ценность в жизни — это свобода. Был женат, но понял, что такая жизнь не для меня.
— А я?
— Что ты? У тебя счастливая семья.
— То же мне счастье! А если не могу жить без тебя?
Не понимаю, как можно так долго говорить. Хотел было подойти, сказать: «Пора бы в койку!» Так ведь не поймут, обидятся. Всё больше их разговор напоминает что-то вроде заклинания — она умоляет снова как бы возродить всё то, что было, а он всячески этому противится. Не хватало ещё, чтобы встала на колени перед ним… Куда её женская гордость подевалась? По себе знаю, что так мужика невозможно убедить, наставить на путь истинный. Чем больше женщины нас любят, тем скорее нам это надоест. Во всём нужна умеренность, ведь даже очень вкусное блюдо приедается, если этим кормят каждый день.
А она опять:
— Ты меня уже не любишь?
— Зачем ты так? Нам вместе было хорошо.
— Ну вот.
— Что вот?
— Ты нашёл себе другую.
— Да никого у меня нет!
— Я знаю, я это чувствую…
— Всё не так.
— А как?
Дальше я подслушивать не стал — по-тихому ушёл, а Нинка пусть сама добирается домой.
Эта история имела продолжение. На следующий год мы с ребятами прилетели в Крым, а Нинка должна была чуть позже приехать вместе с Олегом на его машине. И вот сидим на пляже, без Нинки веселье совсем не то, и вдруг хозяйка нашей съёмной квартиры прибегает:
— Вам телеграмма-молния.
Читаю: «Я в джанкойской больнице. Олег погиб».
Потом уже, когда Нину привезли в Новый Свет, оказалось, что отделалась ушибами, да кое-где кожу об асфальт ободрала — дверь с её стороны была неплотно закрыта, поэтому при столкновении их автомобиля лоб в лоб с грузовиком Нину выбросило на асфальт. Видимо, Олег гнал со скоростью под двести, и в такой ситуации у него была лишь одна возможность сохранить свою жизнь — расправить крылья и вопреки законам физики взлететь как птица. Он попробовал, но, увы, нам это не дано.
Ну а Нинке мы помогали, как могли. Раны быстро заживали, с неделю погрустила, а потом опять в загул. В принципе, так и надо, даже с одним парнем из нашей компании переспала, но я её не осуждаю, хотя такой способ восстановления душевного здоровья для меня совершенно неприемлем.
В этом я убедился, когда в Москве встретился с Ириной. И снова закрутилось! А потом скончался её дед, профессор, заведующий кафедрой в каком-то институте, его стараниями поддерживалось материальное благополучие в семье. Мать Ирины к тому времени рассталась с мужем, он ушёл к другой, вот и пришлось заняться разведением собачек — пекинесов продавала по триста рублей за штуку, в те времена на эти деньги можно было жить. Ирина тоже не сидела сложа руки — снималась в массовках, а затем вышла за поляка, он учился в столичном мединституте на врача. Но то ли слишком ревнив был по натуре, то ли я поспособствовал их разрыву, но Ирина оказалась к тому времени на распутье. А тут ещё помер дед…
И вот сидим у неё в комнате.
— Мне так грустно! — говорит Ирина, а глазами почему-то указывает на диван, где мы обычно проводили время, если встречались у неё.
А я в недоумении: ну можно ли в такой момент? Потом всё-таки уговорила, но как я ни старался не смог Ирину ублажить. Вот то же самое и с Нинкой, даже не попробовал.
Уже гораздо позже, когда снова оказались в Крыму, сидим с Нинкой как-то поздно вечером вдвоём, уже выпили шампанского, а голова кружится после поцелуев — это и понятно, давно не виделись, а возможно, дело в том, что для меня другой подружки не нашлось. И тут что-то на меня нашло, говорю:
— Давай поженимся!
Опять объятья, поцелуи… Но я-то имел в виду нечто гораздо большее, только постарался в меру своих способностей и самочувствия облечь это в завуалированную форму. Не мог же я сказать ей прямо: а давай-ка переспим! Проблема в том, что в нашей компании меня воспринимали слишком уж серьёзно, если заходила речь о взаимоотношениях полов. Не то чтобы видели во мне выгодную партию, однако даже флирта избегали, если не было надежды на продолжение, то есть перспектив зарегистрировать наш брак.
Однако Нинке такие перспективы вдруг почудились. Мужа ей мало? Тем более, что я не претендую на его место — мне бы только немного женской ласки и никаких взаимных обязательств. Ну почему с другими можно, а со мной нельзя? В общем, кое-как ей всё это объяснил, но она два года дулась на меня. Или всё ещё надеялась? Вот так невоздержанность в словах может привести к финалу искренней и нежной дружбы.
Глава 4. Сын ошибок трудных
Не думаю, что все согласятся с моим мнением, но иногда кажется, будто понятие «дружба» постепенно утратило свой прежний смысл. Вот что раньше по этому поводу писали: «сам пропадай, а друга выручай» или «за друга в огонь и в воду». Но с тех пор, как появился интернет, во «френды» стали записывать всех подряд, если состоишь в переписке или, скажем, общаешься на форуме одноклассников или заядлых грибников. Именно поэтому я бы не назвал друзьями ребят из нашей институтской группы — приятно друг с другом пообщаться, но здесь тот самый случай, когда этот расхожий термин совершенно ни при чём.
Случилось так, что напала на меня тоска — прежняя наша компания практически распалась, поскольку кто-то предпочёл отдыхать на даче, кто-то нянчится с детьми. А куда холостому мужику вечером в пятницу податься? Нашёл в записной книжке телефон парня из нашей институтской группы, можно сказать, что напросился в гости, а он не возражал. Вадик к тому времени успел жениться, но детей так и не завёл, в общем, славно посидели, вспоминали былые времена, а при расставании договорились о новой встрече. И вот звоню недели через две, отвечает Тамара, его жена:
— Приезжай!
Приехал. Но оказалось, что Вадика дома нет — срочная командировка. Как поступить в подобной ситуации, особенно если в руке непочатая бутылка коньяка, а с кухни доносится ароматный запах, возбуждающий зверский аппетит? Решил, что Владика не убудет, если поужинаю с его женой, а пить в одиночку — это последнее дело, я так не могу.
В общем, тоже неплохо посидели, Тома рассказывал о себе, да и жаркое было вкусное, хотя с коньяком не очень сочеталось. И вот когда
