Выудив спутниковый телефон из сумки, оборотень, стремительно пронесшись к двери, выскочил наружу, по пути схватив футляр с луком.
На палубе его встретил легкий прохладный дождь. Гаррет запрокинув голову, подставил лицо навстречу каплям, изо всех сил стараясь успокоиться. Как только ему удалось справиться с худшей в его жизни вспышкой ярости, он набрал номер брата.
— Лаклейн, она со мной.
— Это превосходно! Ты терпелив с нею?
Мгновенное колебание, затем Гаррет признался:
— Нет, не совсем, но пытаюсь.
— Следи за своими действиями, брат. Я никогда не прощу себя за то, что творил с Эммой.
Голос Лаклейна дрогнул от сожаления.
— Не соверши ту же оплошность. И не поступай, как Бауэн. Учись на наших ошибках.
Их двоюродный брат Бауэн обошелся со своей парой Марикетой Долгожданной еще хуже, чем Лаклейн с Эммой. До того как Бауэн признал, что Марикета его судьба, он едва не убил ее.
— Валькирия злится, что ты поймал ее?
— О, да, — рыкнул Гаррет и, пересказав брату разговор с Люсией от апокалипсиса до клятв, закончил словами: — Я хочу задушить ее.
— Ты же не позволишь ей пойти с тобой, чтобы остановить этот конец света?
— Ад кромешный, конечно нет. Просто разрешаю ей думать иначе, пока не вытащу из нее больше информации.
— Это хорошо, — одобрил Лаклейн. — Сейчас ты с валькирией можешь начать все заново. У тебя появилась возможность, не облажайся с ней. Наберись терпения.
Терпения?
Прежде чем Гаррет смог поправить его, Лаклейн продолжил:
— Ты, если уж придется, сглаживай шероховатости первым. — Затем ворча, добавил: — Боги знают, я так и делал.
Гаррет услышал, как Эмма сонно пробормотала:
— Лаклейн, возвращайся в кровать. Уже поздно.
Два часа дня в Шотландии — глубокая ночь для вампира.
— Я буду через секунду, любимая.
На мгновение Гаррет ощутил зависть, затем устыдился собственных чувств. После всех пыток и заточения в руках Орды Лаклейн больше, чем кто-либо из мужчин, заслуживал утешения, которым суженая с пепельными волосами с избытком одаривала его весь прошлый год.
— Иди к своей королеве, брат.
— Позвони мне завтра, — попросил Лаклейн. — Нам предстоит многое обсудить. Помни — она изменит свое мнение, если ты будешь хорошо с ней обращаться и уважать ее убеждения.
Ее убеждения. Маленькая лицемерка. Гаррет испытывал отвращение к подобным клятвам, находя их оскорбительными. Ликаны уважали пищу, прикосновения, секс. Она не ест, отказалась от радостей секса, но, видят боги, он ей устроит бурю эмоций одними ласками, ведь прикосновения никто не отменял. Сегодня вечером. Да, он это сделает…
— Не забывай, Гаррет, тебе дается только одна женщина. На всю жизнь.
Повесив трубку, Лаклейн вернулся в кровать, тихонько устраиваясь рядом с Эммой.
Но та еще не спала.
— Это был Гаррет?
— Да, — Лаклейн притянул жену в объятья, вдыхая сладкий аромат. — Он нашел Лучницу.
— Ну и как она его встретила? — Эмма мельком взглянула на него, читая выражение лица. — Достойно, да?
— Тяжело, когда подруга другого вида. Вспомни, с чем пришлось столкнуться нам. А Бауэну и Марикете?
Бауэну, вероятно, пришлось труднее всех. Он считал, что его пара погибла, и больше столетия оплакивал ее потерю. Как раз в этом году, участвуя в гонке за талисманами, Бауэн повстречался с Марикетой Долгожданной — ведьмой. Будучи уже безнадежно влюбленным в нее, Бау, презирая себя за неверность, возненавидел Мари, обвинив в том, что она соблазнила его с помощью колдовских чар. Когда едва не стало поздно Бауэн разобрался, что в случае с Марикетой некоторые вещи… не всегда такие, какими кажутся.
Эмма вздохнула:
— Как ты думаешь, у тети Люс и Гаррета получится?
— Я точно знаю: брат почти по уши втрескался в твою тетю.
Он грудью ощутил ее смешок.
— Если Гаррет хоть немного похож на тебя, тогда тетя по уши влюбится в него.
— Будем надеяться. Гаррету давно нужна хорошая женщина. А теперь, ангелочек, — Лаклейн пальцем приподнял подбородок Эммы, — ты, случайно, проснулась, не изнывая от жажды?
Глава 26
Хотя Люсия валилась с ног от изнеможения, о сне можно было и не мечтать. Снаружи бушевал шторм, и, по мере того как посудина упорно пробивалась вперед сквозь тьму, нос судна с треском раскалывал налетающие волны одну за другой, не давая Люсии расслабиться и провалиться в спасительное забытье. Теперь она поняла, почему носовая каюта не относится к привилегированным.
После ухода МакРива Люсия еще долго, уставившись на дверь, представляла себе картины того, что бы произошло, если бы она предпочла иной вариант и могла бы провести ночь с этим сильным мужчиной без каких-либо последствий. Единственной преградой между ними оставалось бы прошлое, ее постыдное прошлое.
И загубленное будущее.
Если шотландец чувствует такое отвращение к ее обету безбрачия, то как тогда отреагирует, узнав, что она разделила ложе с дьяволом?
Люсия лежала в темноте, всматриваясь в новый, размером с кулак, «иллюминатор», когда возвратился насквозь промокший МакРив. Не говоря ни слова, он выхватил из своей сумки бритвенный набор и направился в душ.
Бриться? И мой лук взял с собой?
Когда Гаррет вышел через десять минут с гладким, чисто выбритым лицом, на нем не было ничего, кроме полотенца и браслета. Оборотень установил чехол с луком возле двери каюты, а затем, словно волк, встряхнул волосами.
Боги всемилостивые, этот мужчина — само совершенство. Смуглая от загара кожа с капельками воды, безупречный мускулистый торс с дорожкой золотистых волос посередине.
Люсии захотелось потереться об нее лицом.
Один лишь взгляд на него в таком виде, и усталость сняло как рукой, а плоть предательски увлажнилась вопреки ее желанию. Валькирия, вонзив закрутившиеся когти в ладони, украдкой сжала бедра.
— Я знаю, как поступлю, — возвестил МакРив с непроницаемым выражением лица.
— Уедешь?
— Нет, красавица. Хотя думал об этом. — Он устроился на краешке кровати. — Ты не полностью придерживалась целомудрия в ту первую ночь на болоте. Поэтому, считаю, мы можем делать все то, что делали тогда.
— Все, что мы делали?
— Ты останешься целомудренной, если не будет проникновения. Вот почему ты остановила меня в тот раз — готов поспорить, что, если бы я не попытался взять тебя, ты бы позволила мне продолжать, пока я не кончил бы.
Ее рот приоткрылся.
— Нет, ты не можешь знать наверняка.
— Ты говорила, что не примешь мужчину в свое тело. Это не значит, что я не могу ласкать твою грудь и всю тебя. И не означает, что ты не можешь делать то же самое со мной.
— Мы не сдержимся. — Ликану под силу соблазнить ее — она сдастся этому дикому безрассудству, живущему в ней: — Ты постараешься уговорить меня на большее.
— Я не стану этого делать. Подожду, пока ты не скажешь мне, что готова. Пока не скажешь, что хочешь меня.
Она колебалась.
— Я могу чересчур увлечься… и ляпнуть что-то подобное, о чем потом горько пожалею.
— Тогда произнесешь это вне кровати.
Он посмотрел тем самым особенным взглядом. Ее сердце пустилось вскачь, полностью избавляя тело от остатков усталости. Но прежде, чем разум окончательно отключится, ей необходимо получить от него клятву.
— Что бы ни произошло. Что бы я ни говорила. Или как поступала?
— Я никогда не сделаю того, чего ты сама не захочешь. Вот почему я взял у гребаных ведьм этот браслет.
— Я серьезно! Ты поклянешься Ллором?
— Да, я клянусь. Мы договорились?
— Я не… — Люсия умолкла, зачарованная его завораживающим взглядом. Какая женщина сможет отвергнуть мужчину, который смотрит на нее таким образом? Наконец она слабо кивнула.
Без единой секунды промедления МакРив потянулся к ее одежде.
— Давай снимем с тебя это.
Гаррет стянул с нее топ через голову и, казалось, потерял дар речи при виде бордового лифчика. Валькирия не выбирала именно красный оттенок, потому что знала, что МакРив увидит его этой ночью — по правде сказать, почти все ее белье теперь было в ярко-алых или малиновых тонах.
