Тринали встретила их тысячами золотистых огней, освещающих дома и улицы, вычищенными дорогами и тем особым духом богатства и довольства, что свойственен только высшей власти. На широких улицах было пустынно. Редкие прохожие, главным образом слуги, низко кланялись, срывая с голов шапки, при виде кареты с королевскими гербами и, точно так же, как селяне, провожали ее любопытными взглядами.
Карета с необычным сопровождением проехала мимо особняков знати, окружавших королевский дворец, свернула на боковую улицу, заехала в дворцовый парк со стороны крыла принца, беспрепятственно миновала заставу, караул которой с поклонами пропустил кавалькаду, едва завидев всадников.
Чем ближе они подъезжали к дворцу, тем сильнее тревожилась Амирель. От беспокойства она напряглась так, что заболел живот. Как же ей хотелось очутиться снова в домике младшего садовника под защитой графа Холлта! Только там она чувствовала себя в безопасности, но, как оказалось, призрачной. Когда же ее жизнь станет спокойной? А вдруг никогда?
Открылась дверца и главный стражник подал ей руку, помогая выйти из кареты, но у нее так дрожала ладонь, что он предпочел обнять ее за талию и спустить вниз, на землю. Не отрывая рук, склонился к ней и тихо прошептал на ухо:
— Не бойся, малышка! Я же сказал, что никому тебя не отдам! — это прозвучало как клятва, и она удивленно вскинула брови. Он с напором повторил, глядя ей в глаза: — Никому! Успокойся!
Амирель не поверила. Как простой стражник сможет не отдать ее главе тайного королевского сыска, если тот прикажет? Конечно, это только слова, призванные ее утешить, и ничего больше. Не нужно считать их обещанием.
Да и не хочет она быть для этого стражника более близким человеком, чем обычная попутчица. От него веет чем-то неприятным, страшным и даже жестоким. Будь ее воля, она держалась бы от него подальше, несмотря на то, что он очень хорош внешне и чем-то напоминает ей суженого из сна.
Едва войдя в свою часть замка, принц приказал:
— Портних ко мне! — и, взяв Амирель за руку, повлек ее по коридорам, не обращая внимания на низко кланявшихся ему слуг.
Амирель тихо ахнула, оказавшись в комнате, названной стражником малой гостиной.
— Ты будешь жить со мной здесь, — произнес он как само собой разумеющееся. — Теперь эта комната будет твоей. Думаю, если добавить сюда несколько женских финтифлюшек, из нее получится приличный будуар. Отсюда вход в мою спальню, но я отдам ее тебе вместе с гардеробной, малой трапезной и своей читальней. Мне вполне хватит оставшихся кабинета, большой гостиной, большой трапезной, зала для упражнений и оружейной. Тебе достаточно комнат или стоит пробить стену в соседние апартаменты? Они все равно пустуют.
Она в изумлении смотрела на него, не понимая, смеется он или говорит серьезно. Да в этой комнате, отчего-то называемой им малой, можно разместить несколько домиков младшего садовника! Правда, в домике ей нравилось куда больше… А здесь она чувствует себя муравьем, случайно заползшим на огромную лошадь и не ведающем, как спуститься обратно.
— А нельзя мне поселиться где-нибудь в маленьком тихом домике? — спросила она, уже зная ответ.
Торрен сердито сверкнул глазами и отрезал:
— Мне не уберечь тебя в маленьком тихом домике. Если только жить там вместе с тобой. Но на маленьком пространстве соблазнов во много раз больше, я слишком часто буду тебя видеть. И не только в платье. Разве не так? — И нежно спросил, интимно понизив голос: — Или ты готова стать женщиной? Моей женщиной? Я-то давно готов сделать тебя своей, с той самой минуты, как увидел впервые. И сдерживаюсь с огромным трудом.
Она смущенно потупилась. Когда он разговаривал с ней таким вкрадчивым соблазняющим тоном, она терялась и не знала, что ему отвечать.
Принц протянул руку, желая обнять Амирель, но не успел к ней прикоснуться. Она сделала быстрый шаг назад, стараясь держаться на расстоянии, хотя и не таком безопасном, как бы ей хотелось.
Принц свел брови в одну сердитую линию, но нехотя одобрил ее поведение:
— Вот видишь, ты все понимаешь, — и без остановки перешел к насущным делам: — тебе нужны служанки. Я пришлю горничную и камеристку, но позаботься, чтоб мне они не встречались. Не люблю в своих покоях чужие глаза и уши. А пока можешь познакомиться со своим новым жилищем, только наружу не выходи, это может быть опасно. У входа в мою часть дворца стоит караул, для безопасности я поставлю верных людей и у моих личных покоев. — Помедлив, приказал: — Если вдруг кто-то сюда войдет, ни с кем не говори и в глаза не смотри! Мне нужно отлучиться, доложить королю, что я прибыл, но я скоро вернусь. — Ласково погладив ее по щеке, попросил: — Не скучай! — и вышел.
Скучать ей не пришлось, хотя ей очень хотелось немножко передохнуть и прийти в себя. Нарушая ее уединение, тут же появились две женщины с портновскими метрами и бумагой для записей. Ничего не сказав и даже не попросив девушку снять плащ, старательно обмерили, записали размеры и так же вышли, присев у дверей в прощальном реверансе.
Амирель слегка подосадовала на их безмолвие. Все-таки хотелось, чтоб они узнали у нее, что ей нравится, а что нет. Хотя какой от нее прок, если она ничего не понимает ни в портновском искусстве, ни в придворной одежде? А что они молчали, то наверняка это стражник запретил им с ней разговаривать.
Решив не портить настроение пустяками, пошла в комнаты, осматривая новое жилище. Отданные ей апартаменты были огромны, роскошны, но сразу было видно — здесь живет мужчина. Ничего лишнего, никаких ваз, цветов и, как сказал стражник, женских финтифлюшек.
Мебель удобная, красивая, но слишком уж, на ее взгляд, громоздкая. Сидя на стуле, у нее болтались ноги в воздухе, как у ребенка. Размеры стражник явно заказывал под себя, ему-то удобно, а вот ей — нет.
Обитые однотонным штофом стены, серым и светло-зеленым, выглядели почти уныло, и только в малой трапезной мелкая золотистая полоска радовала глаз. Потолок с узкой белой лепниной по краям казался слишком простым для остальной обстановки, хотя даже в коридоре лепнина блистала позолотой.
Похоже, стражник не любит роскошь. Или просто он ее не заслужил?
Но все было довольно приятно и соразмерно. Единственное, что Амирель ужасно не понравилось и даже ужаснуло, — в малой гостиной, ставшей ее будуаром, на стене висела огромная медвежья шкура с оскаленной мордой, глазами которой служили ярко-зеленые блестящие камни, возможно, изумруды.
Все же охотничьи трофеи не должны украшать женский будуар, да и просто было жаль бедного медведя. Но она здесь не хозяйка, и что-либо менять не в ее власти.
Из отданной ей спальни две двери вели в гардеробную и умывальню. Немного подальше по коридору располагалась так называемая малая гостиная, а ныне ее будуар, в которой свободно могло уместиться целое стадо коров, да еще и для овец бы место осталось. Малая трапезная понравилась ей больше всех, здесь было уютно, ее высокие арочные окна выходили на дворцовую площадь.
Едва заглянув в них, поняла, что может смотреть так бесконечно — до того это было интересно. В прозрачные стекла чисто вымытых окон была видна почти вся дворцовая площадь. По ней то и дело проезжали кареты и всадники, проходили какие-то люди в самых разных нарядах, вокруг толпился разномастный народ, точно так же, как и она, глазеющий по сторонам.
От рассматривания площади ее оторвало чье-то почтительное покашливание. Она стремительно обернулась. Стоявшие перед ней две женщины в одинаковых коричневых платьях с белоснежными туго накрахмаленными передниками и уложенными вокруг головы косами сделали почтительный глубокий реверанс.
Она также ответила им неуверенным поклоном, на что они одновременно замахали руками, придя в ужас.
— Что вы, что вы, госпожа Амирель! — воскликнула та, что была и повыше, и постарше. — Мы простые служанки. Я — Бесс, ваша камеристка, — она указала пальцем на себя, будто разговаривая с глухонемой, — а это Уилли, горничная. Нас прислал принц Торрен.
