мамой, было по минимуму: парочка открытых полок с нехитрой кухонной утварью, под ними жались друг к другу напольная тумба, плита и мойка, в дальнем углу скромно притулился видавший лучшие дни холодильник.
М-да, похоже, с деньгами реально туго.
Беспрестанно хмурясь, я вернулась в коридор и приоткрыла первую дверь слева. Здесь свет не горел. Сквозь занавешенное таким же, как и на кухне, узорчатым тюлем окно пробивались пока еще слабые лучи утреннего солнца, вполне позволявшие разглядеть обстановку.
Помещение оказалось малюсеньким. На полу лежал круглый явно вручную сплетенный из разноцветных нитей коврик. По одну сторону от окна важно возвышался высоченный старинный шкаф, ближе к двери расположился пузатый лакированный комод, на нем — ровной стопочкой какие-то вещи.
Повернулась к застеленной покрывалом металлической кровати с горкой из трех подушек. Рядом стояла тумбочка, покрытая белой ажурной салфеткой. Прищурившись, заметила на ней очки для зрения.
Чистенько и простенько. Почему-то мне кажется, что это — территория няни.
Не исследованными остались два помещения.
Пройдя в самый конец коридора, осторожно толкнула дверь. Тотчас ярко вспыхнул свет. Бегло оглядела чистую, но неказистую ванную комнату, совмещенную с санузлом, неодобрительно качнула головой. Здесь также требовался ремонт. А вот наличие стиральной машины обрадовало: хоть не руками стирают.
На выкрашенной темно-синей краской стене около длинной полки с неожиданно внушительным запасом разноцветных флакончиков и стопки чистых полотенец висело большое круглое зеркало.
Внезапно быстро-быстро застучало сердце. Как теперь выгляжу для меня по-прежнему тайна. Откровенно говоря, смотреть на свое отражение страшновато. Понимаю, что придется, но, пожалуй, прежде схожу за чистыми вещами.
Ну а потом пойду мыться, скорбеть об утраченном да знакомиться с новой внешностью. Где деве юной, как не под шум воды в ванной, поплакать над горькой судьбинушкой?
Когда плакала последний раз, уже и не помню. Возможно, стоит попробовать? Вдруг разревусь? Ситуация-то располагает.
Усмехнувшись собственным мыслям, я повернулась к входу в последнюю комнату. Подергав ручку, с удивлением обнаружила, что открыть дверь не получается. Попыталась снова. Однозначно заперто.
Опаньки. И как попасть внутрь?
Память услужливо подкинула фразу няни: «Госпожа, вы ведь из окошка вылезли?». Если это действительно так, то запереть дверь перед побегом вполне логично.
Но что теперь делать-то? Обойти дом и залезть снаружи?
Нахмурившись, я почесала затылок, затем предплечье: кожа от соленой морской воды нестерпимо зудела. Шастать в темноте по незнакомому двору, еще и пытаться залезть в окно откровенно не хотелось.
Стоп! Как же я забыла? Я ж теперь волшебница! Может, замок как-то расплавить?
Не-не, с деньгами негусто, а во мне вандал-пиромант просыпается. Так и дом недолго спалить. Придется идти
