Ульяна Соболева - Легенды о проклятых. Безликий. Книга первая

Я смотрела на раскрытые дрожащие ладони, ждущие подаяния, но у меня ничего не было. Ничего из того, что я могла бы им дать, и я жала их руки своими, затянутыми в вечные перчатки, шептала им, что на все воля Иллина и они должны верить в лучшее. Должны бороться с болезнью силой духа, а я помолюсь за них. Ведь я такая же прокаженная. Я видела, как они подносят свои руки к лицу, после того, как я их коснулась…и понимала, что дарила им надежду, которой у них раньше не было никогда. Аниса сожгут в этом месте вечной скорби, и я свято верила в то, что это лучшее погребение. Прокаженные искренне отмолят его прах и не станут проклинать.

* * *

Я ждала на башне, у самых зубьев, а позади стоили три стражника, как каменные изваяния. Можно подумать, они успели бы подхватить меня, если бы я ступила ногой в пропасть. Но я не собиралась этого делать…Моя сказка еще не окончена. Она тоже будет страшной, но принцесса не будет идиоткой, а отомстит за себя, прежде чем уйти на небеса. Я смотрела вниз, на погребальню, из которой валил дым и, стиснув челюсти, глотала слёзы, мысленно прощаясь с Анисом и чувствуя какое-то удовлетворение от того, что все же смогла добиться для него сожжения. Пусть не с почестями, но хотя бы по правилам Лассара.

А молитвы я вознесу о нем и сама. Те самые, которые мы с ним вместе придумали. Ведь если там, на небесах, есть кто-то Всемогущий, он услышит нас на любом языке и любыми словами. Для него необязательно учить пятикнижье. Он один для всех и для лассаров, и для валласаров, просто люди не знают об этом.

Урну с прахом принес Саяр. Верный пес Рейна, который грозился отрубить мне руки. Он стоял позади меня, пока я открывала крышку холодными пальцами, а потом развевала по воздуху пепел, закрыв глаза и оставляя прах на ладони, чтобы он сам летел навстречу надвигающейся снежной буре. Когда последнюю крупинку сдул ветер, я швырнула урну вниз в ров и, развернувшись на пятках, прошла мимо Саяра и других стражей к Моран, которая ждала меня у выхода на лестницу. Одно из своих обещаний я выполнила. Настал черед второго обещания. И я сегодня нарушу все планы велеара дас Даала.

* * *

Моран укладывала мои волосы, а я смотрела на свое отражение в шеанском зеркале из валлаского стекла, в котором все краски казались ярче, четче, и чувствовала какое-то безумное равнодушие к происходящему. Ярость утихла. Её сменили апатия и дикая усталость, а также решимость. Мне казалось, я вся превратилась в камень, готовый выдержать любые удары…но только после того, как разобьет собой самоуверенность и надежды безликого меида. Будь он трижды проклят!

— Моя любимая деса, это не самое страшное, что могло произойти. Это лучшее из того, что случилось с пленницей командора меидов. Я даже не надеялась на такое счастье для вас!

Ее голос врывался сквозь мрачные мысли, а пальцы раздражали прикосновениями к волосам. Счастье? О чем она говорит? Подо мной земля полыхает и воняет кровью моего народа. Счастья нет в этом мире. Его придумали безумцы и шуты. Одни — потому что не имеют разума, а другие — потому что дарят фальшивую иллюзию радости идиотам.

— Это самое позорное, что могло с ней произойти, — отчеканила я, глядя, как Моран заплетает мои косы короной вокруг головы и выпускает пряди мне на голые плечи. Красное платье, красная вуаль и фата. Кровавая свадьба. По обычаям Валасса невеста выходит замуж в красном. Это символ ее девственности и кровных уз с семьей мужа.

— Позор на голову тем, кого бросили в темницы, кого отдали в усладу солдатам Валласа, — тихо сказала Моран и поправила корсаж моего платья, усыпанный мелкими красными драгоценными камнями. — Вам это уже не грозит, моя деса. Вы избежали ужасной участи.

— Думаешь я избегу насилия? Он придет ночью предъявить свои права на меня. Эта участь ничем не лучше, чем быть изнасилованной любым из его плебеев.

Меня передернуло от одной мысли о том, что руки велеара в кожаных перчатках снова будут прикасаться к моему телу.

— Не лучше…но и не хуже. Вы не знаете, что такое насилие, моя деса. И я молю Гелу, чтобы никогда не узнали.

Я снова вздрогнула и посмотрела ей в глаза через зеркало:

— С каких пор ты молишься Геле, а не Иллину, Моран?

— Я валласка, моя деса. Я молюсь Геле с тех пор, как начала говорить.

— Или с тех пор, как достаточно осмелела, чтобы не осенять себя лицемерно звездой, а шептать молитвы своему божеству с волчьей пастью?

Я сбросила ее руки с плеч и встала со стула. Подол платья тяжело опустился к ногам, захрустел от количества украшений и страз. Рейн дас Даал не поскупился на подвенечное платье…только купил он его за ворованные деньги, отобранные у моих людей из казны Лассара.

— Я никогда не молилась Иллину, деса Одейя, я никогда не предавала свою веру.

Она прямо смотрела мне в глаза, и в этот момент я вдруг поняла, что она больше не смотрит на меня, как на хозяйку…она смотрит на меня с жалостью. Она меня жалеет и, возможно, она заодно со всеми ими, стоящими там внизу, теми, кто кричал «сжечь шеану!».

— Уходи, Моран, — прошептала я, сжимая пальцы в кулаки, — уходи и больше не возвращайся в мои покои.

— Почему, моя деса?

Она побледнела и прижала руки к груди. В темных глазах отразилась боль и непонимание, а я уже не могла остановиться:

— Потому что мы слишком разные, и твоя ненависть к лассарам теперь рвется наружу. Ты перестала быть верной рабыней, ты стала равной мне и свободной. Что тебе делать подле меня, Моран? Уходи и строй свою жизнь.

От отчаянья заболело в груди, под ребрами, и я почувствовала, как внутри поднимается смерч горечи и разочарования.

Женщина смотрела на меня несколько секунд, а потом вдруг схватила со стола гребень с железными острыми зубцами и приставила к своему горлу.

— Я поклялась умереть за вас в тот день, когда вы не дали голодным лассарским охотничьим лоакам разорвать маленькую девочку, укравшую из их миски кусок сырого мяса. Тогда вы сказали, что скорее отрубите головы им, чем позволите причинить мне боль. Все сбежались смотреть на то, как расправятся псы с голодной девчонкой и предвкушали жуткое пиршество. А вы выдернули меч из ножен Аниса и замахнулись на лоаков, которых получили в подарок еще щенками. Вы любили их… я знаю…но вы выбрали жизнь маленькой валлаской рабыни. Ваш отец подарил меня вам в тот вечер. С тех пор мы были неразлучны. И если вы хотите, чтоб я вас покинула, вам придется меня убить. Моран не нарушает клятвы.

Меня трясло мелкой дрожью, пока я смотрела ей в глаза, на ее дрожащую руку у горла, на полыхающие карие глаза. А потом холодно сказала.

— Давай! Убей себя! Докажи, что не лжешь, если любишь меня.