Жена перестала стонать и прислушалась к моим песнопениям. Дарра, воспользовавшись моментом, быстро разложила по животу листья ммонге, облегчающие процесс родов. Присоски плавно вошли в плоть, жена лишь слегка поморщилась. А я, чтобы отвлечь ее от боли, уже напевал дальше:
О слово величавое «любовь!»,
С тобою жить приятней, веселее.
Слова признаний будоражат кровь,
И ласки вдруг становятся смелее.
Больше ничего на ум не шло, и я заново начал свою песню. Цита смотрела на меня, зачарованно улыбаясь. Когда же послышался тонкий плач моего младшего сына, жена словно очнулась:
— Как? Уже?
По обычаям княжества Дарра положила ей на грудь младенца, блестящего от сока ммонге, которым его сразу обтерли.
— О, Наягна, я все пропустила! Лей, это ты меня отвлек! — воскликнула Цита и расплакалась. Слезы катились по щекам моей ненаглядной.
— Все уже позади, любовь моя, — прошептал я, обнимая ее и целуя ребенка в темечко.
Дарра внимательно посмотрела на роженицу и ласково осведомилась:
— У тебя ничего не болит, девочка? Если нет, я сниму листья. Долго их тоже держать нельзя.
— Со мной все в порядке, — устало заверила Цита. — Еще никогда роды не проходили так легко. Дарра понимающе улыбнулась: у трезов дети рождаются в ужасных муках. Слова Циты задели меня. Она рожала раньше. И, наверное, есть дети. Я увидел, как взгляд жены затуманился: видимо, наши мысли текли в одинаковом направлении. Я постарался отогнать от себя мрачные подозрения. Дети. На долю секунды Цита нахмурилась, но постаралась не выдать печали в столь радостный день. В комнату уже заходили члены княжеской фамилии: Нулза с детьми, мои сыновья и Аллинара, старый Мойн, но впереди всех вбежала Лейя и деловито кинулась к новорожденному брату.
— Фу, Цита. — Маленькая негодница скривила недовольную рожицу. — Какой же он страшный, прямо как Юнгар Содиген!
— Да что ты такое говоришь, Лейя? — изумился я. — Посмотри, какой красивый малыш! — Я взял ребенка на руки и в присутствии семьи провозгласил: — Да ниспошлет тебе Наягна милости свои, и боги Трезариана уберегут тебя от невзгод! Ты принадлежишь Кхрато-аннам, и имя тебе… — Я выразительно посмотрел на Циту.
— Фьюнис, — чуть слышно прошептала моя жена. Клянусь, я бы и сам не выбрал лучшего имени.
— Фьюнис! — громогласно повторил я.
— Приветствуем тебя, Фьюнис Кхрато-анн! — пропели мои родственники вразнобой и сразу заспешили по своим делам.
Лишь одна Лейя не собиралась уходить и натужно вздыхала, почему ребенка не назвали Юнгаром, если он такой же страшный.
Когда мы остались одни, я осторожно переложил сына в сплетенную из корней ммонге колыбельку, помнившую еще моих старших детей. Цита, как ни храбрилась, но усталость взяла свое, и глаза супруги начали закрываться.
— Я люблю тебя, — проронила Цита, погружаясь в глубокий сон.
— Я тоже тебя люблю, сокровище мое, — признался я и снова начал тихо напевать:
Мне помогли бы небеса,
Все чувства выразить словами!
Планеты нашей чудеса
Уже лежали б перед вами!
— Чьи это стихи? — пробормотала Цита, засыпая. — Никогда раньше не слышала.
— Тебе нравится? — осторожно поинтересовался я.
— Угу. Очень, — сонно пробормотала Цита.
Я не решился признаться в авторстве. Пока искал жену, ни о чем другом думать не мог. Как-то неосмотрительно дал указание живому перу написать документы для суда, а оно зафиксировало мои мысли. Конечно, стихи оказались не такими гладкими, как те, что диктовал мне Матео. Но для первого раза сойдут. Намереваясь оберегать сон жены и новорожденного сына, я уселся на подушки рядом с кроватью.
Глава 55. Цита
Я вскрикнула во сне и проснулась. Моего бедного мужа от неожиданности подбросило на кровати, а внизу зарычали куланги.
— Что случилось, любовь моя? — Лей потянулся ко мне, продирая глаза спросонья.
— Страшный сон. — Я передернула плечами и, устроившись в объятиях мужа, постаралась уснуть. Но снова и снова видела, как на простынях, промокших от крови, умирает моя младшая сестра Ирриче. Синие губы, белое, как полотно, лицо. Никакой помощи, только одна Лаасе, заламывающая руки, а в другой комнате Матео, черный от горя и отчаяния. А если Ирриче умрет, то Матео не жилец на этой планете. Он что-то сделает с собой, что-то мистическое и страшное. Я вздрогнула от страха, выдохнула, а набрать в легкие воздух уже не смогла, стараясь дышать, но дыхание сбилось. Это не укрылось от Лея.
— Что происходит? — Муж сел на кровати и внимательно посмотрел мне в лицо.
— Мне снится, что умирает моя сестра, и Матео Маас как-то с ней связан, — пробормотала я всхлипывая.
— Какая еще сестра? А Матео тут причем? — недовольно воскликнул Лей. — Давай подключусь к твоим эмоциям, уберу пустые переживания.
Я согласилась не раздумывая. Пока муж входил в мои мысли и убирал плохие эмоции, я тихонько позвала механическую паури, низко парившую на середине комнаты с люлькой в клюве. Фьюнис, самый красивый из детей, тихонько сопел во сне, не выпуская изо рта ругету — специальную соску, наполненную стиной. У стреттов грудное вскармливание длится ровно полгода, а затем ребенка сразу отлучают от материнского молока, заменяя его взрослой пищей стреттов — чудодейственной стиной. Я поправила пеленки, сотканные из тончайшего шелка Негоже сыну князя лежать на обычных тряпках. Фьюнис завозился во сне и выплюнул ругету. Я осторожно убрала соску из колыбели и залюбовалась сыном, крупным щекастым мальчуганом со слегка раскосыми глазами Лея и черным чубчиком волос.
— Кажется, там все плохо, — поморщился Лей и поспешно добавил: — Ты увидела будущее. Но пока ничего не случилось. Нужно предупредить Матео!
Муж подскочил с кровати и заходил взад-вперед по комнате, один раз чуть не налетев на люльку Фьюниса. Я забрала сына к себе, приказав гронгле взмыть вверх, к аризам, что раскачивались в корзинах под парусами, касающимися мозаики купола.
— Слышишь меня, Матео? — позвал Лей. Но брат Лаасе не отзывался. Муж нервно теребил плетеную петлю халата, постоянно повторяя кодовую фразу. Ответа не было. Когда князь стреттов уже собрался приказать седлать Шаррума, надрывно заверещали верхние гронглы, предупреждая о приближающемся чужаке. Одинокий всадник на всех парах мчался прямо в замок Стратту-анне, и только звук, издаваемый пернатыми сиренами, заставил его притормозить.
— Триш Тан, адъютант Матео Мааса, просит срочной аудиенции у князя стреттов, — тут же оповестил Нэкс своего сюзерена.
— Впустить немедленно! — распорядился Лей, на ходу запахнув халат, и опрометью выскочил из спальни.
Я понимала, что муж сделает все, чтобы предупредить Матео и мою сестру. Как связана Ирриче с Маасом, я не понимала. Сестра незадолго до моего исчезновения стала невестой Эшта Дина, в которого влюбилась без памяти. Отец, очень осторожный человек, не захотел заключать кула-тау — полный контракт, по которому женщина становится собственностью семьи мужа, а заключил половинный. Календарный год уже подошел к концу, и контракт Ирриче мог перейти в кула-тау. Но причем тут Матео Маас? Я увидела между ними зеленую нить, ясно показывающую на брак и полный контракт. Но, скорее всего, у меня просто разыгралось воображение. Хотя если бы угроза не нависла над Матео, мой муж палец об палец не ударил бы ради моей сестры. Я с большим трудом разбиралась в механизме устройства информационного поля и решила, что просто напутала. Что взять с трезарианки, только-только обучившейся премудростям стреттов?
Глава 56. Лей
С высоты полета я рассматривал город, отвоеванный у долины смерти. Высокие дома, примостившиеся к скалам, словно вросшие в них. Подвесные мосты, натянутые высоко над гейзерами на металлических тросах, соединяли город наподобие улиц. Башня ратуши отливала золотом в лучах трех светил. Казалось, весь Алленчаазе купается в желтом мареве. Триш подернул поводья, и конь резко поменял направление. Над нами показалось величественное сооружение, расположенное в целой гряде скал. Внутри виднелись подвесные мосты и башни. На террасах в кадках росли экзотические цветы, а во внутреннем дворе шла смена караула. Дворец Брао открылся подо мной во всей своей красе. Я даже рассердился на жену. Вполне возможно, Цита бывала здесь или даже жила, но, увидев великолепие, сравнимое с любым из моих замков, я понял, что фантазии моей жене не занимать. Триш опустил коня во внутренний двор и повел меня к Матео. Я отбросил мысли о Ците, ее жизнь во дворце Брао меня почти не интересовала. Я женился на ней по любви и от восхищения ее бесстрашием. А кем она приходилась сенатору? Разве это так важно?
